Судьба, кот и апельсины

     Никогда не знаешь, где тебя настигнет судьба и одарит своим подарком. А уж будешь ты этому подарку рад или нет, это вообще нюансы в масштабах Вселенной!

      Анечке было уже чуть-чуть за сорок (страшное дело, за сорок!), и подарков от судьбы она давно не ждала. Жила себе одиноко в однокомнатной квартире, расположенной в обычном блочном девятиэтажном доме. Развод с мужем более десяти лет назад подорвал её веру как в мужчин, так и в любовь вообще.
      
      Анечка поймала мужа на измене с собственной подругой, оттого развод был тяжелым и злым. Они поделили всё! Шторы, постельное бельё, тарелки...

      Даже столовые приборы, в своё время подаренные им на свадьбу, были поделены. Так и лежали они в ящике кухонного стола: три вилки, три ложки и три ножа.

      - Мне эти вилки и ложки на фиг не нужны! - говорила Анечка своим подругам,
      - Я ими не пользуюсь, новые купила! Но он сказал: будем делить! Я и поделила!

      Анечка не махнула на себя рукой, не обабилась, не расплылась не рожавшим телом. Работая инженером одного из проектных бюро города, она ухаживала за собой, обновляла одежду, но всё это было без фанатизма, просто отдавая дань привычке держать себя в форме.

      Была суббота. Анечка закончила делать уборку в своей квартире, ей оставалось лишь вынести мусор и заскочить в магазин рядом с домом, чтобы купить продукты по небольшому списку: упаковку молока, творог, сметану и кило апельсин, которые последний год она особенно полюбила и выделяла среди не особенно большого ассортимента ближайшего магазина эконом класса.

      Анечка торопилась, ей очень хотелось, вернувшись из магазина, принять душ и устроиться в удобном кресле-качалке с новой книжкой про очередных «попаданцев» в иное время. Книжка называлась «Софья», а главная героиня, попала из современного мира в тело молоденькой графини Софьи. Софья жила в те времена, когда ещё и стекло-то не было придумано, а все окна средневекового замка были затянуты слюдой, еле попускавшей дневной свет, и очень напоминала Анечке себя, в меру умную и абсолютно не оценённую как мужчинами, так и обществом в целом.

      Уже на выходе из квартиры, надевая на ноги сапожки, Анечка поморщилась, разглядывая их запылённые носы. Не то чтобы они были откровенно грязные, но и не идеально чистые. Любовь к начищенной обуви Анечке привил отец, который каждый вечер брал сапожную щетку, крем и начищал обувь всего семейства, даже ту, хозяева которой забежали в его дом лишь повидаться и чайку попить.

      Это было так естественно и привычно, надевать по утрам, убегая на работу или учёбу, идеально начищенные до блеска туфли или ботиночки, что в первый месяц после папиной смерти все члены семьи удивлённо взирали перед выходом из дома на пыльные башмаки, не понимая... Потом все привыкали ухаживать сами за своей обувью.

      Анечка, как и папа, вначале смывала пыль с подошвы и верха обуви, потом давала ей просохнуть, и лишь потом натирала обувным кремом.
Поэтому, решив сегодня проделать эти манипуляции с сапожками по возвращению из магазина, Анечка, погасив угрызения совести, надела сапожки и решительно захлопнула дверь квартиры.

      - Грязная обувь портит любой наряд! - всегда назидательно говорил папа.

      - Да я быстренько! - оправдывалась Анечка сама перед собой.

      В магазине покидала покупки в купленный на кассе пакет, водрузив сверху прозрачный целлофан с оранжевыми апельсинами, не заметив, как острый край упаковки с молоком, чиркнув по магазинному пакету-майке, разрезал его почти наполовину.

      Беда случилась метров за двести до дома: пакет с продуктами словно вздохнул с сожалением, и остался пустым в Анечкиных руках. Продукты лежали на тротуаре, апельсины, разорвав прозрачный целлофан при падении, раскатились в разные стороны яркими оранжевыми шарами.

      Анечка беспомощно огляделась: вернуться в магазин за другим пакетом, оставив на асфальте продукты, было нельзя, собрать же всё и унести в руках было тоже нереально.

      Как назло, никакой бабушки-соседки, что всегда ходят со своим пакетом в магазин, в пределах видимости не наблюдалось.

      Навстречу Анечке шёл мужчина средних лет с большим и, на вид, гораздо более крепким пакетом конкурирующего и более дорогого магазина «Перекрёсток», который находился всего лишь через дом от магазина эконом класса, куда зашла Анечка.

      Пакет мужчины выглядел полупустым, потому как данный магазин имел в наличии лишь большие пакеты, которыми и приходилось довольствоваться покупателям с небольшим объёмом купленных продуктов.

      У мужчины было красивое, но недовольное лицо, взглянув на которое, Анечка подумала, что он-то точно ей не поможет. Но мужчина молча наклонился к ногам Ани и стал подбирать апельсины.

      Анечка отступила на шаг назад, вспомнив про пыльные носы своих сапожек. Она стеснялась своей грязной обуви, которую не мог не заметить собирающий апельсины мужчина.

       Вот только эти апельсины надо было куда-то складывать, а куда, было решительно непонятно!

      Лицо мужчины стало ещё более недовольным, когда он понял это.

      - Послушайте! - сказал он резко, - Есть лишь одно решение вашей проблемы! Сейчас мы все ваши продукты складываем в мой пакет и я вынужденно провожаю вас до квартиры. Надеюсь, Вы не слишком далеко живёте!

      - Вон в том доме, совсем рядом! Мне очень неловко, - сказала Анечка, - но, похоже, у меня нет другого выхода!

      А про себя подумала:
«Напыщенный интеллигент! Не смог пройти мимо и злится от этого!»

      Вместе они подобрали немногие Анечкины продукты и все разбежавшиеся апельсины.

      Наклоняясь, Анечка разглядела дорогие и очень чистые ботинки мужчины, зажатый в руке брелок со значком престижного автомобиля, и вновь мысленно отругала себя за допущенную небрежность. Такой аккуратист, как этот мужчина не мог не обратить внимания на её пыльные сапожки!

      Указав направление к своему дому, Анечка пошла за мужчиной, чуть приотстав, не давая повода ему смотреть на свои ноги и стараясь не семенить при этом.

      Мужчина был высок, достаточно крепок и неплохо сложён. У него были широкие плечи, обтянутые кожаной курткой на манер косухи, узкие в сравнению с плечами бёдра и длинные ноги. Брюки на нём, именно брюки, а не джинсы, которые так полюбили мужчины различных социальных слоёв общества и любой фигуры, сидели ладно и заставляли думать, что они либо продукт дорогого бренда, либо индивидуально пошиты мастером своего дела.

      Анечке мужчина не понравился, ей вообще не нравились симпатичные мужчины, этот же был ещё и ухоженным! Глядя на крепкую спину своего спасителя, Анечка старалась погасить нарастающее раздражение.

      Между тем они подошли к подъезду дома, в котором жила Анечка. Местные старушки, большую часть своего свободного времени проводившие на лавочке у подъезда, насторожились, предвкушая появившуюся новую тему для обсуждения! Появление Анечки в сопровождении мужчины с пакетом мгновенно погасило их неспешную беседу и заставило напрячь слабеющие зрение и слух. Ещё бы! За те десять лет, что молодая женщина жила в этом доме, она всегда уходила и приходила в одиночестве! Неужто Анюта вдруг обзавелась кавалером?!

       Дверь подъезда пискнула, отреагировав на приложенный к нужному месту брелок от домофона.

      Анечка открыла дверь и, придержав её, пропустила вперёд мужчину с пакетом.

      Мужчина сохранял молчание, и Анечка в нетерпении считала минуты, подгоняя мысленно движение лифта на её седьмой этаж, мечтая, как она выложит в своей квартире продукты из чужого пакета, сухо поблагодарит мужчину, и инцидент, наконец-то, будет исчерпан!

      «Неблагодарная!» - пресекла поток своих мыслей Анечка, - “Он совсем не обязан был тебе помогать! Да и светскую беседу вести с тобой он тоже не обязан!»

      Лифт вздрогнул и остановился, потом, словно нехотя, скрипуче открыл обе створки дверей.

      Они вышли из лифта, со стороны очень напоминая супружескую пару, вернувшуюся из похода в магазин. Аня, заранее достав ключи от квартиры, шагнула к своей двери. Руки почему-то немного подрагивали, и она боялась, что не попадёт ключом в замочную скважину с первого раза.

      Максимально заслонив собой дверной замок, Анечка открыла дверь квартиры, включила свет в прихожей, раздумывая, должна ли она пригласить мужчину пройти в квартиру или стоит попросить его подождать за порогом?

      Из глубины просторного коридора навстречу ей вышел крупный белый кот, подошёл почти к порогу, сел, грациозно поставив передние лапы, шевельнул хвостом с выстриженной кисточкой на конце, оглядел мужчину и, повернув голову к хозяйке, вопросительно спросил: - М-р-р?

      - Боже мой! Каков красавец! - восхищённо сказал мужчина, протягивая Анечке пакет с продуктами.
      - Как его зовут?!

      Анечка с удивлением наблюдала, как смягчилось вдруг это красивое лицо, до этого момента сохранявшее надменную холодность.

      - Его зовут Вик! - сказала она, - Вообще-то, его кличка Викинг, но я зову его Вик, или Вики...

      Мужчина, по-прежнему оставаясь за порогом, присел на корточки и протянул руки к коту, который, в свою очередь, преодолев оставшееся расстояние между ними уже аккуратно обнюхивал нечаянного гостя.

       - Да вы проходите! - растерянно сказала Анечка и, неожиданно для себя, добавила:
      - Могу я Вас чаем напоить?
      - У меня есть пирог... яблочный... я утром испекла...

      Мужчина взглянул на ручные часы, секунду подумал и, продолжая поглаживать коротенькую шёрстку кота, и весело сказал:

      - А давайте! С яблочным!

      Затем перешагнул порог, ловко, без рук, снял обувь, и поискал глазами в приоткрытом шкафу рядом с входной дверью свободные плечики для своей косухи.
 
      Анечка уже разулась, спрятав сапожки за другой дверцей шкафа и туда же пристроила свой плащик, порадовавшись тому, что не поленилась надеть платье для прогулок перед походом в магазин, в котором в принципе можно было выйти «и в пир, и в мир»! Затем, прихватив пакет, ушла на кухню.

      Мужчина, сграбастав кота в руки, громко спросил:

      - А скажи-ка мне, дружище Вик, как зовут твою хозяйку?!

      - Её зовут Анна! - ответила за кота Анечка, вынимая из пакета мужчины свои апельсины, молоко и творог. Апельсинов было восемь штук.

      «Семь - более красивое число!» - подумала Анечка и украдкой вернула один апельсин в пакет.

      Затем отнесла пакет с оставшимися продуктами в прихожую и пристроила его на пуфе, стоящем у входной двери напротив шкафа.

      - А как Вас зовут? - спросила она мужчину, стоящего с котом на руках в прихожей и разглядывающего на стенах развешенные в рамочках фотографии.

      - Меня зовут Борис... - рассеянно сказал мужчина, не отрывая взгляда от фотографий.

      Это были большие по размеру, очень профессионально выполненные снимки, к каждому из которых хотелось придумать какую-то историю.

      - Мой папа был фотограф, - сдержанно пояснила Анечка, - его не стало полгода назад... это его работы, и это его кот...

      Фотографий было шесть. На том снимке, что так приковал взгляд мужчины, была Анна: светлые волосы до плеч вились естественными завитками, глаза с лёгким прищуром лучились смехом, тонкие длинные пальцы изящно прихватывали лёгкую юбку с двух сторон, как-будто бы девушка собирается начать танец с какого-нибудь элегантного па, либо вот-вот присядет в реверансе...

      Борис смотрел на это фото и улыбался. В его навороченном телефоне стояла вполне приличная камера, и он любил иногда фотографировать причудливо летящие в небе облака, огни ночного города, вечерний красивый закат из окна лоджии в своей квартире. Некоторые кадры ему неплохо удавались, но эти фотографии отца Анны, сделанные профессиональной камерой в совокупности с несомненным талантом художника, были восхитительны!

      Другое изображение в раме было портретом девушки в чёрной шляпе с широкими полями, надвинутой на лоб так глубоко, что из-под неё были видны лишь точёный подбородок, великолепные пухлые губки и кончик носа, а ниже была длинная шея, выглядывающая из такого-же чёрного и, конечно же, элегантного платья, у которого глубокий вырез лодочкой приоткрывал восхитительные плечи.

      Волос совсем не было видно, по-видимому, они были стянуты в строгий узел на затылке и в поле зрения не попадали... и это тоже была Анна!

      - Чай готов! - сказала Анечка, и Борис с сожалением оторвался от изучения поразивших его портретов ...

      Пожалуй, только сейчас он внимательно посмотрел на Анну, словно сравнивая её, живую, плавно двигающуюся на своей небольшой, в светлых тонах уютной кухоньке, с той, другой Анной с фотографий на стене...

      Круглый небольшой стол покрывала льняная скатерть с ненавязчиво проступающим на ней кофейного цвета узором, отороченная простым белым кружевом. Под лёгкими фарфоровыми чашками, расписанными зелёными с золотой каймой листьями, находились такие же блюдца, а уже под ними на скатерти лежали большие бумажные зелёные салфетки.

      В середине стола на круглом блюде с аналогичным рисунком по краю, как и у фарфоровых чашек, лежал такой же круглой формы яблочный пирог, спрятавший свою румяность под лёгким слоем сахарной пудры с примесью ванили, о чём можно было догадаться по тонкому аромату, который жадно уловили ноздри гостя.

      Борис опустил кота на пол, чем заслужил его недовольный этим обстоятельством взгляд и презрительное «М-р-р», и попросил разрешения вымыть руки.

      Анечка про себя порадовалась тому, как кстати пришлась в этот раз уборка квартиры, одновременно удивляясь подобным своим мыслям! Она не ждала гостей! Это так сложилось: пирог, уборка, порвавшийся пакет...

      Махровые полотенца в ванной были белые. Борис любил белые полотенца. По-видимому, это было связано с тем, что он достаточно много путешествовал, и ему нравились дорогие отели с их белоснежным шуршащим постельным бельём, белыми махровыми халатами и такими же белыми полотенцами, с обязательными фирменными вензелями букв.

      Он уже и не помнил, отчего у него ещё полчаса назад было неважное настроение. Возможно, потому оно было таким, что придя в свою холостяцкую, с безупречным дизайном квартиру, благодаря усилиям знакомой его матери, занимающейся дизайн-проектами различных помещений, его ждал ужин в одиночестве, бесцельное переключение неинтересных телевизионных каналов, скука и острое понимание, что нет в его жизни чего-то очень важного… и всё, как всегда!
 
      Купленные этим вечером продукты должны были раскрасить его одинокий ужин в дополнение к отварной куриной грудке и паре варёных яиц. В большом пакете из магазина скромно перекатывались на дне прозрачная упаковка в виде стакана с округлой крышкой, наполненного жёлтыми, по форме напоминающими продолговатую сливу, помидорками черри, упаковка салата с резными листьями в маленьком горшочке, половинка небольшой круглой головки сыра с большими дырками, палочка сырокопченой колбасы и парочка слоек в бумажном пакете, изготовленных собственной пекарней магазина.
 
      Но даже присутствие любимых продуктов не могло заглушить тоскливое чувство одиночества.
 
      На Бориса охотно обращали внимание женщины. При желании любая из них с удовольствием приняла бы приглашение этого привлекательного, умного, далеко не бедного мужчины.

      Потребности тела Борис решал относительно легко, а вот душа... она молчала... Нет, она не просто молчала, она отворачивалась каждый раз от него самого на то время, пока в его квартире находилось легкомысленно щебечущее существо, с яркими острыми коготками, надутыми силиконом губками, грудью, призывно выпирающей из глубокого декольте, познакомившись с упругостью которой начинаешь сомневаться в её естественном происхождении.
 
      В юридической фирме, которую возглавлял Борис, работали две-три приятной наружности женщины-коллеги, не обременённые семейными узами и понятиями строгой морали, но он соблюдал собственное железное правило: не опускаться до интрижки в своём офисе.
 
      Восемь лет назад Борис ещё был женат на очаровательной девушке, которая была на двенадцать лет его младше. Прожив вместе пять лет, Борис размечтался о наследнике, но юная Светлана всячески отодвигала эту идею на более позднее время, аргументируя нежелание заводить ребёнка тем фактом, что сама она ещё по молодости не готова стать матерью, и что так хочется немножко пожить «для себя»!

      Восемь лет назад Борис вёл сложный процесс в другом городе. Для клиента всё закончилось благополучно и в более ранние сроки, а Борис, выполнив свою работу гораздо раньше, чем предполагал, улетел домой ночным рейсом, чем нарушил планы своей жены и её молодого любовника.

      Он застал их в собственной спальне, и то мерзкое ощущение от увиденного, даже по прошествии восьми лет, нет-нет да возникало внутри него при случайном взгляде на молодых женщин одного типажа с его бывшей женой Светланой, очень яркой брюнеткой со спортивной фигурой, усердно совершенствующей последнюю с помощью занятий фитнесом и различных массажей.
 
      Борис сменил квартиру, обстановку, хотел бы сменить планету, но... жизнь продолжалась, а в Космосе так и не нашлось другой обитаемой планеты.

      На женщину, у которой порвался пакет прямо на дороге, он даже толком не взглянул. Апельсины... оранжевые шарики прыгали по не так давно подсохшему после слякотной зимы асфальту, напоминая о чём-то тёплом и до боли знакомом.  Во всяком случае, это было точно не правильное сочетание: асфальт и апельсины!


       Возможно, что из каких-то архивов памяти, из пыльной папки с надписью Детство, вид оранжевых плодов вытащил воспоминание о таких радостных домашних праздниках, как рождество, сочельник, Новый год, неизменным атрибутом которых были апельсины и мандарины.
 
      Для этих дней весь год в бабушкином комоде сберегалась светлая льняная скатерть с мережкой по краям, повторяющей силуэт ёлочки. Скатертью накрывался большой овальный стол, что служило знаком того, что праздники начались!  На стол ставилась большая тяжёлая ваза с букетом из настоящих пахучих хвойных веток, а в другой хрустальной вазе на высокой толстой ножке лежали оранжевые апельсины, куда их укладывала мама, подстелив под плоды на дно вазы зелёную тканевую салфетку с кружевом по краю... А мандарины, как менее тяжёлые, висели на ниточках, оттягивая вниз ветви новогодней живой ёлки наряду с конфетами и стеклянными игрушками…

      И вот Борис пьёт чай с яблочным пирогом в незнакомой, но такой уютной квартире, и разглядывает очень миловидную, ещё достаточно молодую женщину с приятными на вид изгибами фигуры, которую не назовёшь спортивной, но и полной назвать язык не повернётся.

       «Анна - так звали королеву Франции, Анну Австрийскую... о чём это я? Глупости!» - думал Борис, отпивая замечательный, хорошо заваренный чай с вкусной ноткой бергамота и откусывая кусочек великолепного пирога...

      - Так странно, - сказала Анна, нарушив молчание,
      - Вик никогда не идёт к незнакомым людям! Он обычно прячется за шторой под окном в комнате и выходит оттуда, когда мы с ним остаёмся одни. А к Вам, Борис, он пошёл сразу, словно безоговорочно признал Вас за своего...
 
      - Я уже упоминала, что Викинг - кот моего отца. После папиной смерти я забрала осиротевшее животное к себе, но и меня он никак не хотел признавать долгое время, как хозяйку, не давал себя гладить, шипел, ел лишь ночами и плакал иногда натуральными человеческими слезами... Мы плакали вместе, и, однажды, он позволил взять себя на руки…  С того дня мы с ним дружим!

      - А я всегда хотел иметь кота! - сказал Борис,

      - Но моя жена была против. Она говорила, что когда у нас появится малыш, у него может возникнуть аллергия на кошачью шерсть.  А сегодня у меня нет ни жены, ни малыша, но и кота я всё равно не могу себе позволить завести.
 
       И, отвечая на невысказанный вопрос в глазах Анны, добавил:
      - Мне часто приходится уезжать из города, работа такая, никакой кот этого не выдержит.  Но ваш - замечательный красавец!  Зачем только Вы его стрижёте?

      - Вики большой аккуратист! - улыбнулась Анна,
      - Он бесконечно вылизывает свою шёрстку, поэтому в желудке скапливаются комки шерсти, которые доставляют как Вики, так и мне,  много неприятных минут. А после стрижки длительное время можно этими проблемами не озадачиваться!
 
      Кот, лежащий всё это время на полу кухни, вальяжно развалившись и чуть подрагивая хвостом, внимательно наблюдал за гостем.
 
      Борис с явным сожалением взглянул на опустевшую от чая фарфоровую кружку, повертел несколько секунд её в руках, разглядывая причудливую вязь узора, в очередной раз подивившись её лёгкости, и аккуратно поставил на блюдце, отказавшись от предложенной хозяйкой добавки.
 
      - Спасибо за пирог и чай! - сказал он, - Но мне пора.
 
      Анечка стояла, прислонившись к стене в прихожей между рамами фотографий и смотрела как Борис ловко надевает свои замечательные ботинки, достаёт из шкафа и снимает с плечиков куртку-косуху...

      - Скажите, Анна, вон та маленькая рамочка за Вами, там стихи, это что?

      - Это папино последнее стихотворение, маленькая часть, набросок от задуманного большого, - ответила Анечка.

      - Прочитать Вам? Мне оно очень нравится!
      И, не дожидаясь ответа Бориса, прочитала наизусть с лёгкой грустью в голосе, словно давая ответы на чьи-то вопросы:

      ...Разве с пенсией кончаются поэты?
      Раздают любовь не по годам!
      Пусть холодным будет это лето,
      Лишь бы счастье улыбнулось нам!
      
      Кот помехою совсем не станет,
      Счастье намяукает в судьбе...
      Можно и впотьмах найти дорогу:
      Дело лишь в зажжённом фонаре!


      Борис ушёл, и в квартире словно погасла одна из ламп. Анечка даже посмотрела на потолок, чтобы убедиться, что в двух небольших на три рожка люстрочках исправно горят все шесть маленьких лампочек.


      На улице совсем стемнело, когда Борис с пакетом в руке, вышел из подъезда дома Анны. Старушек на лавочке уже не было, и некому было зафиксировать тот факт, что он не остался ночевать у одинокой женщины. Борис усмехнулся и нажал кнопку автомобильного брелка, определяя по замигавшим фарам местонахождение своей машины.
 
      И уже дома, на своей аскетичной, но по современному стильной кухне, доставая из пакета купленные продукты, Борис увидел среди них яркое оранжевое солнышко, которое люди зовут так сочно и красиво: Апельсин!

      - Не заметила, - подумал он, - Надо вернуть! Непременно надо!!!

      А ещё он не успел рассмотреть остальные, вероятно, столь же замечательные фото, и не поговорил с Вики о вопросах мироздания, слушая его убедительные ответы в виде хрипловатого «М-р-р!»

      …Борис стоял у окна, вглядываясь в темноту, и улыбался, впервые за долгое время не чувствуя себя одиноким.