Последняя ночь

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
                Поэма (отрывок)

                "Равенство дара души и глагола – вот поэт."
                Марина Цветаева               

Тридцатое августа, год
Военный, в крови сорок первый.
Все чувства навзрыд и вразброд –
Натянуты, сорваны нервы.
Все чувства: избыточный вес –
На длинной ступени терпенья...
Ну что ж, объявляется весть:
Итог твоему песнопенью.

В Елабуге десять часов,
Над Камою – дождь с круговертью,
Последняя ночь и ... засов
Последней калитки в бессмертье.


Бессонница. Грусть и печаль.
На сердце – безвестности сроки...
Засим открывается даль
Невиданной жуткой мороки:
Дойдет ли мой стих до людей,
Потомками будут любимы
Мой глас на виду площадей
И неповторимое имя?
Да, завтра... – уход на заре,
Пораньше, с утра ... (что-то значит)...
Ах, жизнь моя – давящий крест
Нагрузок, и мысль наудачу
Выхватывает из неё
События, даты и лица.
В прошедшее то бытиё
Как славно сейчас погрузиться...
Вот девочка я и пишу
Стихи (шестилетний ребенок).
Как воздухом ими дышу,
(В Трёхпрудном твержу их спросонок).
Вот мама: «Нет, это пройдёт,
Болезнь – не давать ей бумаги!»
Но ЭТО – и гложет, и жжет,
И – самое высшее благо!
В гимназии, дома, везде –
В Тарусе, в Москве ли, в Париже
Всё ЭТО – превыше всех дел,
Да что есть на свете мне ближе?!


И вот гимназисткой, тайком,
Издать книгу всё же решила,
Дебют мой: «Вечерний альбом» –
Моя сокровенная жила:

«Дети – это взгляды глазок боязливых,
Ножек шаловливых по паркету стук.
Дети – это солнце в пасмурных мотивах,
Целый мир гипотез радостных наук.

Вечный беспорядок в золоте колечек,
Ласковых словечек шепот в полусне,
Мирные картинки птичек и овечек,
Что в уютной детской дремлют на стене».

Цветаева, что вы? Ужель –
Колечки, овечки, словечки?
Ах, как Маяковский в драже
Разделал бы все эти «ечки».
Да, прав он, всё ясно вполне,
Но первая книга – всё ж вышла!
Её отличили в стране
От книжек – бездарных и лишних.
Сам Брюсов о ней говорил,
Волошин – восторг, изумленье!
Так в труд – с напряженьем всех жил,
С отдачей до самозабвенья!
Тогда вдруг любовь ворвалась,
Как в зной, духоту – свежий ветер,
В бескрайнюю даль позвала
За ним – самым близким на свете.
Вот муж мой, – как раньше, как встарь, –
Со мной, как и я, с ним повсюду:
И в книге «Волшебный фонарь»,
И в снах, что вовек не забуду.
Вот первенец! – Дочь родилась
Вослед уходящему лету...
Моё материнство... но всласть
Дышала судьбою поэта.
Писала, трудилась – не для
Почета и славы – смешно ведь:
Как учит родная земля,
Так, в бой – беспокойная совесть.
И вот постепенно крепчал
Литого стиха звонкий мускул
И, ритмикой всей рокоча,
Входила в поэзию русским
Поэтом. – Всем пафосом, всей
Основою – песенной хваткой.
Стихи засверкали в красе
Цветаевской – сильной и краткой:

«Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть».

1988