тебе

"тебе бы замуж и лепить пельмени", -
ухмылка и страх в седине волос.
почему же ты, Ерофеев Веня,
вечно боишься и маешься врозь?

ты стоишь угрюмо, вся в снегу голова,
шапки не по тебе вязаны, -
но ты с трудом, еле находишь слова:
чем-то, но все же мы связаны.

ты молчишь, уставившись на мои руки,
глаза твои падают точно на грудь, -
я залечу без просьб твои муки,
только смогу ли - грусть?

теперь твои речи не так уж строптивы,
и кончены стоны ночных побед.
но ты опять протыкаешь мне спину,
будто бы дал на то вечный обет.

я вся обезвожена и ранена сильно,
а руки устали от ласк -
давай присядем - тактильно -
еще никто никого не спас.

ведь я сейчас утонченно вру,
и думаю, что слова эти лечат, -
они тают нарочно у меня во рту,
и крестом нательным венчат.

и эти русские - откуда - слова?
этот страх, приколотый вдоль и мимо,
не по нам ли с утра - гул - колокола
плачут и ревут так неумолимо?

не по нам ли мостовые и шасси,
не по нам ли такси - не к спеху!
я украла тебя у русской тоски,
и уже не дам укрыть белому снегу!

куда мне до южных узких троп,
куда до северных мне наречий!
я целую тебя в широкий лоб, -
и кажется, что так будет легче.

значит, эта тоска навсегда пропадет,
и не станет лезть сквозь всю мою кожу?
мой любимый, мой вечный, мой именно тот,
давай помолчим, чтоб снести эту ношу.

и касанием в две руки - осторожно - не урони,
разрисую я мосты, на которых двое - мы,
две заблудшие, две сироты, нам с тобою так сродни,
не грусти, не грусти, посмотри - я купила турецкой хурмы.

чтоб плача и боли - не было,
чувствуешь вязь во рту?
нас с тобою склеяло -
у людей навиду.