Сороковины 11
Черновик, черный хлеб моего существа,
перечеркнутый накрест и брошенный на пол!
Не чернилами я нацарапал слова,
а огнем подпалил и свинцом их закапал.
И ушел, и забыл, и завыл. как столбы
телеграфные. гулом нечленораздельным,
и мелодию высоковольтной мольбы
напечатал, как пропись, в изданье отдельном.
И заставил запеть и оставил висеть
над железными крышами буквы рекламы.
И когда световая включается сеть,
они весело пляшут и машут крылами.
Всё здесь пригнано! Каждый эпитет блестит,
приколочен гвоздями и замшей надраен,
каждый мой завиток разожжет аппетит
у столичных редакций и прочих окраин.
Но откуда же слышится горестный гул,
вековое "ау", невозвратное чудо?
Сколько лет, сколько зим, сколько длился прогул?
Что за бурей дохнуло? Откуда, откуда?
И, едва я усну и забудусь едва,
словно черный огонь, разрывает мне веки
черновик, черный хлеб моего существа,
перечеркнутый накрест, забытый навеки.
П.Г.А. Избранное в двух томах.
1966год. Том 2, стр. 468.
Пожалуй, более точно и смачно о черновиках
не напишешь.
С.И.В. 15.08.19.
Свидетельство о публикации №119081503615