Приз-на-ни-я стукача

  Мокрицы воспоминаний лихорадочно ворошатся в моём мозгу дремлющей инфекцией обид и недомолвок.
  История заносчивого-меня тёмная, особенно с наступлением сумерек, вводящих в паСМУРНОЕ состояние, и не потому, что отец мой кроманьолец, а мать неандерталка.
  ВысокоПАРность определяю по вскипевшему от перегрева чайнику - сам им бывал, ожидая обновления, как в природе.
  Считается, что я - задавала, но не вопросов.
  Не ищу помощи у друзей, чтобы не превращать их во врагов, когда пичкаю доверчивых словесным салатом, сдобренным кислотой замечаний.
  Если что и донашивал за ними, то донося.
  Мой прототип мужественности - кощунственный Кащей - плюралист, до конца уверовавший в бессмертность.
  Склонный к самоанализу надоедаю сам себе.
  Куда ни пойду всюду - я.
  Избавление от себя - самоубийство.
  Признаться, надлежащей эмоциональной высоты ещё не достиг.
  Это герой способен на необдуманный поступок, а я трус, не знающий, что с собой делать в отсутствии подходящей жертвы.
  Но вспоминаю один момент во времена, когда легко расставался с женщинами, но не с деньгами.
  В ней всё подкупало не только в ночь под Янко Купала по сходной цене.
  Мужчины носили её на руках, после чего она пошла по ним, возможно потому что я не уделял ей должного внимания, отвозя домой на проржавленном мерседесе.
  Я не из тех, кто пьёт шампанское из туфельки Золушки.
  Я декламировал ей свои стихи, в которых воспевал лёд под лучами солнца, пузырящийся в стиле барокко в ожидании весеннего ледохода. 
  Красавица исчезла и больше в Бруклине не появилась, хотя мне говорили, что её видели в Манхэттене в бродвейском бурлеске.