Про понты и желание славы. Шуточки

 № 3

Я выросла  в  Пущино (в просторечии Академ). Раньше, когда я еще здесь работала, это был биологический центр Академии Наук СССР, сейчас он именуется наукоградом, но с городом моей юности, 70-х – 80-х годов его уже мало что объединяет. Даже наука. В те  годы средний возраст пущинца был около 25 лет, все были весёлые, молодые и бесшабашные. На работе можно было курить. Я работала программистом,  мы сочиняли стихи – тогда почему-то все сочиняли стихи. Вот помню один, сочинили с бывшей одноклассницей Людмилой:
Перфолента моя, перфокарта!
Где Эллада, где Лесбос, где Спарта,
Где Афины и где Пропилеи
Отдан в рабство навек я дисплею,
На экране лишь призрак Фокала
Обнажил смертоносное жало,
Но, подобно седому Приаму,
Я сижу, сочиняю программу.
Фокал – Формула Калькулятор – один из ныне покойных языков программирования. И вот это всё понты.
Как-то эта же моя подруга насочиняла большое количество непристойных частушек и щедро делилась ими. Вот, помню, гуляем мы с ней поздним вечером над рекой, на берегу вдалеке костерок горит, звуки гитары и молодые голоса раздаются. И вдруг мы слышим:
Над рекой стоит, склонившись,
Молодая ива,
А у милого в кармане
Два презерватива!
Как дёрнулась в ту сторону моя бедняжка, как надрывно закричала туда, во тьму: «Это я!!! Я написала!» Чуть к ним не побежала – еле удалось удержать. Вот что такое желание славы. Ну представим себе, что она ворвалась бы в этот кружок, задыхаясь, крича «Это я!» -  и что бы было? Ну, может, налили бы… Как вообще она представляла себе свой триумф? «Ах, какие очаровательные непристойности Вы сочиняете, мадам! В знак признательности позвольте Вам впиндюрить!»
 Как-то моя подруга, работавшая переводчиком в гостинице «Пущино», рассказала, как к ней пришёл француз (в городе была какая-то международная конференция) – и попросил научить его трём русским фразам: «Привет, как тебя зовут?», «Меня зовут Жером» и «Я тебя люблю» - и ушёл в ночь. Понты, господа. Из самых элементарных.
Меня же больше всего терзало нежелание славы. У меня была в городе репутация очень весёлой девушки. Ну весёлая. Помню, я в очередной раз победила лишний вес в результате какой-то диеты, девушки из нашего научного подразделения поздравляли меня, но, оказавшись на территории обслуги компьютеров, я услышала вслед себе фразу: «Что-то Ирка у нас так похудела… Не СПИД ли где подцепила?» Вот это, блин, и есть слава.
Понты – это просто и невинно. Помню, мы с двумя друзьями возвращались с чьей-то свадьбы. Один из них был мускулистый качок, а второй – мелкий, как теперь говорят, дрищ. (В наше время говорили субтил). И вот, проходя мимо гостиницы, качок в порыве веселья схватил меня на руки и понёс. Потом поставил – и тут субтильный наш товарищ с криком «Гуляй, молодость!» тоже подхватил меня на руки и, сделав три шага, упал. Вместе со мной. Погода была хорошая, на балконах гостиницы стояло много народу, все стали смеяться и аплодировать. Товарищ мой, поднявшись, погрозил им кулаком и плачущим голосом закричал: «Что, пущинских интеллигентов не видали?» Просто ас, я считаю. Провал превратил в понты.
Более жёсткий вид понтов как-то произошёл на одной знакомой эзотерической тусовке. Там все изучали Гурджиева и Кастанеду, занимались холотропным дыханием и трансцендентной медитацией – в общем, застолье радикалов. Один, гордо практиковавший уринотерапию, со словами «Что-то мочи захотелось свеженькой» - взял пустой стакан и вышел. Вернувшись, он поставил мочу на стол, и в это время его сосед, доселе хранивший молчание, с возгласом: «О! Люблю тёпленькую!» - выпил всё до дна. Понты, господа.
Когда к нашей гостинице «Пущино» пристроили одноимённый ресторан, одно время мне  стало казаться, что в городе постоянно происходят международные конференции. Мой дом находился в непосредственной близости от гостиницы, летом мой балкон постоянно был открыт, и под окнами постоянно раздавалась нерусская речь, больше всего походившая на английский язык. Что за конференции это были, я поняла, прислушавшись как-то к беседе двух конференцменов. Это было что-то вроде «Ну я поял, как ты с этой сукой живёшь, все равно не вру… не врубаюсь» Издали речь пьяных русских звучит, как благородный английский, а желание понтоваться любимым городом сразу сильно ослабело.
Как ни странно, истинное желание славы в наши годы было присуще в наибольшей степени представителям таких профессий, как лифтёры и дворники. Ну, может, ещё кочегары из котельной. Однако, вовсе не на профессиональном поприще. А что - бесплатное жильё от ЖЭКа, ну, подмёл утром, ну сложил куда надо мусор вечером – и ты – свободен! Свободен от всех – делай что хочешь. Эти профессии были очень востребованы в кругах творческой интеллигенции. Один, помню, в свободное время писал диссертации по философии на заказ, кто-то рисовал, кто-то музыку сочинял, кто-то - стихи. Любая московская (да и питерская, я думаю) дворницкая представляла собой уютное помещение, обставленное антикварной мебелью (что только тогда люди на помойку не выбрасывали), заполненное книгами или картинами, или рукописями. Найденная антикварная мебель любовно реставрировалась, - просто не дворницкая, а кабинет Льва Толстого. Паша Митин рассказывал, что один простодушный юноша, выходя из таких гостей, мечтательно произнёс: «Какой же Александр разносторонний человек! И книги пишет, и по помойкам ходит…»

По прежнему не настаиваю на сугубой верности абсолютно каждой истории, кое-что перемешано, но в целом, господа, в целом...