Антиквариат

   Вернувшись из славного города Ленинграда,  и набив руку, если можно так сказать на подделках,   меня так и подмывало слепить, что-нибудь подобное.
  Для начала, я пошатался по комиссионкам и прикинул, что народ покупает.
   Правда, народ – это в основном, либо толстомордые мясники или цеховики, либо на худой конец – цыгане с золотыми зубами.
 Они были падкие на всё яркое, позолоченное и дорогое…
  Комиссионок у нас в центре было не больше десятка  и с третьего захода,
 я познакомился с молодой продавщицей, которой было лет девятнадцать, не больше. Она была невысокого роста с хрупкой фигуркой и длинными, как смоль волосами. Её большие карие глаза дополняли красивое лицо…
   Долго рассматривая, старые картины, тарелки и другой антиквариат, я сказал, что – художник и, познакомившись, поинтересовался, каким образом ту или иную вещь оценивают и определяют возраст.
И оказалось всё довольно просто.
  Зам. директора - женщина с десятилетнем опытом работы, просто смотрела, чтобы картина или художественное изделие было старым, а цену назначал сам хозяин.
- Классно, - не удержался я, - так можно любые гроши требовать?
- Можно, то можно, - с улыбкой сказала продавщица, которую звали Вера,- но надо приплюсовать ещё двадцать процентов комиссионных, а если цена будет большая и в течении месяца её не купят, то ещё – плюс пять процентов за хранение.
- Не фига себе, - говорю, - как всё сложно. А как же определить цену, что бы покупали?
- А ты, посмотри, что – почём и определяйся, а я – помогу продат, - подмигнув, сказала Вера.
- Хорошо, - кивнул я, - намёк понял.
  А сам подумал: «Можно и поближе познакомиться, а заодно и своего человека в комке заиметь».
 Решил я начать с Кузнецовского фарфора и старых картин.
В те времена  даже у меня дома было пару тарелок и одна молочница с таким клеймом.
  Единственное, что меня смущало, что надо было делать надглазурную роспись, но потом решил, что можно будет покрыть аккуратно рисунок лаком и глядишь может быть - и прокатит. А с картинами было немного сложнее, надо было поискать старые холсты и либо перемалёвать заново, либо – отреставрировать.
Выбор небольшой, но с чего-то начинать надо…
  Походил я по мастерским знакомых художников и у кого за  бутылку, а у кого за деньги, выудил пару холстов, а у некоторых просто – старую дерюжку – задарма.
 Я её потом натягивал на подрамник, сделанный из реек побитых шашелем.
 Сюжеты подбирал из разных альбомов и журналов, правда, не передирал их один – к одному,а делал, как говорится «лёгкий плагиат», оставляя, только приблизительное направление стиля.
  Так, что непосвященному человеку, казалось, что картины написаны в старыми мастерами.
 Первую подделку под антикварный фарфор, я принёс дней через десять.
Рисунок ещё сильно пах даммарным лаком, но мне было это не важно, уж больно хотелось Вере показать свою работу.
 Она, взглянув на тарелку, перевернула её тыльной стороной и, увидев, клеймо Кузнецовского фарфора, сказала:
- Красивая тарелочка, ты принёс её на комиссию?
Я понял, что она, то ли не заметила, то ли сделала вид, говорю:
- Да, нет!  Я просто хотел тебе показать, какие у меня дома вещи есть, если интересно, то можно будет, как-нибудь у меня в мастерской посмотреть.
  Она, видно, понял мой «подкат», наверное, многие такую красивую девушку «клеяли», поэтому сказала:
- Хорошо, как-нибудь в другой раз.
Я так и не понял: « Так – хорошо?» или « Как-нибудь в другой раз».
 Ну, у женщин это есть- вроде бы отказала, а с другой стороны – оставила надежду…
 Тогда я решил – надо дописать небольшую картину на холсте размером примерно тридцать на сорок сантиметров в старой рамке, которую я недавно выцыганил за пару колонков у знакомого художника, и принести на комиссию, продать, а потом пригласить её в кафе.
 Понятно, что при таком стимуле, я работал не покладая рук.
 Закончив писать морской пейзаж, в манере девятнадцатого века, я его для быстроты поставил в тёплое помещение, типа на кухне возле плиты, потом сушил феном, а когда она подсохла, покрыл лаком с добавлением коричневого марса, который предавал небольшую грязноту и краски тускнели, как это бывает на старых холстах.
  Прошло ещё пару дней и лак подсок почти окончательно. И тут заваливает ко мне знакомый художник - Лёня. Походив по мастерской, он заметил картину в старой раме, а потом сказал:
- А, откуда у тебя эта антикварная вещица, уж больно на Айвазовского похоже.
 Ты её что, реставрировал?
- Да, это меня попросили, - продолжая держать интригу, говорю, - я немного подмазал и лаком по новой вскрыл.
Тогда он, взяв её в руки, посмотрел на обратную сторону и сказал:
- Ей, лет восемьдесят не меньше, но кракелюра почти нет, ну, на небольших работах так бывает. Может действительно великого мастера, ведь он написал около шести тысяч картин, а сколько этюдов – один Бог знает, правда, в своё время у него было много учеников, и его подделывали сплошь и рядом.
   Тогда я засмеялся и говорю:
- Да это я, написал её недавно на старом холсте - под антиквариат. А, что похоже?
- Ага, даже очень, кто не соображает, хрен разберёт.
Мы выпили кофейку, покалякали про наши дела и, уходя, он сказал:
- Ты не первый кто это делает. У нас в комиссионных половина таких - висят.    Хоть он и был самоучка, но кое в чём разбирался, и, как говорят: «рисовал – с  детства». И не имея специального образования, читал много литературы и знал достаточно про изобразительное искусство  и художников.
   И я подумал: « Если Лёня, пусть даже любитель – купился, то обычные граждане – и подавно. А давай-ка я поставлю автограф Айвазовского. Интересно, как он там свои закорючки писал?»
   И стал искать в журналах картину мастера.
 Нашёл. Она оказалась не очень сложная: в правом нижнем углу, слегка по диагонали мастер писал: «Айвазовскій» и ставил год.
 Решил намалевать подпись, не очень разборчиво – большое «А» и дальше мельче и не разборчивее, да и год – тысяча восемьсот затёртый, как будто от времени, и подсушив ещё пару дней полотно, понёс в магазин.
  Когда Вера увидела картину, то даже удивилась, сказав:
- Хороший этюд, сразу видно, что написана старыми мастерами. Интересно, а кто автор?
- Не знаю, - говорю, - подпись не очень разборчива. Я только картину немного под реставрировал и лаком вскрыл для продажи.
- Давай, отнесём её сейчас заведующей, - сказала продавщица, - что она скажет?
  Когда этюд показали Надежде Петровне - грузной женщине с золотыми зубами, она взглянув на картину, повернула её обратной стороной и, поковыряв длинным ногтём с маникюром подрамник и холст, заключила:
- Да, это очень старая картина, а сколько ты за неё хочешь.
 Я понял, что она в шмодках и магнитофонах разбирается лучше, чем в антиквариате, поэтому выпалил:
- Ну, хотя бы рублей триста.
  Тогда это были приличные деньги, почти две с половиной зарплаты инженера.
Надежда Петровна ещё раз глянула на картину, на лице появилось выражение, типа, не плохие деньги запросил, и сказала:
- Ты же понимаешь, что - к твоим,  мы добавим ещё и комиссионные, а если не продадим, так ещё и за хранение.
  Но я, догадавшись, что она хотела сказать, перебил её:
- Знаю, знаю! Но мне кажется, что это этюд самого Айвазовского или его учеников. Нам по истории искусств рассказывали, что мастер ставил свои автографы на таких работах, после того, как их немного дорабатывал. Поэтому, она может и дороже стоить. Я бы её не продавал. Это ещё, когда я учился в художественном училище, мы с пацанами на субботнике там в сарае нашли. А я недавно пришёл с армии, и мне деньги нужны. Ну, и, вскрыв её лаком для товарного вида,  решил принести в комиссионку.
  Не знаю, убедил ли заведующую мой рассказ, только она сказала:
- Хорошо, давай паспорт, сейчас оформим.
  В общем, картина заняла почётное место на витрине, а я пообещал девушке, что когда её продадим, то с меня - кафе, и окрылённый таким успехом, решил ещё раз прошвырнуться по знакомым художникам в поисках старых рам и подрамников с холстами.
 И поиски мои увенчались успехом, я надыбал ещё два старых холста, правда, один был настолько старючий, что с него красочный слой, при лёгком шевелении, сыпался, как мусор  и одну раму с побитым в нескольких местах багетом. Но для меня это не было проблемой, в Питере я и не такие холсты восстанавливал и, не теряя времени, включился в работу…
 Прошла, где-то неделя, вижу деньги на исходе, шутка ли - потратил на магарычи, и на краски - немало, поэтому решил заскочить в комок.
 Захожу, а Вера говорит:
- Хорошо, что ты пришёл. Я твою картину продала, так, что с тебя – кафе, как обещал.
- Отлично, - радостно сказал я, - сейчас получу деньги, а ты, до которого часа работаешь?
  В общем, всё сложилось, как нельзя лучше и, уже сидя в кафе и попивая коктейль с мороженным, Вера сказала:
- Я её продала одному знакомому мужчине, сказав, что это может быть даже работа Айвазовского. Он часто у нас антикварные вещи покупает и сдаёт, наверное, коллекционер. А вчера, зайдя в магазин и, узнав случайно  в разговоре, что я знаю художника, который принёс эту картину, попросил твой телефон. Он хочет предложить тебе работу. Но, я то твой телефон  не знаю, может – дашь?
«Вот, - думаю, - как девушка сразу заинтересовалась, - а потом даже немного разволновался, - а вдруг, этот антиквар раскусил меня и придётся деньги назад отдавать, а с другой – работа тоже не плохо».
Короче – была, не была, дал я ей номер телефона.
 А, после кафе, проводил её домой…
Прошло дня два, и как-то вечером звонит телефон и на том конце провода, приятный мужской голос спрашивает:
- Это вы, художник Евгений Сипков?
- Да, - отвечаю, - а у самого аж душа в пятки ушла, думаю: « Ну, сейчас, что-то будет».
А он, так вежливо, продолжает:
- Я недавно картину вашу купил и хотел бы еще, кое-что заказать. Как бы нам встретится, что бы не по телефону поговорить.
- Давай те к десяти в комиссионке завтра встретимся, что бы мы узнали друг друга. Вас устроит?
- Конечно, - сказал он и повесил трубку.
На следующий день, кода я зашёл в магазин, то увидел возле прилавка Веры,            
   мужчину не высокого роста. Он был, вроде бы и не старый, лет сорок с копейками, но из-за своей одежды, которая была старомодная и, мягко говоря, не первой свежести, выглядел значительно старше и походил на жителя небольшого райцентра.
   Когда мы познакомились, то через несколько минут разговора, я понял,
что этот человек  бескорыстно любит искусство, особенно антиквар, из-за его большой ценности конвертируемом в рублёвом эквиваленте.
 Он рассказал, как восхищается работами старых мастеров, и чем старше – тем больше, видно из-за цены.
 Михаил Вольфович, так звали моего нового знакомого, предложил выйти в парк напротив магазина и обсудить его предложение.
Сидя на скамейке он продолжил:
- Я пострел на твою картину, которую меня уговаривала купить твоя девушка и подумал: «Работа хорошая, под старину, но я сразу понял, что никакой это не Айвазян. Главное, что я нашёл мастера, который поможет мне антиквариат подделывать, я ведь тоже этим балуюсь, а  деньги, я думаю,тебе не помешают?
Я обрадовался и выпалил:
- Конечно!
- А  картина немного чуть протряхнет за месяц, - сказал он, - и её можно будет в три раза дороже продать.