Вера в себя

 В начале августа 1965 года мне предстояло проверить свои силы. Родители с братьями уехали в отпуск, а  я  остался готовиться к поступлению в Ужгородский государственный университет. Несмотря на одиночество, всё оставшееся до этого испытания время меня не оставлял душевный подъём. Внутренний голос подсказывал мне, что всё будет хорошо. И он не ошибся. Я показал лучший среди абитуриентов результат, набрав по трём предметам четырнадцать из пятнадцяти (максимально возможных) баллов. Столько же получил и приехавший из Житомира Витя Новгородов. К сожалению, он подорвал своё здоровье и рано ушей из жизни. Остальные, принятые на первый курс, получили свои проходные двенадцать баллов.  Это был несомненный успех, ведь на каждое место претендовало тринадцать человек. Такого конкурса истфак не знал за все двадцать лет свого существования.
 Первый, самый ответственный, экзамен по истории СССР я сдал на «отлично». Уже приготовившись по билету, я от нечего делать  прислушивался к словам сидевшего перед экзаменатором парня в солдатской форме. Он явно путался по вопросу о расселении в древности восточных славян. Поляне, древляне, кривичи, северяне, дреговичи… Эти имена ему ничего не говорили. Я неосторожно усмехнулся, что не осталось незамеченным. Когда настал мой черёд, без пяти минут доктор исторических наук Илья Гаврилович Шульга преподнёс мне сюрприз. Не заглядывая в мой билет, он с мягкой улыбкой предложил сначала вернуться к теме славян. Пожалуйста!  Я обаял его своими ответами, и когда уже стал студентом, наши взаимные симпатии только укрепились.
За сочинение по русской литературе мне выставили «хорошо». Поначалу я расстроился. Но, как оказалось, это был максимум: общий результат у историков – ни одной пятерки и тридцать одна двойка. Что касается устного экзамена по русской литературе и языку, то здесь всё прошло как по маслу. Наш экзаменатор – миловидная, располагающая к себе женщина лет тридцяти пяти – быстро оценила мою подготовку. От академических вопросов мы  плавно  перешли к беседе на вольную тему. Ею оказалась, к моему удовольствию, современная советская поэзия: Рождественский, Евтушенко и т.д. по списку. Обсуждение новинок названных авторов неожиданно закончилось предложением перейти к ним на русскую филологию. «Вы не представляете, как нам нужны такие ребята», – убеждала меня экзаменатор, имея в виду, наверное, не только мои знания, но и почти поголовно женский состав свого факультета. Куда там! Я уже сделал выбор и  не собирался его менять.
Через день после сдачи последнего экзамена я пришёл на исторический факультет. Хотя списков поступивших ещё не было, со мной разговаривали так, как будто я уже зачислен. Заместитель декана, услышав мою фамилию, даже оторвался от кипы бумаг, лежавших перед ним, и приветствовал меня словами:
– А, это тот, который очень хорошо сдал экзамены?  Слыхал, слыхал о вас, молодой человек.
Толпившиеся в деканате абитуриенты завистливо обернулись в мою сторону. Их ещё мучила неизвестность, в то время как мои мытарства благополучно закончились. Отныне муза Клио стала верной спутницей моей жизни и моей опекуншей.   Столь странное для нашого слуха имя связано с древнегреческой мифологией. Я к тому времени уже неплохо в ней ориентировался. Согласно верованиям эллинов,  у верховного бога Зевса и богини памяти Мнемозины было девять дочерей. Все они покровительствовали какому-то отдельному направлению науки или искусства. Например, Терпсихора считалась покровительницей танцев и хорового пения. Муза Урания, которой Иосиф Бродский посвятил цикл стихотворений, почиталась древними греками как покровительница астрономии.  Муза по имени Клио  была музой ИСТОРИИ.
 Вскоре после описанных событий я встречал поезд «Москва-Ужгород». Родителям не терпелось услышать подробности моего поступления в университет. Этому радостному событию был посвящён семейный ужин. А через несколько дней у меня состоялся примечательный разговор с мамой. Она пришла взволнованная и поведала мне такую историю. Когда мама сообщила своей знакомой, что её сын стал студентом, та заявила: «Значит, у вас хороший блат». Мамины уверения, что никакого блата у меня не было,  что я поступил сам, не заставили её в это поверить. Мне было странно слышать, что можно, оказывается, поступить в вуз, имея не знания, а «волосатую руку». Но оказалось, что это была довольно распространённая в Закарпатье практика. С ней мне потом пришлось не раз сталкиваться.