тридцать первая весна

Резкие порывы ветра тащат силой весну в мой серый, засыпанный по самую шею реагентами город. Март упирается, но всё же шагает медленно бегунком настенного календаря. Выпихивает февраль подошвой заляпанного весенней слякотью сапога.
Часы в спальне скрипят стрелками по минутным отрезкам.
Время не знает слова "стоп".
Время не слышит просьб. Злое и быстрое скользит едва заметно, будто длинный солнечный луч по кухонному линолеуму.

Ты повторял часто: Да. А потом что?
А мне казалось, это "потом" никогда не настанет. Я забыла, глупая, что руль не в моих руках. Мне казалось, если сильная и свободная, значит обязательно смелая.

Все мое женское хотело поглотить тебя. Окутать и упеленать. Убаюкать и качать.

Я видела себя большой, нет, огромной статуей Женщины на мраморном пьедестале. Ветер, время, солнце и дожди лишь слегка облупили штукатурку на моем носу, и пара трещин пошли по каменной груди. Всё.
Остальное, по-прежнему, оставалось величественным и почти идеальным. Даже наглые голуби меняли маршруты, опасаясь случайно нагадить на мраморные локоны.

Я видела тебя маленьким. Одиноким и таким печальным. Заблудившимся в холодном пространстве жизни-без-женщины. Слышала, как вьюга гуляет в пустоте твоей грудной клетки. Лишь в глазах твоих временами вспыхивали яркие огоньки, давая тысячу обещаний.

Ты обнял меня. Я в миг вся как-то съежилась до размеров маленькой фарфоровой статуэтки из бабушкиного комода. А ты вдруг стал в разы больше; и с каждой минутой, что я оставалась в твоих руках, продолжал увеличиваться в размерах. Так, что очень скоро я поняла - это ты Великан, а я - карлик возле твоих ног. Как канатоходец, я балансировала на шнурках твоих ботинок. Все во мне дрожало, и если бы не осталось никакой надежды на завтра, я, потеряв опору, упала бы, и осталась размазанной по периметру набойки начищенной до блеска туфли.

Ты вдавил мое тело в мешанину подушек и одеял. Резко и уверенно, будто знал точно, что тебя здесь давно ждали. Я запуталась в своих волосах и мыслях. Желание жгло меня; и я бы до тла сгорела, наверное, если бы ты хоть на миг опоздал.

В груди фарфоровой вдруг раздался стук. Сердечная мышца заработала, как поршень, разгоняя по еще вчера пустому и холодному телу кипящую кровь.

Задыхаясь среди простыней и наволочек, я пыталась сосчитать твои поцелуи. Довольно быстро сбилась со счета и растаяла под прессом всего мужского, что есть в тебе. Превратилась в вязкую кашу, растеклась, заполнив собой сначала пространство постели, а потом и комнаты. Вытекла сквозь оконные щели и поплыла по грязным улицам вместе с первыми весенними лужами.

Все во мне кричало о наступлении Весны.
Моей самой долгожданной. Волшебной. Тридцать первой.