Когда оживают легенды. Часть первая. Глава 4

      Глава четвёртая


                XIX

   А что же барин?.. Целый день
Его на сон клонила лень,
И он, позёвывая сладко,
В окно выглядывал украдкой –
Узнать, что делалось в селе,
Иль мух облаткой на стекле
Давить от скуки принимался,
Иль так по комнатам слонялся,
Иль гребнем пуделя чесал
И блох собачьих истреблял.
А то, расплывшись на диване,
С тревогой думал о Демьяне
(Своём оболтусе), что год,
Как (вот уж не было забот)
Уехал в город, где безбедным
Сначала важничал студентом,
Но прокутился в кабаках
И с головой погряз в долгах…
То вспоминал лукаво Глашку –
Любвеобильную милашку,
С которой двадцать лет назад
Имел он, будучи женат,
Приятный случай повстречаться,
Завесть знакомство и предаться
Блаженной неге дней на пять.
Сумев про этот флирт прознать,
Жена красотку отыскала
И так за космы оттаскала,
Что темя сделалось у той,
Как у елмана… Не простой
У Дарье нрав был - грубый, дерзкий.
Её отец – судья губернский -
Капризной дочке подарил
Свою комплекцию. А был
Толстяк чудной он, вислобрюхий,
Фамилию носящий - Хрюкин,
С которой с шагом под венец
Рассталась Дарья, наконец,
Назвавшись барыней Сычёвой…
Припоминалось, как медовый,
Совпавший с маем, провели
Супруги месяц, сколь сожгли
Свечей в часы уединенья,
И как в безумные мгновенья
Они сумели расшатать
Не только венскую кровать,
Но даже стол от будуара…
Могла сидеть у самовара
Часами Дарья, и зараз
Умять пельменей целый таз,
А то и два. И в самом деле
Такой однажды подглядели
У своенравной госпоже
Рекорд кухарки, и уже
На третьи сутки после свадьбы
Сбежали дружно из усадьбы...
На память барина сейчас
Всплывали дни, когда угас
Дух жизни в сердце у любимой,
И проклинал он с новой силой
Тот глупый случай роковой,
Когда супружница,  домой
Несясь с рождественского бала,
С саней на рытвине упала,
Челом ударилась о пень
И заработала мигрень…

   Так, серой скукой утомлённый,
Немного вялый, полусонный,
Помещик время коротал
И час от часу ожидал
Заветной птицы появленья,
Когда она для настроенья
Ему восторг свой принесёт
И окончательный расчёт.
Но та и клюва не казала…
   «Ну, не иначе сплутовала, -
Подумал мельком скопидом;
Достал коробку с табаком
И, начинивши им без спеха
Резную трубку из ореха,
Стал дым колечками пускать, -
Ещё не вечер. Надо ждать…»

   Когда и ждать-то надоело,
Придумал он получше дело.
Позвал прислугу и велел
Нести обед… Попил, поел,
Швырнул мосол холёной псине,
Разлёгся важно на перине,
Глубокий выдавил зевок
И позабылся на часок…

   Как час прошёл, он потянулся,
Протёр глаза и улыбнулся,
С постели мягкой соскочил
И псу на лапу наступил
(Он сам его привадил, кстати,
Спать на циновке у кровати).
От боли пёс, конечно, взвыл,
Да так хозяина хватил
За афедрон, явив спросонья
Защитный жест непроизвольно,
Что на себе тотчас собрал
Весь мат, какой существовал
В богатом барском лексиконе,
И в унизительном полоне,
На цепь посаженный, обрёк
Себя отбыть голодный срок.

   Покуда в сырости сарая,
По жирной косточке скучая,
Томился пудель и скулил,
Помещик свечку запалил,
Все окна в доме на запоры
Закрыл снутри, задёрнул шторы,
Одну оставил из фрамуг
Чуть приоткрытой, если вдруг
Вернётся птица с новостями,
И к сундукам, бренча ключами,
Пошёл в подвал…
                В который раз,
Не отрывая жадных глаз
От злата, жемчугов, брильянтов,
Метал он искры дифирамбов
Крылатой гостье, ликовал
И руки в золоте купал…

   Свеча в потёках парафина
Уж отжила наполовину,
Потом, в огарок превратясь,
Совсем потухнуть собралась.

   Под вечер, выйдя из подвала,
Помещик медленно и вяло
Поднялся на второй этаж,
Взглянул во двор, и антураж
Ему стал скучен.
                «Не годится, -
Вдруг заключил он, - так ютиться.
Мне нужен терем, зимний сад,
Ротонда вся из балюстрад,
Фонтан, конечно, среди сада
С уступом в виде водопада;
Брусчаткой нужно выстлать двор,
Воздвигнуть каменный забор;
Нужна приличная карета
(И не рыдван, как у соседа);
С десяток завести коней
Элитных следует кровей;
Всерьёз бобром заняться надо,
Удвоить поголовье стада,
Угодий разных подкупить…
Короче, сызнова зажить».

   Так перспективу представляя,
Сошёл он вниз и из сарая
Собаку выпустил во двор.
   «Эй, пригляди за ним, Егор,
Чтоб не гонялся за курями,
А как облегчится, словами
(Словами, слышь, а не пинком)
Препроводи немедля в дом», -
   «Так пёс в сарае ж был. В то место
Я сам бы, барин, если честно,
Прижало б, по нужде сходил…
Иль там паркет кто положил?» –
   «Молчи и делай что пристало,
Да не забудь у Кардинала
Все лапы тряпкой протереть.
Всё понял?» –
                «Понял, ваша честь…», -
   «Ну, то-то! Ишь ты, взял манеру
Перечить. Я тебя, холеру…», -
Перстом помещик погрозил
И в дом на ужин поспешил.


                XX

   Как ночь пришла, он помолился
И вновь в перины погрузился,
Блюдя исправно свой режим,
И захрапел… Тут перед ним
Открылись царские палаты.
Купцы, князья, аристократы
При всех регалиях своих
И в одеяньях дорогих
Толпились вкруг. А он на троне
Царём сидел в златой короне.
Ему курили фимиам.
Звучала речь, и милых дам
Уста улыбками пылали.
На входе ратники стояли
И службу верную несли.
Два славных карлика трясли
Пред государем опахало,
Чтобы его не отвлекала
От дум великих наглость мух
И чтоб прохлады бодрый дух
Его лицо приятно нежил.
Забавный шут умильно тешил
Гостей, прислугу и царя,
И все проказы хохмаря
Придворной публикой сносились.
Иные с завистью косились
На вольность шута-дурачка,
От безобидного щелчка
Свой лоб с улыбкой потирая
И с тайной радостью взирая,
Как тот, монарха не злобя,
Корону мерил на себя…
Но вот поднялся повелитель:
«Где мой пернатый вдохновитель?»,
И в залу, полную людей,
С эскортом белых голубей
Влетает ангельская птица.
Чешуйка каждая искрится
Жемчужным блеском; бубенец
Хвоста прекрасного конец,
Звеня задорно, украшает,
И веер перьев отливает
Янтарным цветом на крылах.
Два слитка золота в когтях
Проносит гостья над главами
Придворной знати, языками
Огня волшебного дыша,
И опускает не спеша
К ногам царя.
                «Я обещала
Тебе награду, - пропищала
Она слащаво, горячо
И взгромоздилась на плечо
Царя, растроганного встречей, -
С далёких северных поречий
Я эти камни принесла.
Сама природа создала
Их для того, чтоб миром править,
И ты, могу тебя поздравить,
Отныне обладатель их».

   «Мне сладок звук речей твоих,
Небесных гениев созданье, -
Ответил царь, - Твоё вниманье
Мне сердце греет, ты души
Моей отрада!.. Но скажи,
Где мой коварный оскорбитель?»

   «О, будь спокоен, повелитель!
Там, где дубрава стелет тень
Видал я нынче старый пень.
Ещё вчера в том месте самом
Данил убит был великаном…»

   Монарх победно взор поднял:
   «Я объявляю нынче бал…»

   Ударил туш, взметнулись брызги
Искристых вин, и перст арфистки
По звонким струнам пробежал;
Под сводом зала запорхал
Виновник шумного веселья,
И всем гостям на удивленье
Сам царь, корону отложив,
Пустился в пляс…  Там пенье див
И громкий смех всю ночь звучали,
Там пробки глухо ударяли
Под потолок; никто не смел
Там заскучать. Так царь велел...

   И неизвестно, сколько б длился
Тот бал, и сколько б веселился
Помещик, если б на заре
У окон спальни во дворе
Егор о вёдра не споткнулся,
Когда весёленький вернулся,
Набравшись браги дармовой,
От Груньки – девки озорной.
Пустые вёдра покатились;
От шума куры всполошились,
И не по времени петух
Разбередил, горланя, слух;
В конюшне лошади заржали,
И гуси так загоготали,
Как если бы на птичий двор
Забрался лис… А сам Егор,
Что на ногах едва держался,
Как куст от ветра закачался,
Один неловкий сделал шаг
И в лужу плюхнулся, где хряк
Почил в то утро безмятежно,
Никак не думая, конечно,
Что вдруг какой-то мужичок
К нему приткнётся под бочок.

   Вознёю шумною снаружи
Помещик сразу был разбужен,
И он с досадой пожалел,
Что отошёл от царских дел.
  «Кто там грохочет?» – рассердился
Он не на шутку, облачился
В халат и выглянул в окно.

   Забавно было и смешно
Смотреть, как вылезти пытался
Егор из лужи.
                «Нализался,
Кобель проклятый», - заключил
Помещик, хмыкнув, и решил,
Что, как Егорка протрезвеет,
Весьма серьёзный поимеет
С ним разговор. Ну, а пока
Пусть поваляет дурака…

   Покуда барин умывался,
Пред зеркалами любовался
И день чудесный предвкушал,
Час первой трапезы настал.
Он сел за стол, перекрестился,
Довольно плотно подкрепился,
Три чашки чая пропустил
И важно трубку закурил.
Подумал вновь он: «Где же птица?
Давно б пора ей объявиться».
Заволновался: «Может быть,
Не так что вышло?»  Пропустить
Решил ещё чайку немного.
Потом, пройдя к дверям, с порога
К себе холопов подозвал
И указание им дал
В раздол до гая прогуляться,
Разведать всё и возвращаться
Назад с докладом: что к чему…
Мол, сон привиделся ему,
Что в той дубраве неспокойно,
Что там хозяйничают вольно
Лесные духи по ночам;
И он-де, склонный верить снам,
Желает в этом убедиться.
Мужи не смели с ним рядиться
И, посмеявшись меж собой,
В дубраву двинулись гурьбой…


                XXI

   А барин, вне обыкновенья,
Забрался в бар, под настроенье
Глотнул злодейку, в кресло сел,
Закрыл глаза и разомлел.
А вкруг привычные до скуки
Витали утренние звуки:
Орали матом пастухи
И глотки драли петухи,
Телеги шаткие скрипели,
Вороны чёртовы галдели,
Ругались бабы меж собой,
Идя к колодцу за водой;
Посудой в кухне то и дело
Кухарка старая гремела,
В углу довольный Кардинал
Самозабвенно кость глодал;
А тут ещё расстрекотался
Сверчок (найти б, где он скрывался);
Дворовый пёс рассыпал лай,
''Пометив'' тщательно сарай
Со всех углов; был скрежет слышен –
Знать, кот, решив попасть на крышу,
Влез в водосточную трубу…

   Платком на взлизах и на лбу
Помещик вытер капли пота,
Нахмурил брови, отчего-то
Лицо брезгливо искривил
И глаз на пуделя скосил.
А тот давно уж носом водит…
   «Откуда, чёрт возьми, исходит
Ужасный этот затхлый дух?» –
Чихнув, подумал барин вслух.

   Пока он, ноздри раздувая,
Ходил по комнате, желая
Ответ на это получить,
Кудрявый пудель подсобить
Решил ему, вскочил с циновки,
Забыв про вкусные обглодки,
К двери подвальной подбежал,
Красноречиво завилял
Хвостом и тявкнул в довершенье.
Помещик впал в недоуменье.
Пускай, положим, сотню крыс
Прошедшей ночью перегрыз
Его ленивый кот в подвале,
То, право ж, разлагаться стали,
Чтоб вонь такую источать,
Они бы дней так через пять…

   Но связка добрая с ключами
Не церемонилась с замками,
И дверь, ведущая в подвал,
Раскрылась… Барин застонал,
До боли в сердце озлоблённый.
Из сундуков его зловонный
Тлетворный запах исходил,
И каждый ларь до верха был
Набит отвратными червями…

   Благопристойными словами
Я не могу вам передать,
Как начал барин вспоминать
То сатанинское созданье,
Что умудрилось в знак признанья
Его богатством одарить
И вдруг внезапно разорить.
Он как ошпаренный метался,
Бранясь, в досаде убивался,
Поспешно окна открывал
И мерзкий запах изгонял…

   А тут посыльные вернулись,
Вошли толпой, переглянулись,
И каждый рассудил тайком,
Что барин тронулся умом.
Но всё, как надо, доложили…
   «Ага! Выходит, погубили
Дубраву начисто? – вскипел
Помещик гневно, - Кто посмел?»
   «Почём нам знать? Но, думать надо,
Была там целая бригада
Отменных вальщиков, причём,
Древа крушились топором;
Следов от пил мы не видали», -
В ответ посыльные сказали.
   «Ну, а берёза?.. Там росла
Берёза…», -
                «Эта-то цела…»
   Тут пуще барин разозлился,
С отборной бранью напустился
За весть такую на мужей,
И вон прогнал их. Поскорей
Те убрались, не понимая,
Что, так помещика терзая,
Стряслось в дубраве вековой,
И долго после меж собой
Они догадками делились,
Покуда с мыслью не смирились,
Что этот гай и вправду был
Одним из гнёзд нечистых сил…

   А барин всё не унимался,
Ходил по комнате, ругался;
То жар его одолевал,
То пот холодный прошибал,
То на диван он вдруг ложился
И головой в подушку бился,
Как истеричное дитя,
То, от дурачеств отойдя,
Стонал, всерьёз недомогая,
И, взор на небо устремляя
Через окошко, причитал:
«О, горе мне…», и проклинал
Опять гадёныша с крылами.

   Вдруг перед ним, сверкнув глазами
И огнь извергнув изо рта,
Всё тот же, только без хвоста,
Летун явиться соизволил.
   «Данил наш план слегка расстроил, -
В смятенье он защебетал, -
Дубраву в щепки разметал,
Сровнял с землёй, как не бывало.
А вот с берёзы не упало
Ни лепестка. Сдаётся мне,
Что у Данила на уме
Возникло некое сомненье
Насчёт бальзама исцеленья.
И это явно неспроста.
Клянусь остатками хвоста,
Всё б хорошо и чисто было,
Когда б Данила не смутило
То, что берёзкина кора
Ещё не знала топора.
Ты не словчил на хитром слове.
Однако, ныне о дуброве
Мы можем только вспоминать,
А это равно, что мешать
Никто теперь уже не станет
Тому, кто взяться пожелает
С берёзой дело разрешить.
Ты можешь, кстати, предложить
Своим холопам поразмяться.
Чем днесь бесцельно им слоняться,
Ворон считая, по двору,
Пусть в дол идут и топору
Дают немного порезвиться.
И нет причины полошиться,
Что силы зла твоих людей
Оборотят в трухлявых пней.
Деревья-аргусы, что пали
От рук Данила, представляли
Глаза и уши этих сил,
Но ненадолго он сокрыл
От ока хищного берёзу,
И под шумок, пока угрозу
Не видим мы, поторопись
И с белым древом разберись.
Организуй сегодня ж это,
И, коль не выйдет камуфлета,
Тебе отныне крезом быть
И веки аредовы жить».

   Пока помещик речь Фантора,
Где промелькнула тень укора,
В своих мозгах переварил,
Того уже и след простыл.
Но как легко дыханью стало!
Зловонный дух, что из подвала
Сквозь щель в двери наружу лез,
Вдруг неожиданно исчез.
Но запах новый появился,
И он опять же просочился
Чрез ту же щель. Вот только пёс
Его спокойно перенёс
(Знать, не почуял аромата,
Которым веяло от злата).
Помещик ринулся в подвал,
Все сундуки пооткрывал.
А там – монеты золотые
И украшенья дорогие,
И лал, и яхонт, и алмаз –
Картина, милая для глаз.
Да и добра побольше стало,
Чем возымел он изначала.
И, что занятно, барин вдруг,
В какой-то глянувши сундук,
Увидел слитки золотые.
Их было два – точь-в-точь такие,
Что к трону царскому принёс
Минувшей ночью в дымке грёз
Ему клеврет неутомимый…
Горячей страстью одержимый
К рукам сокровища прибрать,
Помещик понял, что принять
Безоговорочно он должен
Тот, что гадёнышем предложен,
Для исполненья новый план,
Коль в прежнем всё же был изъян.
Сжирая золото глазами,
Он постоял над сундуками
Минуты две, в одном из них
Средь безделушек дорогих
Увидел перстень с бриллиантом;
Смеясь, руки движеньем жадным
Достал его, жеманно вздел
На средний палец, поглядел,
Как он сидит там, и слащаво
Подвёл итог: «Недурно, право!»

   И в тёмных скважинах замков
Набитых златом сундуков
Ключи опять заскрежетали,
И в стародедовском шандале
Потухли свечи… Выйдя вон
Из недр подвала, на балкон
Помещик сразу же поднялся,
Взглянул, кто без толку шатался
Внизу, и крикнул мужикам:
   «Эй вы, филоны, будет вам
Баклуши бить. А ну, сбирайтесь,
Да побыстрее отправляйтесь
Туда, где были поутру.
Размяться давши топору,
Берёзу в щепки покрошите
И сколько можно навяжите
Из молодых её ветвей
Душистых веников… Шустрей!
И упреждаю вас, не смейте
Мне номер выкинуть. Имейте,
Прохвосты жалкие, ввиду –
Я быстро выведаю, ту
Вы посекли берёзку или
Другую где-то порешили
С тем, чтоб далече не ходить…»
   «Пошто напраслину-то лить?
Исполним всё, как вы велели…», -
Слегка, конечно, оробели,
Но дружно встали мужики
И подтянули кушаки…


                XXII

   Перстом почёсывая темя,
Подумал барин в это время,
Что надо в дело запустить
Иль в кошт немедля превратить
Всё содержимое подвала.
И неспроста… Сквалыгу стало
Такое подозренье гнесть,
Что нечто призрачное есть
Во всём, что высекла когтями
Ему вчера змея с крылами,
Иль в тех, из сна, златых камнях,
Что оказались в сундуках.
И он, решив подстраховаться,
Не стал сюрпризов дожидаться;
Уселся в кресло за бюро,
В чернила обмакнул перо
И городскому казначею
Письмо состряпал: мол, имею
Желанье с вами обсудить
Один вопрос… Ну, в общем, сбыть
Решил он злато в заведенье,
Где есть, вне всякого сомненья,
Живые деньги (так оно
Вернее будет). Заодно
Задумал в сплетнице уездной,
Весьма читаемой, известной
Как «Наши ведомости»,  дать
Два объявленья:  что  продать
И что  купить предполагает;
К обоим список прилагает;
В последнем делает намёк,
Что обменять бы просто мог
Иные ценные вещицы
На землю, бричку, дом в столице,
Коней элитных и т.д…

   Демьян, продувший в экарте
Всё до гроша, и прокутившись,
Теперь, невинным притворившись,
Как пить дать, к папеньке примчит,
По-свойски предка умаслит,
Возьмёт, что надо, и в столице
Опять надолго растворится...
Но барин мудро всё решил:
Письмо сынуле настрочил
(Довольно резкое, замечу)
И, видно, избегая встречу
С ним, коли повод лишь такой
Его приезда, в небольшой
Пакет с посланьем запечатал
Три бриллианта, и заляпал
Сургучной массой так пакет,
Что стал похож тот на брикет.
И был в конце того посланья
Постскриптум дан. Вот содержанье
Его дословное (почти):
   «Ты, ……………….., теперь учти:
С мозгами если не поладишь
И эти камешки просадишь
По пустякам, как хочешь сам
Крутись потом. Гроша не дам».

   Так приготовив по пакету
В финучреждение, газету
И горе-чаду своему,
Упёк помещик их в суму,
Пошёл во двор, распорядился,
Чтоб в город быстро снарядился
Возница с кучей адресов
И мчался пуще всех ветров
Наказ ответственный исполнить;
И тот, едва успел запомнить,
Где и кого ему искать,
Чтоб эти письма передать,
Блаженно в бричке развалился
И в путь-дороженьку пустился,
Воображая, будто он
В чины большие возведён.


               XXIII

   А между тем, путём знакомым
Шли мужики с наказом новым
Туда, где гай дубовый был,
Где кто-то наземь повалил
Дубы – деревья-исполины
И где одна среди долины
Над скопом тлеющих лесин
Росла берёзка… Стал один
Мужик заметно волноваться:
   «Не по себе мне что-то, братцы.
Нутром предчувствую беду,
И, хоть убейте, не пойду
Ни шага дальше от увала.
Боюсь, берёзка устояла
Там не случайно. Что-то в ней
Мне странным виделось… А змей
Такая прорва там откуда?
Нечист лесок! Страшусь я куда,
И этот куд, сдаётся мне,
Сама берёза», -
                «Что ж во сне
Могло привидеться бурбону,
А, мужики? – встрять Агафону
Тут захотелось, - Вот бы знать.
А так что толку рассуждать?»
 
   «Ну, отчего ж не потрепаться?
Всё веселей. Волков бояться –
В лес не ходить, - сказал Матвей,
Гугнивый прындик-фалалей, -
А вдруг и впрямь от той берёзки
Душистый самый, самый хлёсткий
Возможно веник получить».

   «Но ведь для этого рубить
Под корень дерево не надо.
А нам что велено?.. Разлада
Нельзя нам с барином иметь, -
Заметил Федька, шустрый кметь, -
Он упредил нас… А с шалыгой
Его знаком я. Так что двигай,
Прокоп, со всеми за увал.
На гибель нас бы не послал
Хозяин, нечего и думать.
Да и делов-то там – раз плюнуть.
Гадюки дохлые лежат.
Снесём берёзу – и назад…»

   А этим временем победно
За ними следом неприметно
Путём заоблачным летел
Гадёныш хитрый.  Он глядел
На них с надеждой, предвкушая
Узреть, как, дело завершая,
Они берёзку посекут.
Ликует он. Уж близок суд.
Вот-вот далёко встрепенётся
Могучий дуб и обернётся
Таёжной нежити на страх
В крылатого о трёх главах
Живого змея. Час расплаты
Грядёт. И снова потентаты
Сойдутся в схватке, но, былой
Лишённый силы колдовской,
Таёжный монстр повержен будет,
В труху сгниёт, и позабудет
О нём навек и Тьма, и Свет.
Берёзка пала – монстра нет…

   Уж солнце, тени удлиняя
И путь небесный завершая,
На горы дальние легло,
И дня угасшего тепло
Прохладой вечера сменилось,
Когда зловеще появилась
Перед глазами мужиков
Волчица с дюжиной волков.
   «Ступайте прочь!» – она сказала,
Вперёд шагнула, зарычала,
И грозно двинулась за ней
На перепуганных людей
Её воинственная стая…

   И, топоры свои бросая
И под собой не чуя ног,
Мужи пустились наутёк,
Честя того, кто всех быстрее
Бежал теперь – гугню Матвея.
Ведь это он (смельчак каков!)
Накаркал, шельма, про волков.

   Глядит с досадой змеептица
Из-под небес на них и злится,
Трепещет, мечется, шипит
И прочь растерянно летит…


               XXIV
               
   В то время, как задали драла
Холопья вдруг, когда въезжала
Уже и бричка с почтарём
В губернский город, барин в дом
Позвал ''ожившего'' Егора
На пару слов… Но разговора
У них не вышло, как хотел
Того помещик… Не успел
Он даже врезать оплеуху
Слуге, как следует, по уху,
Как вдруг Егорка, широко
Раскрыв глаза, шепнул: «Ого!, -
На шуйцу барскую кивая, -
Ну и дела! Как видно, злая
Была бражёнка в эту ночь…»
 
   Опешил барин… Рявкнув: «Прочь!»,
Он спешно выставил лакея
За дверь и заперся, бледнея,
В своих пенатах, где опять
Зловонный дух стал ощущать.
А перстень, коим любовался
Он целый вечер, превращался
В пиявку прямо на глазах;
Тускнея, рассыпался в прах
Большой брильянт, который прежде
На четверть тысячи (не меньше)
Тянул каратов, почитай.
Помещик в бешенстве давай
Рукой трясти, чтоб отвязаться
От мерзкой твари, что впиваться
В фалангу жирного перста
Свирепо стала, а когда
Ругаясь,  эту кровопийцу
Смахнул с него на половицу
И там брезгливо растоптал,
Он снова ринулся в подвал,
До тайников своих добрался,
Замки измученные взялся
Ключами спешно отпирать
И всё ль на месте - проверять
 
   Но вновь там – черви, дух тлетворный,
И персть, и прах – воздушный, чёрный,
И ядовитый едкий смрад...
У барина мутнеет взгляд,
И злоба душу рвёт и гложет;
И он уж более не может
С досадой справиться своей
И, сундуки закрыв скорей,
Последний раз на них взирает,
В бессилье странное впадает,
Бледнеет немощно лицом
И… засыпает вечным сном…


                XXV

   Не посвящённые покуда,
Что барин умер, отовсюду
Назавтра в полдень кто на чём:
В пролётках, дрожках иль верхом
На лошадях таких, что глаза
Не оторвать (знать, для показа),
К нему в усадьбу господа,
Все авантажны как всегда,
Съезжаться стали… При охране
В просторном новеньком рыдване,
Влекомом цугом лошадей,
Приехал главный казначей
Смотреть обещанное злато;
С ним – ювелир (ну, это надо,
Чтобы случайно не скупить
Поталь какую-то, чтоб быть
Без тени всякого сомненья
Спокойным в том, что украшенья –
Не бижутерия)…  А тут –
Бог знает что! Кричат, орут,
Костры большие разжигают
И скрыни из дому таскают
Холопы, и кладут в огонь.
Ну, а вокруг – такая вонь,
Что господа платки достали,
Носы прикрыли, зачихали;
От скверных запахов таких
Тошнило дамочек иных.

   Подальше от костров и чада,
В тени запущенного сада,
На возвышении стоял
Дубовый гроб. В нём возлегал
Покойный барин. Вкруг толпились
Дворня и бабки, доносились
Стенанья плакальщиц. Кругом
Горели свечи. Поп с крестом,
У тела стоя в изголовье,
Кадил и духом благовонья
Над гробом воздух насыщал,
Молитвы разные читал,
Держа раскрытым пред собою
Большущий том одной рукою -
Святую книгу «Часослов».
Крестьяне шли со всех дворов
И молча с барином прощались.
На тризну медленно съезжались
Друзья покойного, родня
Из разных мест. К исходу дня
Уже наследник объявился;
Пред господами извинился
За беспокойство, объяснив,
Что, кабы папенька был жив,
Они б заметили и сами,
Что у него не всё с мозгами
В порядке было. Господа
Об этом, впрочем, без труда
И так давно уж догадались,
Когда и смрадом надышались,
И насмотрелись, что хранил
Под спудом барин. Вид их был
Весьма растерян, прямо скажем,
И, расходясь по экипажам
И возмущеньем полня грудь,
Им лишь сочувственно вздохнуть
Пришлось. И с тем перекреститься.

   Но хочет с ними поделиться
Занятной новостью Демьян:
   «Вчера я был немного пьян,
Но при уме, как надо, впрочем,
И вдруг (а время ближе к ночи)
Пакет, облитый сургучом,
Мне доставляют, и, причём,
Под роспись строго. Гриф знакомый
На нём стоит. Ну, я, бедовый,
Горя желанием узнать,
Что там изволил написать
Отец мой, сразу же, конечно,
Расколупал пакет поспешно,
Достал письмо, прочёл, и тут…
Три паука, гляжу, ползут
Больших и жирных из пакета…
Но любопытно – что? Не это!
Совсем другое, господа,
Что, не жалея, как всегда,
Обидных слов на реприманды,
Отец чиркнул, что бриллианты
Он высылает в этот раз
Мне вместо денег. Смею вас
Заверить, речь в его посланье
О трёх камнях шла… «Вот вниманье!» –
Подумал я и поскорей
Прихлопнул чёрных мизгирей.
Я зол на папеньку был жутко.
Меня взбесила эта шутка,
И в ночь я выспаться путём
Не мог. А утром мажордом
Отцов внезапно объявился
С худою вестью, и пустился
Сюда скорёхонько я с ним.
Тут понял, что с отцом моим
За время, кое находился
В отъезде долгом я, случился
Душевный кризис, да такой,
Когда ни властвовать собой
Нельзя уже, ни мыслить здраво.
На что же вам сердиться, право?
На что, скажите, господа?
Ужель сгореть мне от стыда?..
О, нет! Покорно возражаю.
Я за отца не отвечаю,
Но всё же должен вас просить
За беспокойство извинить…»


                *** 
 
   Читатель мой, не раз к Демьяну
Вернёмся мы, и я не стану
Твоё вниманье заострять
На нём сейчас. Одно сказать
Могу, заканчивая эту
Главу и не вредя сюжету,
Что не однажды в час ночной
Демьян, помещик молодой,
В невольном ужасе пребудет,
Когда отцовский призрак будет
В подвалах гулких воздыхать
И скрыни с золотом искать…

***