Ломка и закалка. Часть седьмая

          Заканчивался " Курс молодого бойца". Скоро Присяга. Но ПОЛОЖЕВЭЦЬ, отобрав из двух взводов десять человек (в их число входил и я), доставил всех на полигон, построил и мы услышали уже знакомую фразу: - Я з вас буду рОбыть людэй! И щоб вы зналы, шо це такэ Армия! Буду займатыся индивидуально и умэстях!
          Мы к Присяге вырыли два капонира, куда входили две единицы техники на гусеничном шасси, их верхние боевые конструкции были на уровне поверхности, а так же оборудовали и зарыли в землю механизмы автоматически исчезающих мишеней. Работали под надсмотром " Полуживого", который через два часа позволял нам 10 - ти минутный перекур. В термосах нам из части привозили обед, во время которого мы имели возможность полчаса отдохнуть. Руки от лопнувших мозолей огрубели и ороговели.
          Но мы выдержали. Приняли происходившее с нами стОйко и безропотно, хоть и бывали к концу дня буквально полуживыми. Благо то, что " Прохор" уже не по 10-12 раз зажигал спичку перед отбоем, а по три раза. Это мы делали рефлекторно и засыпали как убитые, забыв,  как зовут маму и папу, и даже кто над нами Бог: Иисус? Или триединое "П"?
          Оставалось познать последнее - загадочное "Д".
 *. *. *
           " Д" - это, конечно, ДЕДОВЩИНА. Она, как Мафия, в Армии бессмертна. Её мы познали во всей " красе" после Присяги.
          После отбоя ДЕДЫ, отслужившие полтора года, стали каждого молодого, принявшего Присягу, поднимать и выводить в " Ленинскую комнату". Смеясь и куражась, ДЕДЫ били по голым ягодицам молодых тяжёлыми литыми дюралевыми ложками. С оттяжкой, смакуя каждый удар словесно: - Я...салага... жрать...старикам... всё...отдавать!
           Это была тоже " присяга". И она была " Славной боевой традицией" - неписаным Законом, за нарушение которого следовало наказание. Я уже побуквенно был знаком с объемом той кары, услышав её от ДЕДА, укравшего у меня бритву, часы и деньги.
           Прошли и эту " присягу". Куда же денешься с " подводной лодки"? Сахар - два кусочка, масло - кружочек размером с пробку от кефира, - всё отдавалось на " прокорм" ДЕДАМ в течение полугода и они уходили на " дембель".
           Но нашелся один, не пожелавший отдавать свой (полОженный по продаттестату) сахар и кружочек масла. Его койка в казарме была снизу. В один из утренних подъемов (была уже зима) всё обнаружили, что он на койке был закидан сотней пар солдатских войлочных тапочек " ни шагу назад". Эти тапочки имелись под табуретками у каждой койки и с подошвами от " кирзы БУ" без задников.
          Подошедший к " нарушителю" сержант РАХУБО приказал ему за минуту расставить все тапочки по местам, пригрозив нарядом, если не успеет к утренней зарядке. Не успел. И был направлен на кухню к ПЭРЭХОДЕ, а в назидание РАХУБО добавил, - Там вдоволь налопаешься сахаром и маслом!
          Вернувшись через сутки из наряда, этот солдат после отбоя с " подводной лодки"... сбежал. Он записался у товарища, дежурившего дневальным, на выход в туалет. В бушлате (стоял декабрь), в шапке и в сапогах покинул часть, преодолел 3- х метровый бетонный забор военного городка.
            
 Продолжение следует.