Мятежный лейтенант

Мятежный лейтенант.

Посвящёно – лейтенанту П. Шмидту.

Первая часть.

Идолом  революционным,
Мятежным лейтенантом, был -
Пётр Шмидт в годы революций,
Имя то, было на устах.

В романе ж «Золотой телёнок»,
То Ильфа и Петрова. Шмидт,
«Папашей» стал авантюристам,
Бендеру (О), мелким жуликам.

С лёгкой руки авторов – «дети»,
Там, «лейтенанта Шмидта», вдруг,
Куда там стали популярней,
Чем знаменитый их «отец».

Как вышло, что такое имя,
Вдруг, оказалось – рядом, с кем?
Уже с  «джентльменами удачи»,
Во время сталинских цензур?

Попробуй сотворить кто - либо,
С Чапаевым, или Камо,
Или с Котовским, иль другими,
В печати  это не прошло б.

А тут, пожалуйста – издали,
Притом большим там тиражом.
Так, что ж не так, и в чём же дело,
С тем лейтенантом Шмидтом, там.

Мятежный лейтенант – романтик?
Иль одиночкой, тогда был?
Авантюрист ли – неудачник?
Так кем же был он там тогда?

,,, С рождения – Петру светила,
Блестящая карьера там,
Флотская. Отец Петра Шмидта,
Тогда, контр - адмиралом был.

А дядя – ходил в адмиралах,
Казалось бы – и, ты, дерзай,
Юный сынок. Но, тот, на деле.
Всё тогда делал «вопреки».

Кадетом был он мореходки.
Будто сознательно решил,
Всё  делать вопреки теченью,
«Наперекосяк» там всему.

Учился он тогда неважно,
Да ещё ж пойман был тогда,
Когда он шарил по карманам,
У однокашников своих.

Но, это с рук сошло там Шмидту,
А в мореходку принят был,
Как представитель, тогда славной,
Флотской династии всей их.

Юный гардемарин, «Шмидт – Третий»,
И музицирует, поёт…
Ещё ж рисует. Был натурой,
Творческой. Значит, нервной, всё ж.

«Ну, ничего – решит начальство –
Будни суровые потом,
Там корабельные, что будут,
Обламывали не таких!»

Но, только вот, не тут – то было,
За время службы сей моряк,
17 кораблей там сменит,
Причин не мало он найдёт.

(То, из – за «неподходящего климата», то «по болезни»,
И в разгар этих бесконечных переводов – переходов,
Совершил нечто, способное поставить крест на любой карьере).

Вторая часть.

Он повстречал раз в Петербурге,
Барышню – Доминик, тогда.
Даму «лёгкого поведенья»,
Решил ту - «перевоспитать».

«Жаль мне её стало невыносимо - писал он в дневнике –
Вот и решил «спасти» беднягу. Снял со счёта 12 тысяч рублей,
(причём, как мичман, сам получал 80 рублей в месяц) и вручил
 Ассигнации жертве социальной несправедливости (по жёлтому
Билету – мещанке, Домне Гавриловне Павловой). А после,
Увидев, сколь много в ней «душевной грубости», решил: «отдать
Тут нужно не деньги, а всего себя»

И он на ней тогда – женился!
Вышел, конечно, там скандал.
Невест военным «утверждало»,
Начальство местное тогда.

(По моральным качествам и происхождению).

К народническим идеалам,
Те офицеры – далеки.
Петра не поняли. Позором,
Стал экипажу, для родни.

Ладно, сёстры – замужем обе,
Фамилии, другие, их.
А братья идут на уловки,
Вместо Шмидтов – Шмиттами, став.

Отец,  позора не выносит,
Там заболел. Умер потом.
Но, жив - здоров дядя Петра, там,
Он, капитан – яхты царя.

И он скандал тот заминает.
На флоте остаётся Пётр.
Жене создал там «обстановку -
Внимания, где есть любовь».

(В которой, жена вместо людской грубости встретит -
«внимание и уважение», «тащит» её помимо воли «из трясины»…)

А через год в семье родится.
Единственный там, Женя, сын.
Реальный - с всех там виртуальных,
«Детей лейтенанта Шмидта».

(Уж не ему ли «мстили» Ильф с Петровым своей несокрушительной
Иронией?)

Внезапно свалится на Шмидта,
Наследство, тётушки родной.
В отставку сразу ж он выходит,
С семьёй отправится в Париж.

Где зарабатывает деньги,
Аэронавтом. Став, тогда,
Леоном Аэром. Там терпит,
Крушение. Шар – продаёт.

Опять на флоте. Теперь, правда,
На флоте, на торговом уж.
Вновь переходы – переводы,
С корабля на корабль там.

Лечился он и в Нагасаки,
Сына он очень обожал.
Того фотографии учит,
И чтению различных книг.

(В 1897 году в Нагасаки он лечился от нервного заболевания).

А вот, жену там, к этим книгам,
Не приохотил он. Не смог.
На стороне крутит романы,
Всё время пилит мужа там:

(За неуживчивость с начальством)

Сама же в этом Нагасаки,
Скандал с японцем там  создаст,
Хозяином квартиры съёмной,
А муж в посольство побежит.

В русском посольстве он грозится.
Того японца застрелить.
Он вообще часто скандалил,
Пример – в Либаве, на балу.

Устроил драку, стул запустит.
В стекло окошка на балу.
О том писали там газеты.
Немало случаев таких.

(В Либаве арестовали на 10 суток)
Услышал как – то он от сына,
Что, наказали там ребят.
За вольные их разговоры.
В гимназии сделал скандал.

(Там он гонялся с табуретом за директором).

1894 год
Начальником вахтенным служит,
На судне в этот год уже,
То, «Адмирал Нахимов» - крейсер,
Стал лейтенантом через год.

Третья часть.

1904 год
Он, на войне «Русско – японской»,
Также участие принял.
Но, с корабля там боевого.
Дядя его тогда списал.

Из – за болезни, его почек,
Из армии был списан он.
И он в политику пустился,
Стал агитацию вести.

Сидеть бы лейтенанту тихо.
В провинциальном городке,
То, Измаиле, там подальше,
От фронта, бы. Но, всё не так.

Крадёт он судовую кассу.
И с ней пустился там в бега.
2,5 тысячи истратит,
И сам сдаётся всё ж властям.

(Это уже, власти «Советов»,
Пропагандистки там тогда,
Придумали – «он деньги эти,
На  революцию отдал»).

(На самом деле, все деньги до копейки проиграны им на скачках).

Дядя растрату восполняет,
Шмидт в ожидании суда,
По Севастополю «гуляет» -
«Воздух свободы в нём бродил».

(В 1905 году В Севастополе, Шмидт создал: «Союз офицеров
И друзей народа». Занимался агитацией среди матросов и
Офицеров. Называл себя «внепартийным – социалистом»).

Там запрещённая звучала,
Уж «Марсельеза» в эти дни,
Матросская «буза» уж зрела,
Народ там штурмовал тюрьму.

И Шмидт с матросами, с народом,
Под стенами тюрьмы стоял.
Также выкрикивал: Свободу!
Всем заключённым, что сидят».

Участие во всём он принял.
Романтик Шмидт не мог тогда,
От того в стороне остаться,
От тех событий, были что.

Ни как не мог того позволить.
Полиции залпы пошли.
Через два дня он уже клялся,
 В похоронах погибших всех:

«Не уступать уже той власти,
Прав «человеческих» всех тех,
Там завоёванных». При этом –
Припадок вдруг случился с ним.

(Его речь назвали «клятвой Шмидта».
«За волоса хватаясь» бьётся в конвульсиях – «обморок
сшиб его без труда» - писал Б. Пастернак в1927 году)

Там из – за этого припадка,
Шмидта восприняла толпа,
Как, мученика за идею,
Начала возносить его.

Кадеты и эсеры примут,
Как, прогрессивного уже,
Там офицера, что там принял,
Народа сторону тогда.

(А премьер Витте – как, «психически больного человека»,
 которым «руководило безумие»).

Шмидта тогда арестовали.
Рабочие, его тогда,
В «Совет» избрали депутатом,
С требованьем – освободить!

(Матросы и солдаты упросили его возглавить восстание.
 «Шмидт мужественно согласился»)

27 ноября 1905 года
На следующий день поднялся,
Шмидт на «Очаков», крейсер, там.
Мятеж возглавил он матросский,
Не подчинились власти те.

И Шмидт присвоил себе званье,
Стал «капитаном» он тогда.
И себя он там объявляет,
Командующим флотом всем.

(Шмидт поднял сигнал: «Командую флотом. Шмидт»).

Сигнал дал Шмидт судам в порту, всем,
Что начинает действовать.
Царю послал он телеграмму,
Требования предъявил.

(Требования Николаю (2) заключались в том, что он требовал
созыва «Учредительного собрания», и что больше не подчиняются
его министрам». После этого он отправляет «Очаков» к Пруту, на
освобождение потёмкинцев. Сопротивления никакого не было)

И с ними на борту объехал,
Он всю эскадру кораблей.
И с них приветственно кричали:
«Ура!» - солдаты, моряки.

15 ноября 1905 года.
И на «Очакове» подняли,
Восставшие те – Красный флаг!
Правительство начало сразу,
Военные действия там.

16 – летний сын Шмидта.
Училище покинет там,
До крейсера тогда добрался,
Рядом с отцом встаёт уже.

Другие корабли в дни эти,
Мятеж тот не поддержат там.
И всё это тогда лишило,
Всякой энергии «вождя».

(Только два корабля броненосец «Потёмкин» и «Ростислав»
поднимут красные флаги, но и то не надолго).

С ним сделался опять припадок,
Не мог ничего предпринять.
Шмидт называть себя сам начал:
«Фейерверком - что затухал.

Что нет выносливости нужной.
Для той борьбы» - стал горевать.
При первых же залпах покинул,
«Очаков» он. Оставив всех.

(На  небольшом там миноносце,
Заранее, что рядом был,
Он вместе там со своим сыном,
Сбежать решили с корабля.

Те облачаются там в робы,
И лица мажут сажей там.
Оба спрятавшись в кочегарке,
Оплыть решат. Не удалось.

Их арестуют по дороге,
По малолетству отпустив,
Сына – Женю. Самого Шмидта,
Под стражу взяли сразу ж там.

(Жена Домна пытается спасти мужа)

О невменяемости мужа,
Жена властям пишет письмо.
Но, тот, однако ж, протестует,
Эсеры возражают тут.

Те возносили лейтенанта,
Вдруг – сумасшедший их герой?
Так, не пойдёт. Те нанимают,
Для Шмидта адвокатов там.

Из камеры смертников пишет,
Начальству жалобы уже:
Почему допросили в робе,
Не дав сажу с лица стереть.

(Собственный памятник задумал себе: « На скале бросить якорь
(корабельный, настоящий) не сломанный, как это принято на памятниках…
И воткнуть в скалу флагшток с красным флагом из жести».

1923 год
А ведь оно так там и вышло,
Такую именно скалу,
Там в Севастополе воздвигнут,
Очаковцам, погибшим, всем.

В конце – концов тот Шмидт реально,
Единственным там был тогда,
Тем офицером, тогда вставшим,
На сторону народа там.

Так почему же так случилось,
Что в том 28 – ом году,
В романе «Золотой телёнок»,
«Смеялись» авторы над ним.

(Пусть не прямо над ним, так над его «потомками» - «тридцатью
Сыновьями», и «четырьмя дочками», что собрались в трактире
На Сухаревке  деля территорию на сферу влияния).

Выходит всё там из – за сына,
Евгения, что отбыл там,
Став потом белоэмигрантом,
И назад не вернулся он.

(Власти не раз предлагали ему вернуться на родину).

А в Праге же издал там книгу,
Где восклицал: «За что же ты,
Погиб, отец! Чтоб сын увидел,
Как нация сходит с ума.

Как втаптываются идеи,
В грязь. За которые тогда,
Пошёл тогда ты на Голгофу?»
Такие строки написал.

Да уж, такое там, пожалуй,
Ни одна власть не станет там,
Терпеть. Но, он там прожил,
До 1951 года там.

(В приюте для бедных. Это сколько он мог наговорить ещё ж!)

Вот авторы и пошутили,
Не так, чтоб зло. Зато смешно.
И виртуальные те «дети»,
Пошли веселить свой народ.

Февраль 1906 год
(Суд над Шмидтом превращают в идеологическую трибуну,
по факту блокируя оправдательный приговор. Лейтенанта
 и троих матросов приговорили к смертной казни. В марте
 на острове Березень, Шмидта и его соратников расстреляли.
В 1923 году Шмидт был перезахоронен в Севастополе.
-------------------------
По материалам Л. Макаровой и В. Иванова.