Круги на воде

Сегодня июнь, кажется ветер выпил последнюю влагу,
Гортань липнет к воздуху, язык изо рта, будто к флагу,
он хочет подобьем быть, врезаясь в питье как шуруп в доску,
и не занимая у совести, лишь утолить свою жажду, тоску,
в эти дни вычитаешь в ноль.
Суть сказуемого пережить день – зной,
существуя, мыслью одной,
И можно сказать , лишь тобой…

Я почти забыл когда выходил за предел квартиры,
Только ночью спускаясь к выходу, покурить, к собственной двери
Открывается вид , глядя чуть повыше вздыбленной тени,
как комар в потери, потерять боится , в лампе, отраженье двери.
или в вере его, будто это солнце,
а планета он, или только кольца, что летят,
исторгаемы мною из рта,
служат спутником, словно вторая луна…

Передав одинокость вечного спутника мне Луной,
нанесенного гжелью, на небо, ее вид пустой,
ограненная в форму, идеального шара, постой,
перед ней. Геометрия ей рукоплещет, и ты вместе с ней,
ей хватает своей тишины,
или звука пера по бумаге, ее белизны,
проводящие вечные сны,
словно дождь, а сон зонт для реали.

Размышлять о природе эмоций, как Гораций в ночи,
имя более подходящее, для Афин не придумаешь,
или точно из вне, он, подает мне рукав первомысли, и эмоции вправе,
дать взаймы две слезинки моих, продырявленных ночью,
где воочию счастье, лицезрею с полна.
Клубы дыма взлетают,
Окаменевшей стеной вверх,
Я смотрю на нее, и она как блеф,
между смертью и жизнью.

Отходя от тары, скажем графина, что ночь проливает,
на небо сине, будто он замыкает  конец удушью,
покрывая пигмея пылью суши. Это чей то закон,
или божья хитрость, видно сам Гермес принял за пассивность,
конец дня, доставая из бара бутылку,
отдохнуть стараясь, оттопырив вилку,
наживив сардельку на край ее,
он кидает в горло, и ночь он льет.

Ночь задумана для продленья боли, собственной,
Заблудившись в коей, я достану  книгу,с полки, показав при этом,
миру злую фигу. Точно свет, затаившись в туче,
она скажет мне что для жизни лучше. Тот талмуд
разберу пинцетом,
 если крыть по глуби,
 то вскрывать ланцетом,
отмеряя сто шагов на север,
к духам пращуров ,от окраины к центру.

Я курю, забывая что курил недавно, сигарета плавно,
забирает мысль. Оттопырив ноздри, они ловят жадно,
изо рта взлетающий, белый дым. И во рту так пусто,
языку так сухо, видно климат юга, мне не спутник,
туго, зашнуровывает тело в плюс,
где-то 30, Я же стойкий минус,
был рожден в жаре, а мечта о севере,
в голове, как поклон горе.

Отсутствие почвы в своем же саде, это следствие одиночества
Эмиграция мысли к морю, или кромке кружки , его подобью,
Если рассматривать кружку долго, она приобретает форму,
жизни, и в этом ответ Христу, первый миг христианства,
в коем, ты спокоен,
благо еще не покоен,
но уже похоронен,
где-то, где заря не спит.

Кода я ослепну, научусь смотреть внутреннем глазом,
то есть ослепну от солнца, я приду к тому самому, фразу,
кину, она  спросит: где тебя носило, это мило, представлять,
чего больше нет, уходя к вопросу, почему? Но нет…
Быть в согласие с собой,
Быть себе крамолой,
От того что прошлое,
Всегда лучше новой.

Ты! Ты обретаешь форму блога, непонятно куда тебя носит,
Горло совпадает со влагой из глаз, где норма объятий,
Смиряет тело, окунувшись в которое дает мне дело,
При данных условиях никак не время, и никакого права на сон,
Если право вообще существует,
Оно пасует, пред любовью,
И так, будет всегда, конечно,
При данных условиях.


Лучше быть мертвым, чем считать расстояние между тобой и мной.
Сейчас километраж не важен, сейчас важен лишь час, когда я сойду ,
с рельс, увековечив тебя и твое. Ты же даже не силах понять меня,
не спросишь, тогда как я, в комнате, вспоминаю на ощупь тебя,
пальцем  вожу по скулам,
почему то они, как первый снаряд,
от тебя, оставшийся в памяти.

Расщепляя атом, слов, перо, ведя по куску бумаге,
шарик ручки не может писать,  периодически, припадая,
к чернил флаге, истончаясь с каждой минутой,
как в пустыне бархан глядя, на солнце, плавится от жары,
от пары без дождя,
и температура в состоянии,
разогрев турку,
приготовить кофе..

Тон делает музыку, тон ставит оттенок выше картины,
Как отпечаток изящной стопы дает право фантазии,
на представление тела. От этого мир становится шире,
обретая восьмую, девятую ноту,  играя внутри,
Рахманинов, -
Вариации к облаку.
К пологу формы,
К концу концов.

На прощанье ни звука, ибо со звуком нельзя проститься.
Нельзя найти твое фото, чтоб не начать поститься,
Безусловно ты след, на бумаге, в труде, на глазу,
выступаешь по пятницам из меня, выдавая спектакль, в названии –
«скупую мужскую слезу»,
Она часто в рифме, эта слеза,
Ибо жИва еще железа,
Пока жива.