Миротворец

                Господи, дай мне силы изменить то,
                что я могу изменить.
                Дай мне терпения, чтобы пережить то,
                что я не могу изменить.
                И дай мне мудрости, чтобы отличить
                первое от второго.

     Как же хорошо... Как легко...
     Душа поёт, глаза сияют, ноги пританцовывают, а руки, не задумываясь, справляются
с любой работой. Как же близко и как же далеко то, что именуется счастьем.
     На днях оно исчезло совсем. И она, сбежав в лес, то ли в поисках утерянного, то ли
от безысходности, сидела на кочке под берёзой и беззвучно орала, сжав руки в кулаки так,
что ногти впились в ладони. Шёл ливень, но он был слишком горяч, чтобы остудить
рвавшееся из груди. Перед глазами вместо колышущихся мокрых кустов стояли буквы,
написанные правильным детским почерком: «Мамочка и папочка, я плачу, когда вы
ругаетесь».
     Дети, как лакмусовая бумажка, видят нелюбовь и всеми силами сопротивляются ей.
Вот и Малышка, испугавшись очередной слепой вспышки, заперлась у себя в комнате
и, вырвав листок из тетрадки, набралась мужества и восстала против безумия взрослых,
положив свою записку под подушку с маминым запахом.
     Можно говорить всё что угодно. «Что милые бранятся — только тешатся». «Что
ссоры и тычки друг другу — это нормально, что без этого не может быть жизни».
Может, и так, но она знала одно, что, в первые дни, недели знакомства, людям и
в голову никогда не придёт упрекать друг друга на повышенных тонах. Они, нежно
и трепетно любуясь, прощают другому абсолютно всё или просто не хотят видеть то,
что не нужно, потому что, в волнах счастья, те мелочи, которые потом разрастаются
в чешуйчатых монстров, не имеют никакого значения.
     Так почему же океан Любви превращается в море, потом — в озеро, а чуть позже,
без подпитки кристальной ключевой водой, уходит в каменное дно, оставляя после
себя безжизненную пустыню? А те двое, давно переставшие говорить «мы», как
погибающие рыбы, начинают бить скукожившимися хвостами по дну и из последних
сил бросать друг в друга камнями со дна неприятия, в отстаивании интересов и в
противостоянии эго-систем. А может, просто, оттолкнувшись, начинают существовать
независимо и параллельно.
     Наверное, она была большим ребёнком, потому что не мыслила себя без Любви.
Когда-то она считала, что единственное, что она умеет, — это любить и её сердце,
рождающее Любовь, может творить без устали. Оказалось, что сердце способно
уставать, умирать, каменеть..., хотя по жизни ей нужно было лишь одно: чтобы,
ежесекундно чувствуя настроение его души, знать, что их сердца бьются в унисон;
чтобы каждый день излучал тепло и аромат, как мягкий свежеиспечённый хлеб
из детских воспоминаний, крепко прижатый к груди.
     ...Как же хорошо... Видно, небеса всё-таки услышали и дали ей передышку.
Наконец-то распустилось лето, перевалившее уже за середину. Хотя всё затянуто
серыми облаками, кажется, что это — единственный солнечный день на последнем
длинном перегоне. И душа в светящейся радости обрела ненадолго тишину и покой,
о которых так долго мечтала.
     Как мало мы можем изменить в этой жизни, разве что себя... и, может быть, то,
что освещаем теплом своих лучей. У каждого человека — своя война, и, наверное,
миротворец — это не призвание, а, скорее, состояние созидающей души, стремящейся
к целостности, первозданной красоте и гармонии тишины...
     Она чувствовала, что её война, как и война её Малышки, никогда не окончится,
и не важно, на каком фронте. Наверное, просто есть такие люди, которые не собираются
взрослеть и всю жизнь верят в добрые сказки.

22.07.19