Жила простая женщина

Валентина Петровна  шла из магазина тяжёлой поступью, с остановками, передыхом.
В сумке-то всего-ничего, а  ей и это стало тяжело. Возраст даёт о себе знать, через неделю стукнет восемьдесят пять. Вот и ходит в магазин уже неделю, каждый день что-нибудь подкупает "к столу".
Хоть и не велика родня у неё осталась, всего-то  племянница с мужем, да и то неизвестно вспомнят ли, придут ли, да пара подруг-соседок по дому, но хочется чуть-чуть приготовить: всё-таки юбилей.

Я встретила её уже у подъезда, поинтересовалась здоровьем, самочувствием. Вот она и поделилась со мной своими заботами и тем, что ей предстоит отметить через неделю. Я поинтересовалась, не нужна ли помощь какая, если что…
Она тут же откликнулась: «А Вы приходите, может,  что и поможете, а то мне и трудновато уже, да и неизвестно придут ли мои гости, на кого я рассчитываю. А так посидим вдвоём, по рюмашечке примем, да чайку попьём. Приходите, буду рада, а то сколько лет живём в одном доме,  здороваемся, интересуемся жизнью друг друга, а можно, ведь, и поближе общаться. Приходите!»

Мне было неудобно взять, да отказаться: человек старый, обидеться может, а обижать  такую приятную, доброжелательную, общительную  женщину не хотелось бы.

Вот я и ответила: «Спасибо, Валентина Петровна! Я постараюсь прийти помочь Вам, а там, может и  по «рюмашечке» за Ваше здоровье опрокинем. Во сколько? В два часа дня? 8-го?  Ладно, обязательно приду пораньше, чтоб помочь Вам, в 12-ть будет нормально? Успеем стол накрыть?»

И хотя, если честно, не очень хотелось, но поскольку я уже тоже неработающий пенсионер, то отказать столь пожилому человеку, на 25 лет старше меня, я не смогла.

8-го числа, прихватив подарок – тёплую шаль –  в 12-ть я уже звонила в дверь Валентины Петровны.

Чувствовалось, что она была очень рада моему приходу: «Заходите, заходите! Вот и гость у меня. Не знаю, будут ли остальные, но я так рада, что Вы зашли. У меня уже всё готово, осталось только стол накрыть, кое-что порезать, да разогреть. Ну проходите-проходите!»

Помогая накрывать Валентине Петровне стол, невольно пришлось о чём-то говорить. А поскольку день такой не простой, праздничный и учитывая ту ситуацию, что она озвучивала насчёт немногочисленных гостей, я как-то исподволь стала задавать ей вопросы: «А Вы местный житель или откуда приехали? Где Ваши родственники, дети проживают? Наверное,  далеко, коль не смогли на Ваш юбилей приехать?.....»

Валентина Петровна долго молчала. Я даже стала испытывать некоторую неловкость за своё любопытство. Хотела было извиниться и перевести разговор в другое русло, как она заговорила. Говорила тихо, спокойно, без надрыва. Её приятный голос будто ручеёк тихо журчал, ведая мне свою историю жизни.

«Я – ленинградка.  Когда началась война,  нас было уже трое – я, муж и сыночек Сашенька, ему тогда один годик был. Мужа, как и всех, забрали на фронт.
 А ленинградкой я стала после того, как приехала туда учиться, встретила там своего Петю, поженились, родился ребёнок. Петя был детдомовским, родни никакой, и поэтому, когда его призвали, он тут же мне сказал: «Давай-ка собирайся и поезжай к своим, на Кубань - тогда ещё были живы мои родители, сёстры – вместе вам будет легче пережить, а я вернусь, найду вас. Писать буду на родительский адрес -  в Армавир.
Так что жди вестей с фронта».

Ну,  я его послушалась и сразу же поехала к родителям. Сначала письма приходили регулярно, а потом всё реже и реже, а потом и  вОвсе перестали приходить. Куда только я не писала запросы. И во время войны и после войны ещё лет пять писала, писала и писала, но ответ был один: значится в списках без вести пропавших.
Писать я перестала, но я ещё долго ждала, надеялась…

Сашка рос, родители все уши мне прожужжали: «Чего сидишь, ищи себе мужчину, Сашке отец нужен, да и ты ещё молодуха. Жизнь так и пройдёт. Сколько можно ждать?»
Я, говорят, симпатичной была, мужчины посматривали на меня. Ну а когда Сашке было уже лет 10-11, и я стала оглядываться по сторонам, стала замечать мужчин, а до этого я их и не видела в упор. У  меня Петенька стоял перед глазами.  Я по привычке всё в ящик почтовый заглядывала, всё весточки ждала.

А когда родители, а потом и сёстры «ушли» один за  другим, меня такая тоска взяла,  я так выла по ночам,  думала с ума сойду.

Сашка уже подростком был, так даже он начал мне говорить: «Мам, ну ты бы замуж, что ли, вышла, может тебе легче стало бы. Ну что ты всё плачешь и плачешь, я вырасту, поеду учиться, а ты что, одна останешься. Ну хватит уже. Понятное дело, отец уже не вернётся, так вокруг других мужиков полно. Я против не буду. Лишь бы тебе хорошо было».

Ну,  вот эти слова сына меня и заставили смотреть по сторонам, на мужчин.
Трижды пыталась что-то «построить», но так и не получилось.
То пьяницей оказывался. Сначала прикидывался трезвенником, таким добрым, внимательным, заботливым. Зарплату получит, нам с Сашкой по шоколадке принесёт, а мне так даже букетик скромных цветочков.

А спустя полгода запил, да так, что из него такое «дерьмо» полилось, что и сейчас стыдно вспомнить. А когда он на нас с Сашкой руки стал поднимать, то я быстренько выставила его из хаты, что досталась мне в наследство от родителей. А потом поняла, что  и был-то он каким-то скользким человеком: сколько не спрашивала его о его «прошлом», он, как уж на сковородке вертелся, мялся, что-то мямлил, но я так и не могла понять, была ли у него семья, дети, то одно скажет, то другое…

Ну а потом ещё два раза пыталась… Разведённые попадались. Спрашивала: «Дети есть? Помогаешь им?»

От первого услышала, что помогает, а потом пришла повестка в суд и в результате - «исполнительный лист», где была задолженность за несколько лет.
Спрашиваю: «А что ж ты мне врал, что помогаешь, ведь, это твои дети, как ты можешь?»
На что услышала такой ор: «Какое твоё дело? Тебе ж, да твоему сыну больше доставалось, а так чтоб от моей зарплаты оставалось, если б одна треть им уходила бы?»

Не смогла я жить с таким человеком. Дети для меня – святое. А он? Разве это отец, который скрывается от своих детей?

Ну а третий – сродни второму. Вроде как встречался с детьми, какие-то деньги из бюджета семьи на детей забирал. Я всё говорила: «Привёл бы детей, с Сашкой моим познакомились и был бы мой Сашка не один…», на что он отвечал: «Да как-нибудь нужно будет…»

А через год в дверь постучали, открываю, на пороге женщина, спрашивает моего «третьего», отвечаю, что он на работе. А она усмехается: «На работе?  А мне говорит, что не работает, что сократили, деньги детям уже больше, как полгода, не приносит. А у меня их трое. Вы уж скажите своему сожителю, что я в суд на него подам, живо в тюрьму упекут…»

Я со стыда чуть не сгорела. Собрала его вещи, поставила у порога. Пришёл, удивился, а я ему рассказала о разговоре с его женой и попросила уйти. Ушёл, потом ещё долго порог обивал, просил, раскаивался во вранье.  Но я не смогла! Нет, не смогла.

После этого монолога  Валентина Петровна замолчала.
Я, расставляя тарелки на столе, ждала, когда она заговорит. Но она…. Молчала.
Тогда я прервала тишину: «А сын? Он-то где? Внуки у Вас есть? Где живут, хоть  пишут, звонят Вам?»

Валентина Петровна продолжала молчать. А когда повернулась ко мне, по её лицу текли крупные слёзы.
Я бросилась к ней: «Валентина Петровна, я что-то не то спросила? Почему Вы плачете? Пожалуйста, не молчите, прошу Вас, простите, если я что-то не то сказала. Только успокойтесь! Только успокойтесь!
У Вас есть что успокоительное? Где? Давайте, выпейте, пожалуйста!»

Когда Валентина Петровна слегка успокоилась, то я, вдруг, услышала опять её тихий журчащий голос: «Сашка у меня погиб. Окончил строительный институт, уехал в Тюмень на стройку, там и погиб.»
Я всё спрашивала: «Сашка, когда ты уже, наконец женишься, когда внуков мне привезёшь?»
А он отвечал: «Скоро, мама, скоро, ты жди, надейся и жди!»

И я ждала! Всё ждала-ждала… и дождалась только телеграммы с его стройки. Поехала,  похоронила. Привезти его оттуда не смогла, денег у меня не было.
Сначала ездила на его могилку через каждые два года, памятник поставила, ездила, убиралась.

Сначала хотела переехать туда, чтоб быть к сыну поближе, да отговорили меня, здесь всё-таки племянники есть, сестрины дети, да и подруги есть, а там буду совсем одна. Последний раз ездила пять лет назад,  прибаливать стала, смогу ли ещё когда поехать – не знаю.

Я прервала её исповедь: «Валентина Петровна,  дорогая моя,  Вы простите меня, что Вам пришлось в свой юбилей вспоминать о прошлом, простите за моё любопытство, простите, я не должна была….»

«Ну что Вы,  Танюша, я Вам так благодарна, что Вы заглянули ко мне, что  дали мне возможность выговориться. Иногда это людям  очень  даже бывает нужно. Это Вам спасибо, что в такой день Вы рядом со мной, что я не одна. Спасибо Вам!»

В это  время раздался дверной звонок.
«Валентина Петровна, вот и Ваши гости, встречайте!»

Валентина Петровна засуетилась и быстренько засеменила к двери. В дверях стояли две её близкие соседки-подруги, женщины почти такого же возраста, как и сама Валентина Петровна. Раздались громкие поздравления, пожелания, возгласы.

За стол мы сели вчетвером. На столе стояли ещё две  чистые тарелки. Племянники, которых ждала именинница,  так и не пришли.

Мы долго ещё сидели за столом.
Подружки вспоминали свою молодость, как ещё жили по соседству в своих стареньких домах, как сокрушались, что их дома попали под снос и только вот они трое попали в один дом, а других разбросало по разным районам.
Посидели пару часов, да и засобирались домой: "Валечка, ну пойдём, притомились чуть-чуть. Завтра созвонимся".

А потом я помогла Валентине Петровне убраться, помыть посуду, хотя она всё время порывалась сказать: «Я сама, я смогу…»

У порога её квартиры, когда она провожала меня, я увидела в её глазах слёзы и услышала тихий шёпот: «Спасибо Вам, Танюша! Огромное спасибо!»

«Так, Валентина Петровна! Не плакать! Сейчас ложитесь спать, а завтра я к Вам загляну, чтоб убедиться, что с Вами всё в порядке. Вы не возражаете?»

С тех пор у Валентины Петровны появилась ещё одна подружка – это я.
И мне стало приятно, что я могу как-то помочь пожилому человеку скоротать неизвестно как ещё долгие или не очень её  годы жизни.

А через два года её не стало!!!
На столе лежал листок  бумаги с номером телефона её племянницы, документами на квартиру и деньги.

Я позвонила, сообщила, но ни в этот день, ни на другой они не появились.  Похороны пришлось организовывать нам, соседям.

Родственники появились только на кладбище и сразу же стали спрашивать, у кого ключи от квартиры Валентины Петровны.

Я молча, в присутствии других соседей,  достала из сумки ключи и отдала их им.