Венок сонетов. Оставит осень абрисы листвы

I.
Оставит осень абрисы листвы
В своих садах: усталых и печальных.
Окутаны глубины синевы
И таинством причастия, и тайной.

Врождёнными чудачествами лет,
Неисчислимых в медленной природе.
Где мотылёк трепещущий на свет
Из темноты и кокона выходит.

Являя красоту ажурных крыл
От первого изнеженного вздоха.
И я натуру ту боготворил!

Где сумеречный дух чертополоха
Своими семенами окормил
Без сердцевины и без яркой охры.

II.
Без сердцевины и без яркой охры
Скворешня остывает на ветвях.
Боярышник и жимолость усохли,
Чья осень наступает второпях.

Прохладно растекаясь по-хозяйски,
Наводит свой порядок тут и там,
А с розы увядающей китайской
Восходит дым к высоким небесам.

Где таволги движения тревожны,
Мы осени не противостоим,
Но лезвие, блеснув, покинет ножны.

Стригут листву, бросаясь золотым,
И ветер обрывает жизнь безбожно,
Легко гоняя шлак по мостовым.

III.
Легко гоняя шлак по мостовым
Вороний царь не выглядит беспечным.
Здесь ведомство избыточных мздоимств
Готово насыщать мешок заплечный.

Орехи, семена – вот провиант
Оголодавших паркового братства.
В границах окультуренных пространств
Довольно ли крылом земли касаться?

Движение светила стороной
Считает охоложенных по вздохам,
Но кажется и это – не впервой.

Пусть зимнее подменит суматоху,
Природу заполняя тишиной
До ливня порождающего грохот.

IV.
До ливня порождающего грохот
Останутся минуты и часы.
Трепещет лист душистого гороха
Под лёгким грузом медленной осы.

По-птичьи разговорчивые скверы
Сворачивают экстренно траву.
Почудится – хватило б только веры,
И с осенью я в мире проживу.

Всё это заставляет без причины
Походкой заблудившегося пса,
Идти по тропке узенькой звериной.

Прощение за прошлое прося,
Пока есть силы, вглядываясь в спины,
До скорых сборов – рваться в небеса.

V.
До скорых сборов – рваться в небеса,
Удел сновидцев отженивших осень.
Качаются скрипучие леса
Среди опустошённых ветром просек.

Взлетает ввысь паучий самострой,
Как зыбок мир бескровного заката!
Где слышится холодных дудок вой,
Чья волчья пасть до времени зажата.

Запасливая мышь почует свет –
Последний колосок среди бороздок,
Как отголосок сытых долгих лет.

Подёрнут синевой белёсый воздух,
С насиженных своих сорвётся мест,
Покинув в одночасье птичьи гнёзда.

VI.
Покинув в одночасье птичьи гнёзда,
За клином клин уходит в небеса.
Как много их – крылатых белохвостых
По зеркалу лазурному скользят.

В объёмах голубиных ноосферы
Живая осень пробует на вкус:
Рябиновые вина из фужеров,
Из блюдечка – смородиновый мусс.

Старательно выискивая смыслы
Пора такая, что не описать.
Глотаешь влажный воздух, словно рислинг.

Не изморось, медвяная роса,
Где ранняя луна легко повисла,
Но в поздней – всё такая же краса.

VII.
Но в поздней – всё такая же краса:
Дымы и перезрелая сморода.
Захочется природу описать,
Подуешь на ослабленные воды.

Они дрожат под небом изо льда,
Готовясь к причащению и сроку.
А мне бы эту осень оправдать,
Смотря на очумелую сороку.

Как много в ней горчащей суеты,
Предчувствием – предзимний грозный роздых
На фоне оперившейся листвы.

Мерцают в стаю сбившиеся звёзды,
Озвучен птичий гвалт до хрипоты,
В чьи лёгкие скользит прохладный воздух.

VIII.
В чьи лёгкие скользит прохладный воздух,
Наверное,  мне не остановить.
А так хотелось греть живые гнёзда,
Привязывая к сердцу крепко нить.

Вот ветер, налетев, листы срывает,
И киноварь смешав, и браунрот.
Небесная лазурь блестит по краю,
Но  скоро из глубин её рванёт.

Подобные разогнанному раю,
Мне снятся или видятся круги
В которые со страхом  я вступаю.

Пора наступит чествовать долги,
Где я молчу, но силясь, выдыхаю:
– О, памятное время, не беги!

IX.
О, памятное время, не беги!
Не множь во мне осеннюю докуку.
Разнузданные ливни так строги,
Что предрекают с птицами разлуку.

А хочется запомнить звонкий гвалт
И травы шелковистые на взгорье,
Где всякий, не печалясь, ночевал,
И лился звук цикад в полночном хоре.

Полощется тяжёлое бельё,
А влажный луг в пределах каменистых.
Уже затихло пенье соловьёв.

Но слышен глас отъявленных статистов.
Голодное горланит вороньё:
– Лови на поплавок ершей лучистых!

X.
Лови на поплавок ершей лучистых,
На солнечную яркую блесну.
Половник выливается со свистом,
Как выдохнувший яростно волну.

Пусть пением наполнится пространство,
Воде под эту музыку лететь!
Расслабленные дни не постоянство,
Чьё время продолжаемое – треть.

Умолкнут – птичий рот и шелест листьев,
Где яблочный закат необратим.
И крикнуть бы: "Верни назад и выставь!"

Да только позади кудлатый дым
Становится темней под строгой кистью,
Пропев бельканто – гибельного гимн.

XI.
Пропев бельканто – гибельного гимн,
За осенью является дорога
С гримасами, где смертный нетерпим,
Но как же эта мимика убога.

Холодное движение снегов
За паперть, обезвоженную летом.
Здесь нищий к покаянию готов,
приняв за веру вербный запах веток.

Тяжёлая распутица в умах
С молитвами всевышнего лингвиста.
Кадильной взвесью чахнущий пропах.

Но с каждым часом чище, шелковистей
Становится, пока стоит в дымах,
Пока не приключился зимний приступ.

XII.
Пока не приключился зимний приступ,
Погода распускает рукава.
Гладь зеркала становится ребристой,
Под ней плывет осмысленно плотва.

Чуть выше водомерка быстрым шагом
Скользит легко, как-будто на коньках.
Левее, за оврагом столько ягод,
Луч ящеркой пригрелся на камнях.

О, дивная пора густого лета!
Чей оптимизм с моим соизмерим,
Запомнить бы льняное чудо это.

Но время притворяется глухим
И падает, сражённое дуплетом,
Где стриж летящий с выстрелом сравним.

XIII.
Где стриж летящий с выстрелом сравним,
Горячий порох ляжет на страницы.
С пером упавшим слог сопоставим,
Прозревшим не пристало торопиться.

Стряхни с бумаги ржавую пыльцу,
Наполни звук густеющей гуашью.
Поэту все метания к лицу,
И не сказать, что это вот – не наше!

Скользит легко рука, ссыпая соль,
Из розового рта евангелиста.
Чьим голосом дозволено: "Глаголь,

Псалтыри и акафист сценариста!"
С усердием, и поперёк, и вдоль
В преддверии остуженного свиста.

XIV.
В преддверии остуженного свиста,
В отличие от явной суеты,
В небесной выси облако повисло,
Накрыв собой распластанный пустырь.

Сменив одну облатку на другую,
Заставив рассмотреть себя в упор,
Мне кажется оно уже тоскует
По яблочному запаху "апорт".

С деревьями уже не сговориться,
Их ветви обескровлены, черствы.
А сорванные гнёзда жмутся к птицам.

Где души птах почти полумертвы,
Припав к размытым ливнями границам,
Оставит осень абрисы листвы.

МАГИСТРАЛ.

Оставит осень абрисы листвы
Без сердцевины и без яркой охры.
Легко гоняя шлак по мостовым
До ливня порождающего грохот.

До скорых сборов – рваться в небеса,
Покинув в одночасье птичьи гнёзда.
Но в поздней – всё такая же краса,
В чьи лёгкие скользит прохладный воздух.

О, памятное время, не беги!
Лови на поплавок ершей лучистых,
Пропев бельканто – гибельного гимн.

Пока не приключился зимний приступ,
Где стриж летящий с выстрелом сравним
В преддверии остуженного свиста.