Баба Мария

Лето в Мачужичах

Приятно вспоминать свое детство босоногое, деревню, огромную белорусскую хату на две половины с горницей и большущей кухней, огромный стол, за которым собиралась вся семья, нас, семеро внуков и взрослые. Их было четверо, вставали они за светло, а потом до отвала наевшись бабушкиными знаменитыми блинами и яешней из печи уходили на работу - кто на покос, кто на ферму. Меня привозили сюда на лето, и я с удовольствием проводила в кругу своих брата и сестер почти все свое детское время. Вставая засветло со взрослыми, я часами наблюдала, как бабушка колдовала у печи...
- Ну, што Ларыса узнялася так раненька, спала бы яшчэ... Она ставила передо мной огромную кружку парного молока, пододвигала поближе большую глиняную тарелку с блинами, прикрытую рушниками, домашней выпечки хлеб стоял нарезанный на деревянной доске, и на всю хату разносился его тминный запах. Желтое, как солнышко, взбитое из домашней жирной сметаны и подсоленное масло так и сияло на тарелочке.
- Ну, снедай, дзетка, снедай, а я пайду карову выганю у поле. Сення мацi з бацькам прыедуць, чакай толькi.

- Ура, обрадовалась я, приедут, приедут! Значит, пойдем на рыбалку! Урааа...
Брат с сестрами сладко посапывали за стенкой, а передо мной завораживающим пламенем потрескивали дрова в печке, кухня освещалась таинственным оранжевым светом, за окном в саду шумел строптивый ветер. В доме было тепло, уютно и тихо, только иногда потивкивали только что появившиеся на свет цыплята и надменно квохтала наседка в сенцах, да старые с бегающими глазками ходики нарушали моногаммность теплого домашнего уюта.

К вечеру приехали родители, привезли для всех целую кучу подарков, сладостей. Бабушка накрыла прекрасный ужин. Вся компания собралась за праздничным столом, позднее заглянули соседи на смех и песни, что не смолкали до глубокой ночи. Получился настоящий деревенский праздник.

- Лариса, а как там наши удочки, целы еще? - произнес папа долгожданную фразу.
- Целы, целы! Надо только Костику и Петьке сказать, что на рыбалку идем, они тоже хотели с нами.
- Добре, давай, только мигом...
Под утро наш небольшой отряд во главе с моим папкой шагал в сторону реки. Наш дворовой пес Шарик сопровождал нас до самого места, а потом куда-то исчез. Мой лучший и надежнейший друг, который никогда меня не подводил, была у нас с ним самая настоящая любовь, которая очень не нравилась бабушке. Шутка ли, по полдня могла проводить с собакой, забывая обо всем на свете, вот такая у нас с ним была дружба. Его великолепная рыжая морда до сих пор мне иногда снится в самых лучших и приятных снах, и чувство великой радости переполняет меня, когда мой милый товарищ приходит ко мне, и я, хоть и во сне, чувствую прикосновение его холодного носа...

Аааах, какое прекрасное было то утро. Ребята спустились чуть ниже по течению реки, а я попросилась на озерцо, что оставалась уже несколько лет от каждого разлива нашей речки. Местные рыбаки ловили там карасей, плотву, даже щуку однажды поймали, что стало притчей во языцех. Про раков и говорить не приходится, каждые выходные местные промышляли ими на деревенском мини-рынке. Вся деревня передавала из уст в уста сказ о том, как местный Алеська поймал двухкилограммовую щуку. Вот и я решила попытать счастья.

Через пару часов в моем детском ведерке было уже пару плотвичек и несколько карасей. Эх, но как же мне хотелось поймать большую рыбу, чтобы удивить папу с мамой, бабушку и сестер. Но рыба где-то плавала в глубинах маленького озерца и никак не хотела идти на крючок. Тогда я вспомнила, как Костик учил меня ловить на живца, выбрала маленького пескарика и насадила его на крючок вместо червя. Пескарик трепыхался на крючке, водил поплавок так, что не было понятно, что происходит под водой, но тут поплавок утонул, и я потянула удилище на себя... Из воды показалась щучья морда.

- Паааапочка, миленький мой, пааапочка, - орала я на берегу, помоги... Отец, сломя голову, несся ко мне, за ним ребята. Пока они добежали, я кое-как вытащила рыбину на берег...
- Вот она, вот она, большая рыба!!! Я ее поймала, поймала! Урааа!!!

Мальчишки с завистью смотрели на мою рыжеватую в пятнышках щуку. В детское ведерко она, конечно же не поместилась и была помещена в настоящее взрослое цинковое ведро с речной водой, и довольно ощутимо выделялась на фоне всего нашего улова.
Вот это было настоящее детское счастье, которое запомнилось мне на всю мою жизнь, счастье, которое уже никогда не испытать, как и не вернуть те давно ушедшие от нас времена, пахнущие духмяным домашним хлебом и парным молоком, и милой сердцу нашей небольшой речушкой, что течет под Логойском близ деревни Мачужичи...

Возвращение

Было где-то около 11.00, одолевала жара... Что значит панельный дом - раскаленный бетон отдавал все тепло внутрь помещения, ну не продохнуть. Ах, как хочется, чтобы прошел хороший ливень и смыл всю городскую пыль с улиц, освежив воздух и близлежащие газоны и кусты. Зазвонил мобильник, и я с радостью узнала голос своего двоюродного брата...

- Ну, привет сестричка, - гаркнул Петруха в трубку.

- Оооой, Петруха, привет! - обрадовалась я, - ну, как жизнь молодая?

- Да ну, какая уж там молодая, все давно уже в прошлом. Вот хочу пригласить тебя в деревню на Купалье. Костик обещал приехать с семьей. Приезжай, дорогая, сестры приедут с детьми, с мужьями. Сходим на мОгилки, навестим нашу бабушку Марию. Приедешь? Ведь не забыла еще нас?

- Да как же я могла забыть? Ты что, Петр? Ну, как тебе не совестно? Приеду обязательно, если все в порядке будет и никаких проблем не возникнет.

- Вот и прекрасно! Приезжай, будем ждать, позвони только, я тебя встречу.

- Добре, Петруха, все нормально будет.

Сколько лет прошло, подумалось мне, с тех пор, как я в последний раз была в Мачужичах - да почти 50! Полвека прошло, как один час, целая жизнь. Выросло новое поколение детей и внуков, да и правнуки уже есть, сестры мои в преклонном возрасте. По телефону мы конечно общались, на семейных праздниках бывали, как водится... Одной только уже нет среди нас - Тамарочки. Как же это все досадно, никогда не знаешь, как обойдется с тобой жизнь, на какие виражи занесет...
Времени до Купалья оставалось не много, и пролетело оно весьма быстро. Как раз, аккурат за день до праздника я дозвонилась до братухи и наладилась в дорогу.

Странное дело, грудь перехватывало какое-то волнение, сердце бухало, как с цепи сорвалось. Каково же было мое удивление, когда я с сумками погрузилась в комфортабельный автобус, и мне сразу вспомнился тот ЛАЗ рейсовый, что отправлялся с площади Веры Хоружей, в котором мы ехали сначала до Логойска, а потом пересаживались на Косино, всегда под самую завязку набитый местным людом, который по выходным ездил домой после рабочей недели. К родителям, домой, в родную деревню. С сетками и сумками, люди чуть ли не висели друг у друга на спинах. И ничего, никто не скандалил, все терпели, молчали, потому что стремились к одному - побыстрее добраться до места...

А тут - такая красота! И кондиционер тебе, и кресла мягкие с подголовниками! Чистота, свобода, комфорт, - думалось мне, - но сама тут же одернула себя мысленно: сколько же лет, сколько же лет я не ездила в Мачужичи. В памяти промелькнули молодость, маленький полугодовалый сынишка на руках, и, как провожали нашу любимую бабушку в последний путь... Стыд-то какой? Настроение как-то сразу поугасло. Наверное, если бы не позвал братуха, так и не приехала бы, - сама себе задала я вопрос. Нет-нет, не может быть... Этого быть не может...

Что-то вспомнилось такое неприятное о наследстве... Все как-то слилось в одну зарисовку, вот тогда
и перестали меня привозить в деревню родители. Информации об этом у меня никакой не было, да и гадать не стоит. Неужели именно это развело наши пути на столько лет в разные стороны. Ээээх... Никогда никаких претензий у меня не возникало по поводу наследства, там же оставались сестры, братуха, какие могут быть вопросы, - крутила я это все в своей разболевшейся голове. Нет, этого просто не может быть, - решила я. Надо ехать обязательно...

Автобус плавно двигался по отремонтированной с иголочки автостраде. Вспомнилась старая гравейка, которая порядком пылила во время движения, и люди уже на месте выходили из автобуса прилично подернутые пылью. Да что тут говорить, ни пылиночки, прохладно в автобусе, красота, а не поездка. Я и не заметила, как автобус оказался у Косино. Братуха был на месте, прямо из двери схватил сумки и меня в охапку и закружил, закружил...

- Как я рад, Лариса, очень и очень рад, что ты приехала! Наши уже все на месте, сейчас всех увидишь, только каблуки сымай, здесь у нас все по-прежнему, не много на каблуках-то протопаешь.

Я послушно сняла свои модняцкие туфли, взяла сумку в руки, туфли засунула в пакет, и мы с Петрухой тронулись в трехкилометровый путь по обычной протоптанной такими же босыми людскими ногами дорожке среди поля, мимо деревенского погоста, через выгон, среди огромного цветущего поля клевера, незабудок и зверобоя, пижмы и полыни, обычных полевых колокольчиков и каким-то чудом живущих здесь васильков и люпина.

У нашей местной деревенской речушки возле мостков, сели передохнуть, шутка ли, сумки-то тяжеленные. До дома оставалось всего ничего, уже и виден был дом на пригорке с огородом и садом, и старый столетний дуб с колесом на оголившихся от старости ветвях. Чуть-чуть оставалось... А вот какая-то женщина, выскочив из калитки, побежала в нашу сторону. Ее я узнала, это была средняя наша сестра Надежда.

- Сестриииичка, дорогая, какая ты молодец, что приехала, радость-то, радость-то какая!

Всей шумной компанией мы заявились на подворье, где старший зять, как будто соскучившись, с таким смаком рубил дрова, что они разлетались на все четыре стороны от одного удара. Рядом стоял Юрка, сын, молодой, косая сажень в плечах, мужчина :

- Батя, ну ты чего так разошелся, давай я, устанешь...
- Ан, нет, - отругивался, Казик на сына, - надо было раньше, - что не видал, что дров нет, где раньше был?
- Гаах, гаах, гааах, - гахал с усилием вполне еще в силе почти 70-летний мужчина. Наконец, Юрка добился своего и забрал у отца топор.

Войдя в дом... Да это был вполне себе комфортабельный дом, отремонтированный, покрытый новым шифером, ошалеванный вагонкой и снаружи, и изнутри, и покрашенный пенатексом, поднятый на фундамент, дом. Конечно, его было не узнать. Из мебели сохранился только огромный семейный стол, ходики на стене, образа в том-же углу со старинными бабушкиными рушниками. Сестры возились у печи, пахло свежевыпеченным хлебом, что замесили еще вчера по бабушкиному рецепту...

Ну, здравствуйте, дорогие сестрички, вот и свиделись наконец... - горло мне свело болевым спазмом, говорить я просто дальше не могла. Женщины бросились обниматься.

Ууух, Ларка, какая же ты сталааа. А мы тебя никак дождаться не могли.

Тут набежала со двора куча детей, - внуки догадалась я, вручив им мешок с конфетами. Чего удивляться - шестеро сестер и брат, вот и внуков соответственное количество. А дом-то зятья отремонтировали да братуха. Вот у кого руки были золотые! Зятья и братуха всегда были гордостью семьи Метлицких.

- Гах, гааах, гааах, - раздавалось за окном уже Юркиным голосом.

Народу во дворе увеличилось, все направились в сад под деревья, что были уже нашими ровесниками, если не старше. Осталось- таки в живых пару антоновок, посаженных еще дядей моим, отцом этого многочисленного семейства. Урожай обещал быть хорошим. Сразу припомнился необыкновенный запах огромных желтоватых яблок, которые дядя Петя привозил нам в Минск. Они прекрасно хранились, пропитывая квартиру волшебным ароматом ушедшей только что поздней осени и последнего собранного меда.

Мой дядя Петя вспоминается грозным таким, крупным мужчиной, вечно занятым, очень деловым , человеком, отцом многодетного семейства, в котором воспитывалось шестеро дочерей и сын.  Девчонки быстро повзрослели, и конечно же, началась осада из  кавалеров. Один эпизод у меня очень застрял в голове, как ожидал он Надежду после танцев, да никак дождаться не мог. А к Надежде из другой деревни приезжал  Сашка на мотоцикле, хороший такой парень, красивый. Как сейчас помню, было около часа ночи, а Нади-то нет.  А тут вдруг шум, крик во дворе, это он их застал  у калитки.  Как схватил он топор, да как погнался за этим Сашкой, да как запустил топором, аккурат угодил в только что закрывшуюся калитку. Вот такого нрава был человек, прошедший войну и концлагерь. Надю отстегал пугой так, что рубцы и сейчас  видны остались. Жестоко, конечно, но делать было нечего, шестеро девочек в семье с чистой, ничем не запятнанной репутацией ветерана войны, а тут такое безобразие... Так и держал осаду, от женихов отбоя не было.  Та пуга постоянно висела на крючке справа от тяжелой,  со стальной окантовкой, дубовой двери, сделанной руками дяди. В доме всегда был порядок, строгость, редко кого даже из детей, кроме совсем маленьких, можно было видеть без дела, да и кто бы посмел ослушаться. А к осени свадьбу сыграли чин по чину, в лучших деревенских традициях. Вон они, зятья, как на подбор, высокие, стройные, работящие мужики - помощь, сила, гордость семейная...

На дневную дойку пригнали коров, и я, как в детстве, завороженно смотрела, как стадо шло по улице, разбредаясь по дворам, Каждая хозяйка забирала свою коровушку, привлекая ее кусочком хлеба, или еще чем. Будто во сне, в памяти возникла любимая баба Мария, и я, совсем еще девчонка, иду рядом с ней на дойку, держась за ручку серебристого цинкового подойника, прямо в поле, где у реки шумел огромный, в человеческий рост, камыш, а неподалеку голубыми волнами парил над землей цветущий лен. Так мне казалось тогда, что он парит над землей. Ох и красотища же - глаз не отвести! Мне так хотелось помочь бабушке донести ведро до дому, ну как же тут без меня. С полным ведром молока, аккуратно завязанным белоснежной марлей, мы возвращались обратно. Молоко процеживалось в глиняные гладышики и ставилось в холодное место, а к утру в них сверху отстаивались вкуснейшие сливки. Вот вкуснотища-то была, сейчас таких в магазине не сыскать...

Деревня жила своей нормальной деревенской жизнью. Уже через полчаса на столе стояло три банки деревенского парного молока. Посреди стола на огромном блюде красовался каравай бабушкиного хлеба, блины, настоящая деревенская яешня и еще куча всякой снеди, привезенной из города. Народу за столом собралось человек около сорока, не считая соседей... Все здесь, все твои отпрыски, баба Мария, внуки и правнуки, зятья и невестка. Кто обосновался в Минске, кто в Острошицком, кто в Мяделе - все приехали в свое родовое гнездо, к тебе приехали, наша милая бабушка. Это была крепкая, сильная своими родственными связями и древнейшими традициями, пережитой войной, огромной всепрощающей любовью, наша, настоящая белорусская семья - твоя семья, дорогая наша, великая труженица, родоначальница, воспитавшая четверых детей в одиночку и одиннадцать внуков, наша любимая и незабвенная баба Мария...(Дед сгинул еще в тридцатые годы, до сих пор это тайна. По словам бабушки, пришли трое с оружием ночью и увели, как в воду канул. Скорее всего расстреляли, как бывшего кулака, сколько таких лежит за деревней в ближайшем лесу).