Письмо Беовульфа Диане

Горят огнём в пожаре синем
Мечты, наивны и глупы.
Пылают в петлях на осине
Моей утраченной Любви.
Брожу разбуженным медведем,
Надев из снега свитера,
Прошу тепла у падших Ведьм,
Et cetera, et cetera...
Мне не хотелось просыпаться,
Но потревожил снега хруст.
Ловите дрожь холодных пальцев
Да поцелуи синих уст.
И ветер захмелевшим вором
Срывает листья, как рубли.
И вечер, постаревший ворон,
Спалил на Небе корабли.
Я тоже пробовал согреться:
Декабрь мне ни враг, ни друг.
Тоской шуршат страницы Йейтса -
Мой поэтический недуг.
Доверил Бог Симону-Пете
Врата на Райские Сады.
Шепнул: "Вот кровь моя - допейте!"
И улыбнулся с высоты.
Теперь, как чёрт из табакерки,
Пинают бутсами Пеле
Поэтов оловянных клерки:
Кто не любил, тот не в петле.
Я у тоски сто лет сожитель:
Моя Любовь была слепа.
Дарю Вам плоть мою - сожрите!
Заплесневевшие хлеба...
Глаз вон - кто старое помянет:
Ни жив, ни мёртв давно уж я.
О внуках грезили армяне,
А Вы стреляли из ружья.
Где ветер, как бесстрашный кучер,
Сосульки заставлял звенеть,
Восстану среди пыльных чучел,
Как сердце выплюнет свинец.
Рубцы заштопал белой нитью
Седой январь-таксидермист.
Готов я к новому соитью,
Но мир убог, а лес тернист.
Я обрасту барсучьим жиром:
В метель берлога как ашрам.
Моя душа почти зажила,
Остался некрасивый шрам.
Финал. Печальны эпилоги:
Допил медведь-шатун Chateau.
Я волком вою из берлоги,
Пробитый дробью в решето...