Фрагменты автобиографии
Я вышел из прерий, рождённый, как прах.
Терпела "империя" горестный крах.
Пронзая сквозь просек последний парсек,
Ковбоем без стада метался генсек.
Страну продавали за звонкий металл,
И каждый следы за собой заметал.
Сквозила позёмка над склепом Земли,
Где прахом погибших следы замели...
Пытался средь зноя взойти колосок,
Но только в степной осыпался песок.
И многие встать бы на битву могли,
Да только, вставая, в полях полегли.
Я годы провёл средь песчаных долин,
Как встарь на печи исполин из былин,
Пытаясь дремать на бесцельном бегу,
Но только изверился в каждом шагу.
Работы возжаждали мозг, и рука,
Да не было плуга, коня и станка.
Дорогу бегущий осилить бы мог,
Да не было вовсе в округе дорог.
Бороться хотелось, но не было прав
Доказывать высшим кто прав, кто не прав.
Сражаться решимость была горяча,
Да не было только копья и меча.
Средь праха погибших в боях земляков
Я был археолог сердец – землекоп,
Сапёр-самоучка... Взыскуя сердца,
Нашёл я в развалинах сердце творца.
Оно полыхало – и корчилась мгла.
В нём жизнь, точно мина, взорваться могла.
В нём бился в тисках часовой механизм,
Что где-то в веках порождал коммунизм.
II.
С пылающим сердцем советским в руке
Я двинулся в сплав по великой реке.
А сердце шипело, сверкая огнём,
И смысл священный мерещился в нём:
В борьбе возвращают лишь право своё!
В бою обретают и меч, и копьё,
В труде обретают и плуг, и станок,
В бегах от гонящих – испытанность ног.
Ты – смелый, но смелость сидит на печи...
Коль голос имеешь – вотще не молчи.
Коль голод до истины зреет – алчи.
Коль строить желаешь – пеки кирпичи,
Пекись, размышляя, о завтрашнем дне,
Огонь генерируй, рожденный в огне!
Огнива не мая, три трут – пусть горит.
Коль масса – немая, пусть труд говорит.
Когда же забудут Творцов имена,
Когда распадётся на части страна,
Когда на границах затлеет война...
Пусть будет бразда за тобой, как струна!
И ночь мировая закончится днём,
И сумрак в степи обернётся конём.
Покуда же нет над стернёю коня –
Тяни этот плуг, все сомнения гоня!
...Затлеет лучина и выгорит тля.
От прений озимых взопреет земля,
И в сходнях, где плуг бурлаками везём,
Стократные всходы родит чернозём!
III.
..Я был эпигоном советской надстройки,
Воспитанным честным в года перестройки,
Когда расправлялись с любым эталоном,
И честь в дефиците была – по талонам,
А в тех, кто не отдал её за талоны...
Стреляли октябрьские танков колонны.
Из черного нала и пошлого блата
Рождалась эпоха гламура и злата,
И кто-то в валюту, а кто-то в лампасы
Стремглав конвертировал чести запасы;
А честь, что скупалась за ваучеры вором,
Сжигалась, чтоб смертным не стать приговором!
Менялись названья; менялись и люди,
Как ноты в стремящемся в хаос прелюде.
Когда же вконец разорился меняла,
Страна и науку на тлен променяла.
За деньги НИИ изгонялись из зданий.
Сменялась на хлеб честь советских изданий...
А красная будущность сущностью серой –
Измены, обмана и трусости эрой.
Тектоника смыслов стремилась к разлому,
Давила святое, потворствуя злому...
А я целовал литосферные плиты,
Где крови и пота болота пролиты,
Где предков блуждали неясные тени,
Где мысль кочегарилась сталью в мартене,
(В пространстве и времени, кои настали,
Где нет ни мартенов, ни предков, ни стали).
IV.
"Эх, батя, тебе бы родиться в теплице!
А может – эмалевый крестик в петлице?
А может быть – знамя на ордене алом?
А может... стремиться к иным идеалам?".
Да поздно лететь на иные планеты,
В эпоху, в которой чеканят монеты
Из бронз трудовых орденов и медалей,
Добытых за поиск возвышенных далей!
Тех знамя побед обессмыслено в ветошь,
И вход замурован, и выхода нет уж.
И нам остаётся лишь тыкаться слепо
В холодные стены "могильного склепа"
Пустых корпусов... где, хоть в голос аукай,
Никто не ответит, что стало с наукой?
Куда затерялись великие цели?
На бывшего брата мы смотрим в прицеле.
Не плуги гремят, но лафеты в прицепе.
И вырваны с плотью и якорь, и цепи.
Распилены скрепы, стоявшие крепко.
Остались лишь цепь, да конторская скрепка..
V.
Я техником начал, покуда был молод,
В цехах проржавевших. Там властвовал холод,
Коробя детали перстами мороза,
В могилы сводя, доводя да артроза,
Над разумом русским всецело владея,
Где в холоде гибнет и мысль, и идея.
Любая идея казалась ненужной
В стране, золотой лихорадкой недужной,
Которая жаждала благ драгметалла,
И всех несогласных, как шлак, выметала.
На мёрзлых песках не расти орхидеям.
В капканных тисках не подняться идеям.
Отринута первая, вскоре - вторая,
И сам... как Адам - тот, что изгнан из рая.
VI.
...Я стал нелюдимом, "за что?" вспоминая.
Как видно, страна оказалась иная -
Не та, что я знал по былинам рабочим,
Застав лишь, как Сталкер, пикник у обочин,
Не съезд или пленум - поминки старухи.
Как страшно быть пленным у вечной разрухи(!)
В КБ обречённом близ библиотеки,
В которой лютуют австралопитеки,
И Сталин и Брежнев, Хрущёв и Андропов
Сгорают в руинах костра архантропов.
А в дыме той жертвы людского насилья
Встаёт вавилонская башня "Россия".
Её небоскрёбы - как айсбергов скалы,
Что скалят истории клерков оскалы.
И некому плакать в жилетку, стеная:
"Пред нами не мать, а стена ледяная".
И вырваны недругом мысли зеницы,
И нового мира не брезжат зарницы,
А ежели что-то искрит али брезжит...
То - чернь автогеном локаторы режет.
VII.
В туннеле эпохи, презрев зло златое,
Я к свету стремился, и видел Святое,
Мечтая порой об эпохе возмездий,
Не видя ни света, ни звезд, ни созвездий.
Так ждут средь зимы безысходной проталы...
Лишь сталинских зданий сияли порталы
Былых институтов - динамо прогресса,
В тепле от которого можно прогреться,
И снова наполниться волей и силой
(Бывают проталы над свежей могилой).
Колонны сверкали, как друзы опала.
Я шёл за звездой, что в могилу упала,
Но глядя на мощи советской колонны...
С упорностью детской таскал я баллоны,
Насосы отдраивал, полные ртутью,
И смысл искал, издеваясь над сутью;
Латал ускоритель под крышей текущей,
Не ведая зла, как Адам райских кущей;
Ворочал на стендах железные прутья...
Но так и не понял, в чём истины суть я!
Взирая в останки конструкции ржавой,
Я был заколдован погибшей державой,
Давившей обломки Союза под прессом,
Что даже пред смертью искрили... "ПРОГРЕССОМ".
Я был, как в раскопах гробниц антрополог,
Средь ржавых приборов заставленных полок.
Касаясь их трупов, сквозь холод в металле,
Я цели постиг, что у предков витали!
Рука, утомясь от работы, кропала
Работы на том, что давно бы пропало,
Трактаты о том, что истлело и сгнило,
Увы... не святом, что когда-то манило!
VIII.
Страна издевалась, лишая талантов:
Расчистка завалов ушедших Атлантов;
Чадящая сварка; баллоны пропана;
Заплатка того, что давно б уж пропало,
Чьи "кости иссохли", где нет уже плоти...
На бывшем научно-космическом флоте,
Где пир Валтасара - в конструкции каждой.
А я всё страдал ностальгической жаждой.
"Эпохи застоя" глоток эликсира -
Гудок уходящего в сумрак буксира,
О, смертный глоток, в коем ладан и смирна,
С тобой воскресал я пред родиной смирно!
Плененный иллюзией жизни обмана,
С советской эпохой не рвал я романа.
Я вновь соглашался на всякое дело,
В котором зарница советская рдела...
Искрила, блистала фатою-морганой,
Смеялась над жизнью мещанской поганой,
Над домной потухшей, заросшей стерною...
А может - смеялась она надо мною?
IX.
- "Юродивый местных дельцов клоунады,
Нашедший великих отцов колоннады,
Присядь отдохни, пригуби лимонада!
Скажи мне: зачем это всё было надо?"
- Неверен вопрос о природе мотива.
Была ли у юноши альтернатива,
Рожденного павшим Советским Союзом,
Работу за хлеб совмещавшего с ВУЗом,
Ненужного всем, но смиренного всеми,
Как в прахе дорожном проросшее семя?
Я был, как монтажник на ветхом стропиле.
Меня ежедневно вперёд торопили.
А там впереди, у приемлющих кротость...
Надстройка со скрежетом падала в пропасть.
Снесённая с мясом средь шумного бала
Она под собою народ погребала,
Влачащий науку, как нищий с сумою...
А пир начинавшийся грёзил чумою:
Пылали шандалы, звенели бокалы,
Громили вандалы, скулили шакалы,
Кричал о предательстве вспоротый петел,
Чадил ИНИОНно-ИТЭФовский пепел,
Летели вовне факультетские чада.
Настала эпоха спасаться из чада!..
Но, кровью сроднившись с наук пепелищем,
Я сам оказался бесправным и нищим,
Кому не хватало на чай и картофель,
Взиравшим в экстазе на Гения профиль,
С которым... и эти ничтожные крохи
Являлись Реликтом Советской Эпохи.
...Как видно, себе и науке на горе,
Я высохшим руслом струился на море
По грязной исполненной нечисти жиже.
А Мёртвое море плескалось всё ближе!
И, даже, когда бы я был Иорданом,
Я был бы изгажен в урочище данном,
В котором среди мегагрантных веселий
Некрологов скорби незримо висели.
X.
Мы были друзьями! Мы были рабами,
С отеческой скорби сродняясь гробами,
Идя ежечасно за совести гробом.
Его предпочли мы и фракам и робам,
И франкам, и евро, и новым приборам,
Стокгольмский синдром обретя за забором
Любимой обшарпанной клети шарашки,
В которой по телу блуждают мурашки
(От страха доносов на ближних и тлена,
Скрепленного тягостью плана и плена),
Шагая в разрухе уверенным строем,
Как будто бы вновь мы утопию строим.
Наивные пахари! В голода море
Зачем помогали вы жрущим в Гоморре?
Зачем в нечестивых работали доме?
И рай попытались построить в Содоме!
Все жертвою пали подобные лица,
О коих, наверно, нельзя и молиться.
Окститесь, уж полно! И с неба уж сера.
И "нового мира" мерещится эра,
Последнего боя, и нового рая,
В который не каждый войдёт, умирая...
ХI.
В эпохе растлений, распилов, обструкций,
Ты был очарован масштабом конструкций
Советского этноса высших спиралей
(С которых куски в перестройку спирали);
И в тёмной распутице, движимый юзом,
Ты в пропасть летел с умертвлённым Союзом,
Где падший кагал, в пику чести советской,
Народ поучал, как кормиться в мертвецкой,
Абортом в зачатке убив коммунизм!
Коль "умный" - не "в гору", всем "проще же низом"...
А дни исчезали, в бесцельности тая.
Её ты обрёл лишь, в борьбе обретая
Права на работу, и меч, и копьё,
И плуг иль станок. Впрочем, что здесь твоё?
Лишь только создатель Господь Всемогущий
Ответит: осилит ли путь свой бегущий?
Москва-Ленинград, 2018-2019.
Свидетельство о публикации №119082008954