Жизнь доктора Жорова. Сборка

Жизнь и судьба доктора
    Исаака   Жорова

1

Большой интерес вызывают истории
Советских парней, что являясь героями,
Прошли все горнила советской эпохи;
Об этом расскажут нам ниже все строки.

Так вот Вам пример удивительной жизни,
Как надо служить своей новой отчизне;
Вверяя всю жизнь, как судьбу без остатка,
Но жизнь вся была его вовсе не гладка.

Иса(а)к его имя, фамилия Жоров,
Еврей он, конечно, без всяких там споров;
Но разве имеет всё это значение,
В эпоху советской, к коммуне в стремлении.

Начнём мы от самых его дней рождения,
Как символ борьбы с царским злом, угнетения;
В семье кустаря в Могилёве родился
И в фельдшерской школе потом он учился.

Он сельским врачом на деревне трудился,
Как доктор, леченьем больных отличился;
Внимательным слыл и заботливым очень,
Лекарствами нужными был озабочен.

Был случай однажды в крестьянском подворье,
Больной возлежал с безнадёжною хворью;
И не было денег, купить чтоб лекарство,
Но доктор вернул его в прежнее царство.

Сам продал свои сапоги и на средства
Больному купил он лекарство для «действа»;
И спас человека, вернув его к жизни,
Не дав семье «праздновать» на; его тризне.

2

Вступил в Красну(ю) армию, опытный доктор,
В гражданской войне он сражался, как отрок;
Способного парня послали в Москву,
Чтоб доктором стал, разгоняя тоску.

Страна развивалась вперёд к социализму,
Повсюду богатым в ней «ставили клизму»,
Отряды военных борцов коммунизма,
Пытались учить их азам большевизма.

Дома посещали владельцев богатых,
Имущество взять у буржуев проклятых;
Однажды столь грозный отряд «экспро(при)изма»,
В порядке внедрения в жизнь большевизма;

Нагрянул к князьям из Романовых рода,
Где царская в доме жила их порода;
Увлёкшись работой, приметив не сразу,
Но вдруг так приятно открылось их глазу.

Красавицы две оказались пред ними;
И наш Исаак вмиг оценен был ими:
-- Он очень красивый, -- но говор немецкий:
-- Дикарь он, как все, и, к тому же – советский,

Не мог он стерпеть, оскорблённое чувство
Прорвало его, доказать всё искусство,
Что даже среди дикарей есть культура,
И им неприятна здесь их процедура.

Владевший немецким, им Генриха Гейне
На память стихи его, начав их чтенье,
Обеих девиц он привёл в удивленье,
А в синих глазах родилось изумленье.

С обеих сторон в них возникло вниманье,
И боле того, родилось и желанье;
А он, как мужчина, вняв зову природы,
В свои молодые и трудные годы;

Со всей большевистскою твёрдою волей,
Еврейской нежданно-негаданной долей,
Он их упросил осчастливить свиданьем,
Казалось несбыточным это желаньем.

Слова расценили, как сущую наглость,
В них даже сквозила сплошная опасность;
Молчание принял Исак за согласие,
На это столь наглое всё безобразие.

Но, всё же, одна из них, дочка Елена,
Таясь от родителей, вышла из плена,
Исак покорил красотой, как мужчина,
Пленила её и другая причина.

Он был образован, умён и влюблённый,
Её красотой тоже стал ослеплённый,
Под стать ему – умница, царского рода,
Но может испортить карьеру «погода».

Гуляли до ночи, влюбились друг в друга,
Не против она ему быть и подругой;
Решение принято, стать чтоб женою,
Но надо порвать её узы с семьёю.

Пытался дом княжеский, сладкой мечтою
Связать чрез Елену с своею судьбою,
Явился в солдатской шинели с звездою,
Но всё же – еврей, хоть хорош он собою.

Увидев возможного «красного» зятя,
Которому дочь все раскрыла объятья,
К тому ещё и еврея, конечно,
Княгиню паралич схватил скоротечно.

Ему отказали и, выгнав из дома,
Ответом была ему княжья лишь злоба;
И даже стреляли во след за нахальство,
Как на показ, своё выставив чванство.

Но дочь их Елена, любовью объята,
За ним убежала уже без возврата;
В домашней одежде, объятая счастьем,
Готовая с ним разделить все ненастья.

Накинув шинель ей на девичьи плечи,
Уже никакой не могло быть и речи,
Они захлебнулись возникшей любовью;
И вскоре они обменялись и кровью.

Так Лена Романова, царского рода,
Женой ему стала, мешая породу,
А он, как солдат большевистский еврейский
Царям предъявил мандат свой «библейский».

3

В семейной жизни новой пары
Размолвок, споров – никаких;
И не случилось с ними кары,
Какой коснулась всех других.

Ни социальных, национальных
Различий не было в семье,
И не банальных, и повальных
Обычно мелочных везде.

Огонь и медные все трубы
Пришлось им в жизни испытать;
Они же были однолюбы,
Друг друга стали уважать.

Обоих жизненное кредо:
Учёба, труд и их любовь,
За ними тянутся по следу,
Они свою смешали кровь.

Для русской княжеской персоны
Еврейский парень стал родным,
Романовой Елен(е) Петровне
Стал с первым днём он ей любим.

Своей жене помог в учёбе,
К тому же и учился сам,
Крестьянкой записав по крови,
Иначе дальше – ни на грамм.

На пользу ей пошла учёба,
Она – и доктор меднаук,
Росла в науке, словно сдоба,
Не покладая в деле рук.

Профессор, шеф она отдела,
Минздрава этот институт,
Она в нём очень преуспела,
Её в науке люди чтут.

Он стал учеником Бурденко,
В работе опыт приобрёл;
И всё доверие-оценку
Так в эти годы и нашёл.

Больниц Москвы хирургом главным –
Ему доверила страна,
По всем делам и личным данным
Уже о нём текла молва.

Страной был послан за границу,
Познать чтоб опыт стран других,
Всегда в стремлении учиться,
Упорством слыл он за двоих.

Он двинул опыт свой в науку,
Германию всю удивил,
Язык ему не сделал муку,
С ним диссертацию родил.

Работать продолжал хирургом,
В науке сделал важный шаг,
Признав науке лучшим другом:
В анестезии стал он маг.

Создал он методы наркоза
И сам их в практику внедрил,
Где в них важна не только доза,
Последствия в нём устранил.

И в личной жизни  -- тоже счастье:
Семья росла, родился сын,
Его подмял своей же властью
Всё той же медицины джин.

Не только рос он, как учёный,
Но повышался также чин;
И в битвах жизни закалённый,
Страны стал настоящий сын.

Уже в конце годов двадцатых,
Мединститута – ректор-шеф,
Как результат его дел ратных –
Чреда последующих вех.

Он – завотделом хирургии
В Басманной клинике Москвы,
Где все работы, как родные,
Достойны светлой головы.

4

Пред самой войною с немецкой ордою,
На фронт добровольцем ушёл с первых дней,
Накопленный опыт сгодился для боя,
С его хирургией и болями в ней.

Он главным хирургом был в армиях наших,
Повязку-пакет от ожоговых ран,
Спасая бойцов от всех натисков вражьих,
Внедряя повсюду «целебный экран».

Бывало, спускался в район парашютом,
В особо опасное пекло войны,
Но где бы он ни был врачебным уютом
Заглаживал раны советской вины.

Контужен он был в этой адской жаровне,
Очнулся и понял, попал к немцам в плен,
Чтоб выжить в немецкой той лагерной дворне,
Грузином назвался, себе на обмен.

Возглавил подпольную группу в больнице,
Оставшихся пленных стараясь спасти,
И выдал за мёртвых, а сам вереницей
Из лагеря в лес их заставил везти.

Бывали моменты, что скальпель хирурга
На ствол автомата пришлось заменять,
Когда обстановка «вдали от восторга»,
И некому боле рубеж защищать.

Район пребыванья с больницей для пленных
К средине войны был оставлен врагом,
Немногих оставшихся судьбою бедных
Детальным допросам подвергли потом.

Во всём разобравшись, что редко бывает,
Назначен был главным хирургом Исак,
Продолжил войну, как и всем подобает,
Плененьем, допросам совсем не иссяк.

Он – главный хирург Белорусского фронта,
Где сам Рокоссовский стоял во главе,
Исак продолжал исполнение «фонда»,
Что так помогал от ранений в беде.

Войну всю прошёл – командарм медицины
В крупнейших сраженьях советской страны,
С оружием новой советской вакцины,
В боях доказал, все мето;ды верны.

5

К концу войны – Исак полковник,
Вся грудь в медалях, орденах,
Он – медицине словно кровник,
Науку не бросал в боях.

К научной возвратясь работе,
(Московский медицинский ВУЗ);
Завкафедрой -- в своей заботе
И в хирургии – он, как туз.

Боролся с болью в хирургии,
Специальный им написан труд,
Где в нём вопрос анестезии
Раскручен, словно «поднят пуд».

А сын Владимир был танкистом,
Он – ранен, получив ожог,
Зажила рана в темпе быстром,
Ему отцовский «След» помог.

Отца повязка от ожогов
Ему так просто жизнь спасла;
Как подведение итогов:
И сына жизнь «к врачам пошла».

Профессор, доктор медицины,
Пошёл он по стопам отца,
Для медицинской всей картины,
Достиг он звания борца.

Борца с проблемой диких болей,
Лекарство тоже изобрёл,
Тем самым внёс свою он долю,
На «нет» почти что боли свёл.

Своею выбранной дорогой
Семьи продолжил сын их путь,
Всех вместе славных дел так много,
С дороги этой – не свернуть.

Не мог смириться с явной ложью,
По делу тех «убийц- врачей»,
И пренебрёг трусливой дрожью,
Оставшись совести верней.

Он выступил за них, в защиту,
Пред ним с трибуны – полный зал
Студентов всех мединститута,
И зычным голосом сказал:

-- Советской медицины -- гордость
Все названные здесь врачи,
Всё дело в том – сплошная подлость,
О них, как громко ни кричи.

В подаренную Рокоссовским,
В машине ехал он домой,
Маневром приметивно-ловким,
Ему «пришили» путь другой.

В антисоветской пропаганде
Исак был с ходу обвинён,
Его, причислив к той же банде,
Так был он властью награждён.

В честь солидарности с героем,
Прорвало весь мединститут,
Бурлить он стал почти «запоем»,
Пытаясь защитить «редут».

Ведь Жоров слыл большим любимцем,
Огромен был авторитет,
Он в хирургии жил, как принцем,
И власти надо дать ответ.

Ответом стал прерыв занятий,
Студенты потеряли страх,
Просили выдать из объятий,
Объявляя власти «шах».

В заложники себя просили
Взамен профессора отдать,
Но, не имея больше силы,
В итоге – нужно отступать.

И даже Жуков, Рокоссовский
Просили Сталина о том,
Унять стиль участи бесовской,
Вернуть его в свой прежний дом.

Лишь после гибели тирана,
Два года отсидев в тюрьме,
Пошла на убыль эта рана,
Но боль осталась всё ж в душе.

Он в должности был восстановлен,
Отвергли суть его вины,
Но не был Жоров этим сломлен,
Страшнее не было войны.

Он видел всю несправедливость,
Во многом в жизни всей страны,
Но проявлял во всём терпимость,
Во имя будущей мечты.

Известен был и за границей,
Научных обществ многих стран,
Являлся членом, их частицей,
Коль был талант природой дан.

В науку вклад его с годами
Рос непрерывно на дрожжах,
И семимильными шагами
В медицинских всех кругах.

Не раз его кандидатуру
Для Академии Наук,
Внести пытались даже с «бурей»,
Но отклонял «известный круг».

Награду в мирное же время
Лишь «Знак Почёта» заслужил,
Неся ответственность и бремя
За всё, что сделал он и жил.

За разработки в медицине
Медалями ВэДээНХа
Четыре раза оценили,
Как вновь почётная строка.

Он вырастил стране в награду
Немало ярких мастеров,
Учёных, практиков плеяду,
Всех хирургических основ.

Скончался Жоров, похоронен
На Новодевичьем, в Москве,
Он в хирургии был дороден,
А в жизни – князь он по жене.

Жена – Романова – княгиня,
Профессор, доктор меднаук,
По красоте она – богиня
И верный Исааку друг.

Семнадцать лет от смерти мужа
Жила в стране своей родной,
Её настигла смерти стужа,
В могиле с ним лежит одной.

Ноябрь 2017