Перед последним часом

Гениального мало в словах о мечте,
Грезить может любой доходяга,
На деле лишь в предсмертном желание
Стебель живого поднял, как знамя.

Ну в полдень под солнцем ты шел по асфальту,
В лет семнадцать, от юности энергичен твой шаг,
И грузил коробку фантазией, утопая в картинках,
Цветных, черно-белых - не важно, забудь,
Ведь сейчас кислород покидает, твою изнутри гниющую грудь.

«Будет сложно, но выживем? Правда отец?»-,
Обращался малютка к папаше,
А запомнил лишь то, как хлопнула дверь,
Сколь телом бы тощим проход не загораживал.

Двадцать лет, и ты сам вкушаешь семейные доли,
Угождаешь в капкан пьяных дев-секретарш на поганой, унылой работе,
Тем временем тарелка наполнила пищей, остывшей за пару часов,
А родная, в муках на кухне, проклинает за согласие слово свое.

Протекают года эрозирует почва, горы рушатся, чернеет вода.
Разменял ты десятков не мало, а век угнетает раба.
Посидели пряди на челе под шапкой, прячешь их от тускнеющих глаз.
И хандра завоюет не спросит. А кто для неё ты такой?
Миллиарды людей не смогли побороть старуху с ржавой косой.

Внучатки - чада твои, стервятникам лучше окажут помощь -
Соратникам своим, трупоедам, трусливым и слабым животным.
Ну а ты погибай, накопил ты прилично, для дележки все в очередь,
Занимайте места, при живом то почти, без угнетения совести!

Ладно будь ты покоен, оформляй ему гроб и священника,
Выметай в могилу его, стань соломенным бабкиным веником.
Да так проживает и погибает большинство,
Никчемны мы, существование наше изначально обречено.