Пописывая в писуар

  В сухом и жилистом Гистаминове-Кавалькадзе начисто отсутствовала какая-либо коммерческая жилка.
  Он склонялся к гуманитарным наукам, включающим гулкие прогулки из Зазеркалья в себя, сопровождаемые зримыми галлюцинациями.
  В результате возникал вполне оправданный вопрос, что я делаю здесь на Земле, когда там мне значительно лучше.
  В свободные от бесплодных размышлений минуты его грыз червь сомнения профессиональной непригодности.
  Из-за этого он откровенно завидовал косому дождю, косящему под блатного, и слаженной гармонизации спаренного автобуса, бумерангом поворачивающего за угол.
  Благодаря виртуозному владению языком, помогавшему ему (заядлому собачнику) в обладании женщинами разных пород и социальных принадлежностей, Кавалькадзе добился былинных побед, не гнушаясь смазливыми вводными словами в наглых предложениях.
  Дамы тянулись нескончаемым послужным списком из королев и уборщиц. 
  Но бонвиван не останавливался на достигнутом, заведя интимное знакомство с гарсоном из Шант Эклера на Парк авеню, не подозревая, что злоупотребление пирожными приводит к полноте.
  При всём при том, ничем особенным он не увлекался.
  Единственную глубокую привязанность вызывала у Гистаминова фетровая шляпа набекрень, торжественно вручённая ему в тире Луна-парка на Кони Айленде, где он под аплодисменты зевак любо-дорого выбил 100 из ничего.
  Вообще-то о нём можно говорить, пописывая... в писуар, много, но недолго.
  Обещаю как-нибудь вернуться к жизнеописанию этого Человечища.
  А пока... пока, пока.