Предисловие

  Предисловие
 На переднем плане – Королевский дворец Августа Понятовского в Гродно, где он отрёкся от власти в 1794 году.       

     Летопись моих пращуров, как коренных жителей Гродненщины, датируется с первой половины 18-го столетия. Путешествуя па страницам памяти свидетелей прошедших времён, я остановился только на самых памятных событиях в их жизни в контексте с реалиями того времени.
    Мои родичи     воевали в армиях Царской России, Советского Союза, Польши и генерала Андерса, и даже засветились в рядах Армии Крайовой.
       Во время Второй мировой войны кормили по ночам советских партизан и АКовцев за единственное вознаграждение – остаться в живых и в своём несожжённом доме.
       Погибали в немецких концлагерях, и ожидали смерть, как заложники, в Гродненской немецкой тюрьме.
       После прихода в Беларусь вторых Советов попадали, как «контрреволюционные» и «социально чуждые элементы», под раскулачивание, депортации, репатриации и бесследно исчезали на необъятных просторах Советского Союза.   
      Стояли в 10-летней очереди, на покупку «Жигулей» и собственной квартиры.
     Участвовали в восстании Константина Калиновского. Затем скрывались от репрессий под подложными паспортами в Российской империи, массово эмигрировали в поисках лучшей доли в Америку, Англию и Францию.    А во времена панской Польши возвращались в родные пенаты, под новоиспечённым названием – Восточные Кресы, где по крылатому, сохранившемуся до сих пор, изречению: «жили, як за польским часам:  комин обвешивало колбасой пальцем пханою, а блин с двух сторон маслом мазали». И в тоже время за деньги организаторов протестных манифестаций дефилировали в Гродно на антипилсудских демонстрациях, да ещё и под охраной польской полиции.
      С седых языческих времён не покидали бизнес предков – тиснули с жита.  И пили не стаканами, а напёрстками, как белорусские шляхтичи, что позволило им засветиться и в спорте, претендуя на олимпийское золото.
      И во все времена, независимо от трансформации пришедшей очередной власти, поливали солёным потом родную земельку. Меняли веру, фамилию, имя и отчество, чтобы получить благословение властей на покупку земли, сельскохозяйственной техники, приобретение денежных кредитов на развитие своего бизнеса.  При царской власти были православными с чисто русскими именами, при панской Польше – католиками с польской фамилией и именем. Национальность определяли по вероисповедованию: католики – поляки, православные – русские. Белорусов не было. И только три из 254-х моих родичей называли себя литвинами, ассоциируя свою национальность с Великим княжеством Литовским.
     На распутье 1939- х – 1946-х и даже 1950-х годов из 254-х моих родственников 84 проголосовали ногами против советского рая.   Переселились в Польшу – дополнили трёхмиллионную диаспору коренных жителей Белоруссии за рубежом. Из оставшихся 170 человек в возрождённой Советским Союзом БССР, 19   отбывали разные сроки в гулаговских лагерях товарища Сталина. После его  смерти  реабилитированы, 12 погибли: три от рук немцев, два после допросов в КГБ, один в первые дни Великой Отечественной войны в Советской Армии, и шесть бесследно исчезли во время депортаций.
    Фотографии «обездоленных и угнетённых батраков» на страницах книги, сделанные вовремя межвоенной Польши, как альтернативное свидетельство о панском угнетении, мягко говоря, не совсем соответствует образам литературных персонажей наших уважаемых классиков Беларуси.
     К большому сожалению, идентификация национальной принадлежности одних и тех же людей с одной и той же страны по вероисповеданию не позволяет отождествить   в национальном контексте два   родственные понятия в одно целое. Самое искреннее, душевное, родное, таинственное мои католические и православные родственники обсуждали между собой всегда на белорусской родной трасянке.
      Моя мама (1911 - 1998) изучала историю ВКЛ в польской гимназии и в разговорах всегда подчёркивала, что по вероисповеданию мы литвины (белорусы), а разделили нас по вере и отменили наше национальное литвинское наименование Советы, чтобы показать всему миру и, прежде всего нам, что мы чисто русские люди.
       Кстати, во времена брежневского застоя, в медицинской среде Первой городской больницы Гродно, где я работал врачом, белорусский язык воспринимался, как здешняя эмоциональная колоритность. У нас один доктор из обоймы руководящего звена на торжественных собраниях, посвящённых первомайским и октябрьским празднованиям, всегда свои спичи в честь орденоносного генсека остроумно и колоритно оформлял по-белорусски. На городскую доску почёта он не попал, но его изречения эскулапы растаскали на цитаты.
     Ситуация кардинально поменялась, когда в детских садках и школах выросли два поколения чисто русских аборигенов, которым с течением времени СМИ и телевидение сделали прививку: белорус - это тот же русский, но в Белоруссии он даже чуточку больше русский, чем в России.
  Поколение моих родителей уже в лучшем мире, туда же направляется и моё, и сегодня в Гродно только один человек разговаривает по-белорусски, объявляя в общественном транспорте по навигатору остановки.


     Я гродненец во втором поколении. В первом – мама, когда в день венчания (1938г.) получила приданое: на городской окраине  шесть соток земли и дом на сто квадратных метров.  У жениха (отец) в деревне Плебанишки (25 км. от Гродно) было хозяйство. А впервые я познакомился с этим миром 17 февраля
1939 года.
 Белорусскую семилетку окончил в деревне Пальница, Гродненского района (3 км. от Плебанишек), среднее образование – в вечерней школе в Гродно, имея в 15 лет собственные деньги, как подсобный рабочий  в авторемонтной мастерской, потом, как обвальщик, на Гродненском мясокомбинате.
    Служил (1958-1961) в посёлке Гремиха (Мурманская область) и
 не  по состоянию здоровья, а  за  отцовский  гулаговский «грех»,
в стройбате бурильщиком скалистого грунта в вечной мерзлоте. После разоблачения культа Сталина – комсоргом.
    Кстати, в Гремихской вечерней школе, как вольнослушатель 10
класса, я получил  ещё один аттестат. За исключением русского (3), все остальные предметы сдал на 5. Белорус есть белорусом и это было видно даже за полярным кругом.
   После окончания Гродненского мединститута четыре года
работал главврачом в Селивановской, затем в Гожской участковой больнице. После ординатуры по хирургии – онкологом
и хирургом  в  Первой  гродненской  городской больнице. Последние три года (до пенсии)  –  судовым  хирургом   в  Мурманском   рыболовном флоте «Севрыба».

    Являюсь автором книг поэзии: “Тутэйшы”(2006),
 «Прыдарожная  вярба»(2008), «Вчерашние  святыни»
 (2008)     “Споведзь      эскулапа     ”(2018),    мемуараў  –
“Ліцвінка”(2015), в авторском переводе на русский язык под  названием  "История Гродненщины в фотографиях и биографиях" и кнігі-білінгва "Пераклады"(2021). Живу в Гродно.