Съеденный приклад

Русская зима… Вьюга, обжигающий и пробирающий до костей мороз. По заснеженному полю движется наш батальон. Изможденные худые клячи тянут груженые верхом сани. На них раненые, оружие, боеприпасы, провизия.
Впереди лишь бескрайнее ледяное поле и слепящий глаза суровый ветер. Идти против бушующей снежной стихии очень тяжело: сказывается усталость, вызванная продолжительным маршем и вьюга, старающаяся сбить усталых красноармейцев и лошадей с ног. Последний привал был очень давно, с утра прошагали уже верст двенадцать. Такая спешка была оправданной: немцы, пустив в ход массированные бронетанковые соединения, прорвали фронт  в двух местах, и теперь перед нашими стояла угроза окружения. Нужно было выйти к своим.
Красноармеец Иван Федотов прибыл в батальон совсем недавно, Когда началась война, на фронт добровольцами ушел старший брат Николай. Ваней тогда было 17. Как сегодня он помнит тот день, когда Кольку пришла похоронка: бледное худое лицо совсем молодой девчонки – почтальонки, разносившей почту, и враз окаменевшее и постаревшее лицо матери, молодой еще женщины. С Ванькиным отцом они расписались, когда ей еще не было и восемнадцати.
Отца не стало в первые дни войны; состав, везущий мобилизованных, сожгли фашистские бомбардировщики. После гибели брата и отца Иван пошел на фронт добровольцем, приписав себе один год, которого не хватало до совершеннолетия. После первого сражения от полка, в котором он воевал, осталось чуть больше батальона. И теперь измученные и голодные, пылающие лютой ненавистью к врагу, красноармейцы рвались в бой, чтобы отомстить за погибших товарищей, за разбитые смертью семьи, за все…
Наконец прозвучала долгожданная команда, и люди повалились на снег и телеги. Голодные и уставшие лошади принялись разрывать снег, ища прошлогоднюю траву. Кто-то из бойцов скручивал цигарку, кто-то задорно шутил, остальные попросту решили вздремнуть.
Иван положил винтовку на сани, постелил плащ-палатку на снег и вмиг провалился в глубокий сон. Ему снился отчий дом, лето, сенокос. Они с отцом и братом косили густую полевую траву. Все было хорошо, все были живые - не было войны. Издалека доносился все сильнее и сильнее раздающийся смех. Когда Иван очнулся, то понял – смеются над ним. Приподнимаясь и не понимая в чем дело, он инстинктивно потянулся за винтовкой и обомлел. Большей части приклада трехлинейки просто не было. Голодная кобыла с сильно выдающими по бокам ребрами попросту съела промасленный деревянный приклад. Вскоре смех стих, а до Ивана начал доходить весь ужас произошедшего. Взводный, подошедший через несколько минут, обрушил на него поток ругательств, в котором растяпа и вредитель были одними из самых безобидных слов. «Ищи другую винтовку, где хочешь. Хоть рожай, но чтобы к утру она у тебя была, не будет – под трибунал пойдешь».
Найдя в глазах товарищей понимание и сочувствие, рядовой Федотов отправился, куда глаза глядят. А где ее найти-то. Летом иль осенью еще можно, если прифронтовая полоса недалеко, а сейчас? Зима, снег по колено, бескрайнее поле, да и от своих далеко отбиваться нельзя, не явиться вовремя – за дезертира примут и к стенке. С пустыми руками и таким же животом вернулся Иван в отряд поздно вечером. Батальон уже поужинал, и разомлевшие бойцы расположились на отдых. Доложил взводному о прибытии, но тот даже и не посмотрел в его сторону, лишь махнул рукой: «Иди, мол. Потом с тобой разберусь». И продолжил работу с картой.
Добродушный старшина у кухни велел отпустить Ване причитающуюся пайку, дружески похлопав его по плечу: «Ничего, лейтенант у нас отходчивый, в бою все забудется. Война, сынок».
Наскоро проглотив едва теплую кашу, измученный переживаниями и маршем Ваня заснул. На следующий день батальон вышел к своим. Вновь сколоченные соединения сразу же бросили в бой. Иван шел в атаку. В руках его была испорченная трехлинейка. Кругом падали, срезанные фашистскими пулями и осколками советские солдаты, а он, ворвавшись в окоп врага, колос штыком и был испорченным прикладом фашистскую гадину, мстя за отца и брата, за сожженные деревни и города, за боль и горечь советского народа. Бой закончился – немцев выбили с их позиций и откинули на несколько километров. Иван пошел к взводному, докладывать, что не нашел замены испорченной винтовке. Поднимать в бою с земли оружие товарищей, обагренное кровью, он не смог.
Оказалось, что лейтенанта в этом бою убило. Рапорт писать теперь было некому, да и кто знает, стал ли писать его боевой офицер, если увидел бы, что виновный в такой  преступной халатности искупил все сполна.
К растерянному и опешившему бойцу подошел немолодой красноармеец: «Держи, сынок, винтовку. Это моего погибшего друга. И смотри – не проспи в этот раз…»

2010