Кабинет с роялем

М.А.


Уводит сон по коридору,
И вот он – свет в его конце.
Узор высвечивает штора
На незапамятном лице.
Я чую запах, запах душен,
Но ты сидишь, а не лежишь
В гробу хрустальном.
Пальцы, уши –
Как за витриною ножи.
Я понимаю, люди – воздух,
Рукой дотронься – уплывут
Под купол, вымазанный в звездах,
Вольются в свежую траву.
Они – цветы, что украшают
Тропу безмолвных похорон.
Они – как лестница большая,
Где сверху Демон пригвожден.




Корнелий жив! – кричит, горит
Во тьме окно, - Корнелий жив!
Он жив, он жив! Он просто спит! –
Кричат чижи, - чирик, чив-чив.
Корнелий жив еще, постой, -
Кричит проспект полупустой.
Сигналит грузовик, - живой!
И вывеска: проснись и вой.
Корнелий, становись, иди,
Иди ко мне, на ощупь, прямо –
Под нами вспыхнет панорама,
И день проступит впереди.




Советская столовая, как шар, кругла.
В аквариуме рыбы тыкаются в стенки
Прозрачного стекла. Завидев купола
Издалека, с холма, ты встанешь на коленки.
А там – что храм, металлургический завод,
Фонтаны розового пара окропили
Парадный вход. Вот он манит тебя, зовет
Коммунистической звездой на тонком шпиле.




Глаза подними, глаза распахни,
Сквозь тучу летит авиатор упрямый,
Летит прямо в трещину, капля стекает,
И ты понимаешь, что смотришь на небо
Сквозь окна автобуса, темные, влажные,
Ты понимаешь, что пленка защитная
Тут разошлась в виде ломаной линии,
И это не то, что подумал ты – это
Не в небе раскол, а уставшее зрение.




У меня был ножик для бумаги,
Я слегка порезала им шею,
А потом пошла в ларек за бритвой.
В тот ларек, где летом на обочине
Бабочку павлиний глаз из пыли
Вытащили, отпустили…
Помню осень, помню зиму,
Все смешалось, слиплось в сгусток
То ли крови, то ли слизи,
То ли оголенной боли.




Арка, арка, акведук,
Сосчитай меня, мой друг,
Обсчитай меня, обчисти.
По аллее золотой
Павшие метутся листья
Дворничихою простой.

В городах я не бывал,
Рук твоих не целовал,
Каблучками не поцокал
Вдоль реки и поперек.
И не знал, что ясный сокол
Для себя меня берёг.




В поле во мертвом ручей течет,
В небе во мраке изба горит,
Иерусалимский смиренный ход
Гроб целовал, поедал акрид.

В страхе засучивал рукава,
Прежде чем воду набрать в кувшин.
Там примерещилась голова,
Дивный колпак из пяти вершин.

Тело из ужаса состоит,
Горнего ужаса состоит,
Церковь ли там на холме стоит
В темном кольце ракит?..




В советской столовой
Мне стало несносно,
Стошнило подливой.
С зазубренным носом
Висел старикашка
В серебряной раме,
По раме букашка
Ползла вверх крылами.
Летела на небо,
И черного хлеба
Из детства несла мне
На блюде из камня…
- Ой! Мамочки, мамочки!
В зале пчела! -
Огромная, теплая…
Кровь потекла.




Меж ночных погрузочных станций,
Где вода как кисель туманна,
Замирая, кружится в танце
Крейсер Корнелиана.

Сорок женщин его качают
По волнам, и танцуют сами,
Под истошные вопли чаек
Встряхивают волосами.

Под луною остов сияет –
Это Корнелиана
Показалась, вот-вот растает…

Музыкой ресторана
Наполняется даль причалов.
Люди еле скользят по стенам,
Опасаясь разрушить призрак
Корабля Вселенной.




В ванну налили крепчайшего яда,
Волосы темными стали от влаги,
В синюю прорубь морозного взгляда
Не испытал на размокшей бумаге.

Крылья расставили ангелы злые
И никого, никого не впускали,
Вытянулись, как цветы восковые
На распустившейся калле.

Здесь мы пахали и пляски плясали,
После я шел полутемным пролетом
В свой кабинет и играл на рояле.
Пифия белая, кто ты?




Окно, окно, ты не расскажешь никому,
Что я в тюрьме, что я люблю свою тюрьму,
Я на ветру стою в ней, птицей вскинув руки,
Как на вершине самой радостной науки.
О, голубое небо, крыша молодая!
О, безделушки, по которым я гадаю,
Когда придет зенит, когда настанет пик,
Когда мне явится двурогий бледный лик.




Окно, окно, прием, я белый глаз,
Я маета, я горлышко бутылки
Опустошенной залпом. Свет погас
И сплелся в липкий узел на затылке.
Я спать хочу, я тишины хочу,
Но соловей поет, не засыпает.
Рассудок косу приложил к плечу
И малыми секундами ступает.




Город поёт, новый город поёт!
Раннее утро бодрит и туманит
Речку усталую, ломаный лёд,
Локомотив, что настойчиво тянет
Сотню вагонов. А город поёт
Славу своим победителям смелым.
Город поёт, как гигантский завод,
Снегом умывшись последним и белым.
Город поёт, и торопит волна
Чаек озябших – летите вперед!
Лягут под ваши крыла имена,
Весть принесите, весна уже ждет!
Город поёт, светлый город поёт,
Будто гудит муравейник огромный,
Спит под землей небожитель мой скромный,
Спит над землей мой убийственный гнёт.







Август 2019