В тюрьме

(Из ненаписанного дневника)

Я дни люблю, когда стрижи
Крылом касаются сирени,
И облака уже с зари
Дают прохладу влажной тени.

Я дважды вижу проблеск дня
В окошке, схваченном решеткой. —
Сперва одним движением четким,
Затем средь влаги и огня.

В колодце узкого двора
Бреду извечно-скучным кругом.
Птиц легкокрылых детвора
Кругами чертит небеса,
Виска касается в испуге.

Здесь будешь прошлым жить, как тень,
Как отражение событий.
Но жарким, жизненным наитьем
Ты вновь осилишь этот день.

И будешь счастлив вопреки
Всему, что отняла неволя.
Ведь счастья нет, есть только воля
В потоке суженной реки.

А в промежутке был допрос
(Исчадье дней, исчадье ада),
Но раз ты жив и перенес,
То лучше вспоминать не надо!

Но даже там, в бесчасье ночи,
На грани «Придушу, скажи!»,
Где все людское рвалось в клочья,
Мне снились клены и стрижи.

И забывая все от боли
(Чем били: каблуки, хлысты),
Я знала, что не сдашься ты,
И значит хватит сил и воли,
Чтоб не согнуться, все снести.

Твой образ я гнала в испуге,
Но чувств и мыслей кутерьма,
Сцепившись, бились в узком круге,
И круг выбрасывал тебя...

Как тускло брезжил нам рассвет,
Как густ был теплый привкус крови.
Всем существом кричала: «Нет!»,
И в крике «Нет!» рождались зори.

Я знала, что еще живу,
Борясь за лучшего бессмертье,
Что верю,чувствую, дышу,
Люблю — и значит, нету смерти!

И значит, я опять снесу,
Чтоб ночи длились как столетья
У самой смерти на весу,
Забыв страданий междометья.