Психология памяти

             Человек не может жить без прошлого. Оно способно угнетать, помогать, вызывать угрызения совести или другие переживания и эмоции, но без прошлого человек жить не может, без памяти, без воспоминаний о прошлом, приятных, а иногда - и не очень. Интересно, что «неприятные» воспоминания также дороги. Вернее, память не разделяет прошлое на хорошее и плохое. Хотя психологическая наука и считает, что отрицательные переживания, негативный опыт прошлого в отдельных случаях вытесняется из сознания, из памяти, но, наверное, случаи такого «вытеснения» встречаются не столь часто. Чем дальше во времени уходишь от «неприятного» прошлого, тем менее оно кажется неприятным. Просто - прошлое, из которого складывалась жизнь. Более того, неприятные воспоминания постепенно трансформируются в приятные. Переоценка прошлого - вещь известная. Воспоминания всегда дороги.

                Но как быть с памятью народной, с памятью этноса? У этноса есть одна только историческая память. Строго говоря, воспоминания частного лица тоже можно назвать исторической памятью, однако под исторической памятью имеют обычно в виду воспоминания о более длительных временных периодах, чем одна человеческая жизнь. Но как может помнить человек то, что случалось с кем-то другим, чей жизненный путь закончился совсем в другую историческую эпоху? Все мы, и ныне живущие, и уже ушедшие из земной жизни, принадлежим к определённой исторической эпохе, являемся её частью и несём её в себе, выступая одновременно, так сказать, в двух ипостасях: частного лица с индивидуальной памятью о событиях частной жизни и составной частью определённого этноса, обладающего исторической памятью о событиях, простирающихся во времени далеко за пределы жизни одного поколения.

                Обычно нас редко волнует то, что не имеет к нам непосредственного отношения. Кому какое дело до Гекубы? - если сказать то же самое словами Шекспира. Однако, кому-то всё-таки есть дело до Гекубы, и кто-то способен жить не только частной жизнью, но и чувствовать свою сопричастность жизни целого этноса, народа. И эти немногие «кто-то» есть как раз те, кто способен хранить народную память, являться её носителем; и что важно, живым носителем, потому что неживых носителей очень много, это, в первую очередь, книги, печатное слово. Живые люди знакомятся с историей через печатное слово, которое далеко не всегда превращается в живую историческую людскую память. И если неживая, печатная историческая память не станет живой, не воплотиться в реальные образы живущих людей (хотя бы какой-то их части), то такой этнос обречён на жизнь в беспамятстве. И если здоровая, нормальная жизнь частного лица в беспамятстве просто немыслима и невозможна, то разве можно себе представить здоровую жизнь этноса, страдающего историческим беспамятством?