из жизни поэта - 2

   В предвечерние часы я сидел в комнате писал, думал и планировал, решив, что хочу написать рассказ "О первой любви":
      "Катька собиралась на свиданку со своим парнем, но по пути к нему встретила другого парня в кожаной куртке. - Ох, - сказал парень  в куртке. - ох, какая же ты хорошенькая девочка! Хотел бы я, чтобы у меня была такая..."
   Утром кое-как проснулся, сел в кровати. Пошарив под матрасом, ополовинил чекушку. Затем с кровати встал, подрочил: за окном стремительно смеркалось. Вышел в коридор, и тут в коридоре я встретился с катькой.
Скажу тебе, катька эта была - оторви да выбрось - вечно норовит то язык кому-нибудь высунуть,то гадость сказать.
 В тот день была она одета в какую-то кот-матроску беленькую, а поверх, на лямочках очень коротенькая юбочка.
 - Здравствуй, - говорю - Катя. Вчера написал стих, послушай, щас прочту:
    Встает заря во мгле холодной,
    На поле шум комбаинов умолк.
    С бичихою своей, всегда голодной
    Выходит на дорогу серый волк.
 А катька, оторва, по коридору ползает, язычок высунула, мне показывает.
 - Постой,- говорю ей - это надо понять. Тут аллегория сокрыта.
Бичи завсегда попарно ходят:волк с бичихою голодной. Волк с утра наетый, напитый, а она, дура, голодная. Жена всегда после мужа должна есть, во всем должна мужу подчиняться.
 - подожди, - говорю. В холодильнике еще две банки бюджетного виски УайтХорс оставалось. Без них нам с тобою аллегории не сыскать. Ох! Катя. У нас с тобою ребенок будет. Чувствую, сейчас прямо и родишь. Гляди, уже в передок наполовину засунул.
 А катька моя все язык показывает, по коридору ползает, маленькая оторва. Коротенькая красная юбочка задралась - а под нею, Господи Иисусе Христе под голым небом, это невыносимо! трусики такие интересные, тоже красные, а на них рядами такие красные рюшечки. Ох, милая, слыхал так дети  у людей и получаются.

Да кто такая, в конце концов, эта самая катька,  чтобы уделять ей так много времени и внимания? Запретить её и все дела. Но, странная штука: чем больше ее запрещают, тем больше ее остается. Она, как тесто, выползает из тесной кастрюли, растет на дрожжах, того гляди перельется через край.
  Конечно, есть такие люди, которые прекрасно обходятся без этой самой катьки. Живут себе, рожают детей, поливают цветы, исправно ходят на работу, ездят в общественном транспорте и обладают массой положительных характеристик. Например, они редко опаздывают. И всегда говорят правду. Спать ложатся по свистку и встают по будильнику. Постель у них всегда заправлена, ботинки начищены, взносы заплачены на год вперед. Да! Стихов они, как правило, не пишут, а вместо них думают всякие правильные мысли.
   На самом деле, катька — она как бы есть, и ее вроде нет. В карман ее не положишь и на замок не запрешь. И как только начнешь думать о ней,   то она тут же скисает и куксится, и рвется на волю, в коридор. Убежала, оставив после себя хорошие истории.  Или стихи. Не про катьку,  нет, просто про жизнь.




С учетом всех обстоятельств я чувствовал себя не так уж и плохо. Праздничное возбуждение, с каждой минутой усиливавшееся на улицах под окнами, на меня определенно подействовало. Предвкушая долгую ночь, я заставлял себя вздремнуть. 
  Я ненавидел мыться по утрам. Понурившись я прошаркал в ванну. Включив воду, я сунул под теплую струю указательный палец, потом осторожно протер глаза. Для вида обмакнул в воду зубную щетку. Выждав несколько минут, я покинул ванну, и поплелся в свою комнату. За окном смеркалось.
 Подвергся забавной иллюзии – глянул в окно и  показалось, что вижу над крышами домов верхушку Эйфелевой башни. «Увидеть Париж и умереть», – пробормотал какой-то внутренний голос. Другой внутренний голос возразил: «Видел не раз и не умер». Присмотевшись внимательнее, понял, что над домами торчит всего лишь родная останкинская телебашня. «Не очень-то и похоже».

Вчера зашел в Филипповскую булочную на Тверской, просто обалдел. Чего там только нет! — Хлеб черный, рижский, полубелый, ситный простой, ситный с изюмом, булки всех видов, чуть ли не двадцать сортов сухарей, баранки, пирожки, пирожные. Одних пирожных выпекают около трех тысяч в день, и все это немедленно распродается!

    Катька нарисовалась (я уже научился их различать). Зависла надо мной и улыбается.
– Доброе утро, Алёха, дорогой! Как самочувствие?
— Здравствуй,  Катя, — говорю, Пока терпимо. Рекламу слышу в телевизоре.
– Вот и хорошо! У меня для тебя приятная новость: тебе кофе сварить? 
— Свари мне, пожалуйста, Катя,  кофе, —  хотя хотелось мне не кофе, а пива. — А ты как  сюда попала?

Я сидел одинешь в  четырех стенах, сидел посреди громоздящихся справочников-путеводителей по городам, орфографических словарей, многочисленых пакетов из-под чипсов; временами медленно бродил из комнаты на кухню;  запекался в духовом шкафу вместе с поросятиной. Из-за всех этих процедур трудно было улучить для вдохновения хоть минутку — и даже когда мне это удавалось,  валился на диван-кровать от усталости или же мучился от тошноты.
Да, литературная смерть — это по мне.
  А там кто знает… Я не женат,  молод, беспринципен
находчив,  творческая личность, высоко мотивирован и хорошо образован.  В конце концов, не все так безнадежно. Оставила же она мне свой телефончик! И Танечкой просила  назвать. Уже Таня ? Была же Аня. В две смены меня пасут! Мрак.
  Вкалывать, конечно, придется до чертиков, но ничего, я справлюсь. Пусть только вернется! Сюрприз будет!
– Здравствуй, Таня.  Вообще-то я люблю блондинок. С их  несоразмерностью,  анемичностью и прозрачностью . Люблю блондинок, но получается с брюнетками, с их странной  закономерностю  втягивать в утомительный водоворот страстей: тогда как блондинки оставаляют фантазии, мятный привкус губ и  ароматную вмятинку на холостяцкой подушке.


   Мешает, конечно, своеобразие памяти. Про себя я называю свою память «ситуационной».  Большинство людей вспоминает прошлое иначе, так сказать, исторически. «Намедни… в прошлом году… до того, как дядя Миша женился…» Мне же, до мельчайших деталей, помнятся давно забытые другими ситуации, но с трудом мог расположить их во временной последовательности, и вообще восстановить, как они были между собою связаны.
  Эти и другие ситуации способствовали пробуждению моих  способностей   открыли двери чуду. Но – когда, почему? Очень хорошо помню, как что-то толкнулось внутри, около сердца, легкий зуд возник в голове, под черепом, возле затылка. Раскрылось окно, в комнату ворвался влажный грозовой ветер. 
   
   Ходил по продуктовым рядам. Молочные продукты: снежно-белая сметана, янтарный сыр, масло неуловимых оттенков белизны и желтизны. Кто знает,  что яйца, собранные в таком большом количестве, могут создать симфонию оттенков и размеров? И свежее парное мясо меняет цвет рубина на гранат, а жир его светится каплями жемчуга. А груды овощей? Зелень лука и пурпур редиски, сотни оттенков зелени — какой художник нарочно подбирал эти тона? Кто не видел зарезанную курицу? Но кто видал, что сотни их, сложенные вместе на прилавке, создают фантастическое геометрическое тело, дышащее живой теплотой?
Слюна неистово брызгает во все стороны, мне ажно пришлося закрыть глаза и представить на этом  месте  горячую и сексуальную штучку.

  Лежа в кровати, в темной комнате, я чувствовал приятную усталость. Мне казалось, что в глаза мне насыпали песок, и я закрыл их. Но сон не шел.Передо мной вновь вставали события прошедшего дня: ВессаБлюменбаумКоролева Зимы, — написал я в своем дневнике. — Символ плодородия, наделенный могуществом даровать возрождение и процветание. Избирается, как королева школы на выпускном вечере. Не забыть уточнить, полагается ли королеве супруг из представителей потустороннего мира.  Весса Блюменбаум - поэт. Весса пришивала оторвавшуюся пуговичку. И нечаянно уколола пальчик иголкой. У Вессы ранка.
- Где же врачи?! Почему не идут? Санитары! Санитары!
К Вессе бегут три санитара Вера, Светлана и Павлик
Не плачь, Весса! Ты хороший человек,а ранка пусть останется на память. А чтобы  вспомнила  сочное лето в  прекрасном тугом мареве дачи посылаю тебе стишок: прочти внимательно, а потом мне напиши, что чувствовала, пока читала— мне это важно:

В краю лесов и сумрачных снегов,
В стране дождей – лежит дорога странствий.
Как велико простое слово – "Здравствуй!"
Будь славен тот, кто изобрел его!

 Конец земли – я там теперь живу,
В избе просторной, с окнами в рассветы.
Уже осины осенью разделы –
Ах, как им колко бегать по жнивью!


 И что все это значит? Если человек умер, его личность, его душа, его неповторимое «я» тоже умерли, растворились бесследно, – или все это продолжает существовать в какой-то другой вселенной? А может, кто-то (или что-то) существует над нами, все запоминает, все видит, все может уничтожить и заново создать по своей воле, при желании – в другом пространстве или времени?
Крым – наше все, и рай, и ад, и чистилище. Страх. Говорят, перед смертью время растягивается экспоненциально. А еще говорят: все видения переживших клиническую смерть – это всего лишь утешительный фильм, который включается, когда мозг чувствует приближение конца. Но все-таки есть надежда на бессмертие. Тому доказательством – путешествия во времени. Но чтобы сохранился шанс – надо выжить. Здесь и теперь. 

Просто  ужасно. Жизнь просто закончится. И все, что было тобой, уходит: надежды, мечты и воспоминания — все-все. Беда современнго поэта в том, что  умудряется растянуть собственную смерть очень надолго. Некоторые считают, что это чудесно — иметь время смириться со смертью и пережить все эмоциональные состояния, которые с ней приходят. Но взявшись сочинить рассказ о любви, я не мог придумать ничего хуже. Это словно отрывать лейкопластырь.


                ***
     После ухода Таньки поэт достал из холодильника литровую бутыль  "Столичной",(эйфория возбуждения
требовала выхода; возбуждения хотелось, хотелось им
воспользоваться как воздушным шаром и полететь,
и водка такой выход дать могла),  налил до стакан до краев...и передумал.
  " Да и х...й с ним. Говнопанки! Х...й!! Вспомните, как там у Маяковского: "Ведь если звезды зажигают - значит, это кому-нибудь нужно!" Значит, миллионы любителей эстрадной песни согреты светом и
теплом звезды А. Малинина, так неожиданно и ярко вспыхнувшей на конкурсе в Юрмале.
     Нельзя сказать, что Малинину выпал счастливый билет - жизнь не очень-то его баловала. Детство прошло в Свердловске.
Отец был строителем, мать работала в магазине. И не было случая, чтобы в семье прозвучала хоть одна нота. Но, видимо, сызмальства жила в нем любовь к песне, если он оказался в хоровом кружке местного ДК железнодорожников. Как многие его сверстники, увлекался "Битлз", популярным в ту пору Томом Джонсом и Элвисом Пресли. Переживал, что не знает английского, потому старался подражать им, осваивая их репертуар. Но вскоре эти пристрастия сами собой отошли на задний план. Его душой овладела удалая, раздольная русская песня. Вечерами во дворе, примостившись с гитарой на скамейке, готовый рухнуть от сгрудившихся поклонников его дарования, с
хрипотцой и надрывом, которые сохранились у него до сих пор, безотказно пел и пел.
    И снова поворот – неожиданно он стал играть на валторне, увлекся и подался в духовой оркестр. Валторне он оставался
верен и в армии. Вокальные данные Александра Малинина оценил  руководитель Государственного уральского русского народного хора. Много сил и души отдала ему Неонила Александровна Вальгинова, которая вела в хоре вокал. Ей он обязан живущей в нем верностью школе народного пения. Малинин уже выступал в Ансамбле песни и пляски Уральского военного округа, когда во время гастролей в Кургане увидел афишу – " Поющие гитары" . Они-то и зазвали его в Москву. Недолгие репетиции,и начались бесконечные гастроли.
    В его репертуаре утвердились песни шумные, с надрывом, без которого не обходится ни одна рок-группа. Извечная его тяга к новому, ещё не освоенному, толкала на поиски "своего" коллектива. Группа "Факт", " Голубые гитары", "Метроном", и везде он был первой скрипкой - солистом. Неизвестно, как бы сложилась его артистическая судьба, не попади он в жестокую автомобильную катастрофу. Клиническая смерть. Но врачи вытащили его, можно сказать, с того света. Около четырёх месяцев пролежал в гипсе. Потом каталка, костыли. Но самое страшное, что навалилось на него, - депрессия, захватившая каждую клеточку его души. И может, была самая трудная его победа в жизни - победа над собой. А духовные силы, как это ни
звучит банально, ему вернула любовь к песне.
      Мы возвращаемся к нашим пакетам. Рассказ о любви не удался. Как там у Классика: На даче было пусто и тихо – за окном шукшинским самоцветом краснеет калина. Причудливо преломлясь и кривясь, отражаясь в многочисленных гранях толстого, еще венецианской работы стекла, тяжелый медный маятник равнодушно и мерно качается
из стороны в сторону, отсчитывая  минуты и секунды   жизни. Старинные напольные часы в массивном корпусе из темного от времени дерева, казалось бы,символизируют собой само Время, навсегда застывшее в этих стенах. В глубине механизма что-то щелкает, и большая, с длинным острым пером стрелка разом перескакивает на новое место, часы издают короткий мелодичный звон. И снова наступает почти звенящая тишина.

   Так, в общем, и надо писать — обиняками,  то есть. Не раздевать и выставлять на посмешище с похабными „частями тела“, а наоборот, вуалировать , покрывать  пелериной, убирать вздымающиеся части тела под отглаженные чесучовые брюки и пиджаки.
   Или вот, скажем..." Поутру в холодильнике обнаружилась шикарная линия продуктов — полупустая бутылка бюджетного виски White Horse без крышки, два пива «Крушовице», какая-то старорежимная сельдь в ванильном соусе, икра минтая и кетчуп."  Во как! Виски у него завалялась, случайно. А рядом с плитой, значит,  валяется недоеденная закоченевшая пицца из ночного магазина, похожая на обкусанное глиняное блюдо. У раковины стоит закрытая консервная банка с питьевой водой. Вот ведь, свинство, живут ведь люди. А что там у нас? Столичной целый флагман! Чего-то он не очень пошёл в прошлый раз, резкий. Я сорвал зубами пробку, крутанул бутылку и сделал большой глоток. Ослеп. Слёзы выступили на глазах, я задохся, и водовка раскаленным шаром стала прыгать вверх и вниз по пищеводу – между гортанью и желудком, ещё не решив – то ли вылететь наружу, то ли сползти в
теплую тьму брюха. Пока не просочилась вниз, не прижилась. И сразу стало легче дышать, тяжесть в голове стала редеть. Ну и х...й с ним! Патриотический напиток, оттого и пьётся нелегко. Так что вот так. Как то так.

Я нажрался водки и пошёл искать кого-то
Это случилось на даче, была зима
Стоял сильный мороз
*** стоял как дед мороз
Я сам был как дед мороз
Между двумя  ***ми
Теперь все черно-белое.