Сказание о моей научной работе. Юмористическая мис

Сказание о моей научной работе. Юмористическая мистерия

Введение

Я немного пою… “Много песен слыхали!” –
Вы ответите мне, но не в этом беда:
Я и сам слышал вас, но узнал ли – едва ли –
Сплетня с тайной – лишь две стороны у медали –
Золотая одна, а другая из стали,
Обе принял и обе отдал без  вреда.

“Да к чему вечно петь? – ты еще биохимик.
Вы опят возразите – Как скучно, мой друг!”
Но и тут два конца и кольцо между ними –
Искривляя лицо, не трясись в пантомиме,
Не зарежу тебя… всё в кружащемся дыме,
Ведь кольцо – как чека, кто смелей, то и снимет,
Я чеку отвернул и… заснул на ветру.


Часть 1.  Уотсон и Крик

Мне приснилось, что стал я  Уотсоном с Криком,
Но не тем, что за Шерлоком, а чуть другим…
Ты же спать не давала… негаданным рыком
Закодировав боль, чуть не сделав заикой,
Даже в треках от снимков пропали круги…
А “Круги”, что для песен, достались другим.

Круг квинтовый, квартовый… да это ли надо? –
Ты, немного остыв, заявила в ответ:
Нет, всё это не нужно, и выхода нет,
На листе вместо трека губною помадой
Написала мелодии лучшей секрет:

“ДНК – это музыка, кварта простая –
В возрожденье понятна, и сердцем нежна,
Нот четыре всего, а не целая стая”,
Как твердила ты мне, не вдова, не жена –

Я же верил едва, тихим вечером темным
Вдохновенье ловя, сняв твой  вопль-диссонанс…
Ты ж терзала меня ножевым полутоном,
Вспомнив бабку, полуторку, яблочный спас.

Да, давно это было… что в прошлое падать?
Но упал, не дождавшись в судьбе перемен –
Там, в России, случилась когда-то блокада,
Ну а ты мне блокируешь эксперимент.

Уотсон с Криком я, словно, а сердцем-то русский….
Слышу речь, что  в блокаду машина прошла
По дороге судьбы, колее снежно-узкой,
Детям фрукты везла, сжав ветров удила.

Вдруг один прокурор, а, по-нашему-мусор,
Заградил ей дорогу – вперед не пущу,
Путь для нас для двоих здесь опасен и узок,
И достал из мешка силуминовый щуп –

Острый штык, что трофей…я гляжу: у руля – ты,
Ну а тот прокуратор, душою остыв,
Говорит иль кричит, словно вепрь проклятый:
“Я не баба тебе, ибо женщина – ты”.

И застряла полуторка в ладожском лоне,
Сталью нервной дрожит, торс едва волоча…
Что хотели сказать, я, как будто бы, понял,
И желал возражать, но понуро молчал.

Прокурорские игры…известны, знакомы…
Уотсон тот, что за Шерлока, тоже при мне
Вижу: ты, прокурора ударив до комы,
Пишешь бранное слово на тонком ремне.

И, хотя православная, но по-монгольски,
И, хоть вроде не немка, зато по латне,
И мечтал я достать пистолет, в масле скользкий,
Но замаслены шторы в промерзлом окне,
Спать нельзя… просыпаюсь, оставшись во сне,
Вижу – те же слова на сыром полотне.

Что ты тут накарябала, злобная гидра
По-монгольски, немецки, голландски еще?
К ДНК-овым напевам, гармонию выдрав,
Не подходит мотив…сбит размер, кончен счёт.
Вдруг…ты ствол достаешь.. мол, я ввеки прощён.

Чтоб молился тебе…только как –  непонятно,
Что здесь вера, а что от безверия боль…
Видно, в службе научной, как в бойнице ратной,
Не вернется студенческих праздников голь:

Где налимы, что мы у запруды ловили,
В мирной Англии перед великой воиной
В туче-бочке, что, закись дождливую вылив,
Стала свежей небесною лаской-волной?

Далеко все они… юность – разума кладезь,
Их скрывает, как в шахматах скроют ферзя,
Только слон стал тюльпаном… твой предок-голландец,
Закопал здесь его,  но тюльпан.. нахрена здесь?
Я спросил.. но тебе волноваться нельзя.

Не волнуйся, о гильдии, о переводах,
Об эпохе родимых твоих Нидерланд,
Я же, помня Петра, запросил  сердцем отдых,
Все же русский Уотсон…и вовсе не лодырь,
А еще… я промерз злой ангиной до гланд.

А потом был диплом… я хрипел, защищаясь,
Ты же чаем с малиной лечила мой спич,
А потом – диссертация, таина большая,
Но и ты, лаборантка, себя не лишая
Знаний сходных, но лишь с переменного края,
Постоянно писала какой-то “кирпич”.

В нем себе изменила зачем-то фамилью,
Ненавидя МакДональдс, кино про Роллс-ройс,
С кукурузной Мак Кинок на Гильду Могилью,
Полюбив сказ о Зорге, что лег на погост
В азиатской степи не сдавая свой пост.

Вот и кончился бой или сон-агитатор
За другие проблемы уселся с флажком,
И забылся в снегах прокурор-прокуратор,
Мусор с черных подошв сыпля на радиатор,
Ну а я снова сплю, не взгрустнув ни о ком.

Больше нет ни воины, ни разведки, ну что ты,
Лишь початки висят, кукурузные соты,
Да “кирпич” твой лежит – ДНК-овые ноты
Так фальшивы…что могут примочки-белки?
Ты же лыка не вяжешь… запутались слоты
Перфоленты заломлены, будто смычки.

Знаешь, смычек здесь нет – все бессмысленно, блекло
Ты ж, заплакав, зачем-то ударила в глаз
И меня, и портреты ученых на стеклах,
Но, как дама с мечом, как Ромейская около,
Уходя, мне плеснула в лицо пару фраз.

Не запомнил… ты ехала в церковь на рикши,
Я же бросил молиться… взял самоотвод,
Да, я странный, смешной, и немного достигший,
Ты же с легкостью лисьей достигла всего.

Так писали в газетах и плакали в фильмах,
Я же плакал от бана, да с корочкой в БАН,
Чтобы снова читать о тех старых налимах,
Что скрепляют Русь с Англией в вечных проливах,
И целуются в губы в волнах-буйных гривах,
Чтоб катиться в сетях США, немцев мнимых,
Но… проплыть мимо сети с рогами на лбах.

“Рогоносец и бездарь – ты мне прокричала,
Словно эхо последнего тучного дня –
Где есть лыко, а где алыча, где начало?
Базис есть, а вот филии… таксиса мало,
Дай такси к кукурузе и брось там меня….
Иль в монокль монгольский скручу, не виня…”
Вырви глаз, как же кисло… проснулся в сенях.

Часть 2. Овод.

Просыпаюсь, разбитый от сна, от второго…
Я поэт, музыкант и ученый слегка.
Вдруг гляжу – над компьютером кружится овод,
Мол, не бей, подожди…погляди лучше провод,
Дай ты муху из кофе попить  молока.

Поглядел… там письмо от тебя… ты не Гильда,
Не Монгольд – но могёшь по-ордынски слагать,
Но по-русски-то лучше, конечно, как пить дать,
Пью, гляжу – рядом в медленных нотах тетрадь:

Проплывают флэшбэки… знакомая тема,
Как в нечаянных грезах… но – кончен надрыв,
Словно третий, кто лишний…наверное, Шпеман –
Отступил, чтоб признать поражение немо,
Лишь подпрыгнул лягушкой, обиду прикрыв,
И… застрял в междумирье до новой поры.

Снова песня из сна… вне хандры, глупых партий,
Только сплин мой пропал, как пиджак в ателье:
Да, и я, Слава Богу, не Рики, не Мартин,
Жаль, что ты – та еще Монсеррат Кабалье.

В рупор памяти плачешь…ну  как хорошо-то…
А “кирпич” диссертации, что на столе,
Дописал мелкий овод на ламповых щетках,
По-английски скрутив провода на решетках,
Но по-нашему сняв отпечатки с реле…

Мух писал не как Войнич, а как сам Тургенев,
Об отцах и о детях, базарах и снах:
Жизнь земная – лишь блеклые мерзлые тени,
Жизнь для вечности – сказочный мир и весна.

Но и осень былого от нас не уходит:
Что минуло – вернется, лишь память не рань…
Почву духа вскопав в сентябре бренной плоти,
Сыт и вял ты зимой…но в сознании-коде
Штормом вешним проявится  новая грань

Ну а лето что есть? Есть и зерна, и плевла,
То и это сгодится для ртов и для стен:
Людям – сахар и чай, ну а кроликам – свекла,
Пусть бегут к Иван-чаю, где даль не поблекла,
Так, как мы убегаем, порой, от Дамокла,
Плевла  с зерен вкусив ради соевых пен,
Что даются молочной прохлады взамен.

Генно-модифицирован мир… ну и что же?
Заяц с парой глаз лунных не станет с тремя,
Но, как месяц пушистый, заточит вдруг ножик
И пойдет нас искать, чтобы выдать ремня.

Мы же, нож размолов, объявив странным чихом
Прыть и храбрость его, в мусор скинув с лотка,
Всё, что нам так легко, а зверям – сложно, лихо,
Спать пойдем… и плевать, что зайчиха
Зачихала, став толстой и сонной крольчихой,
И поймала занозу в стопу, съев пуд жмыха
От бобов глупых сой… йогурт брызгает тихо
Для крольчат вместо звонкой струи молока.

Зай не бросит крольчиху, хоть… капает с носа,
Поит светлой росой, причащаясь взамен
Тихим таинством вечного ароморфоза,
Нужно всё – и гора, и под склоном мимоза,
Древо жизни растет… ну а в лапе заноза
Заживет, не сори лишь по хате нервозно,
Убери прозапас… не бросай бабу с воза,
Пригодится и… маленький мусорный ген*

Я закончил читать, что послал умный овод,
Слезы лились ручьем… что “кирпич”? В сердце голь,
Ты куда-то ушла, не  поняв с полуслова,
Только овод вернулся, чтоб помнил я снова:
Нам с тобою летать, где удачи подкова,
Открывать, что забыто, чтоб встретиться снова,
Словно Уотсон и Крик и МакКинок-Мангольд.

…….

*Ген лишь так называется, но защитит он,
Прыгнув зайцем поменьше, диезом в дуплет –
Всё, что мы упускали сквозь времени сито,
Русский голос развив подголоском санскрита,
Что-то съест, что-то скроет, часть выдаст на свет,
Словно прут двоеострый, найдет слот и след
Сквозь апаратеиду, где времени нет.


Часть три. Заключение

Вот и кончена в космосе звездном мистерья,
И отброшена в сонных мотивах тетрадь,
Я бы спел вам о них,  небу вечному веря,
Пред которым мы все навсегда подмастерья,
Но в тетрадном листе, хоть сломай ты все перья,
Снова две стороны – что же нам выбирать?

Так у ракушки в море бывает две створки,
И какая нужнее – не скажешь сейчас,
На медаль я согласен – ответил бы Теркин,
На стальную…не нужен несбыточный орден,
Крест в груди – то не крест на пустынном пригорке,
Не отсвечивай бликом – получишь по морде,
Но лишь бог объяснит, что нам блик, что свеча.






Примечания

Джеймс Дьюи Уотсон — американский биолог и  Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, которую получил совместно с Френсисом Криком за открытие структуры молекулы ДНК.

Квинтовый и квартовый круги тональностей – это графическая схема изображения мажорных и минорных тональностей, которые группируются по степени родства и количества общих нот. Интервал между соседними тональностями в квинтовом круге составляет чистую квинту. В возрождении (и ранее) существовало, по-моему, правильное представление о том, что нот всего четыре.  Далее (после четырех нот) идут уже повторяющиеся звуки, о чем говорят обращенные аккорды. Нуклеотидов в ДНК также четыре, не считая минорных (модифицированных различными веществами) остатков.

“Я не баба тебе, ибо женщина – ты” – искажение древнего поветрия, свойственное в лихую годину особо ретивым представителями судебной власти. Неправильное, однобокое представление об одной из древних монотеистических религий – миртаизме.  В данном вероучении властителей говорится, в частности, о том, что у главы чего-либо должен быть верный помощник или помощница, имеющая меньше привилегий, но близкая к самому властителю и иногда выходящая на первый план (если добавить учение о перерождении, которое не отрицалось митраизмом, то можно сказать, что вечно второй (или вторая) был или будет вечно первым, но кому тяжелее – не известно). В славянской, русской и ханской миртаистической традиции – сестрябь. В искаженной европейской – мальчик (девочка) для битья. В грубом понимании обратная сторона девиза звучит так: “кто умер, то ти баба”,  что особенно чудовищно смотрится по отношению к своему же народу.

Ромейская около – римский аналог Семирамиды, (Смермирды (Смерть мира да), Смерды, Шмурьи)  - дама около дамоклова меча.

Барбара МакКинок – американка, первооткрывательница мобильных элементов ДНК и эпигенетических факторов (химически модифицирующих ДНК), влияющих на геном кукурузы, пшеницы и других растений и выяснившая, что возможно “наследование приобретенных признаков” и изменение наследуемых признаков при жизни (путем, в частности, изменения метилирования ДНК, без изменения самой ДНК) Неоднократно встречалась с Дж Уотсоном и Фр Криком. Вполне возможно, что на ее работы и мировоззрения также повлияла концепция Ганса Шпемана и его ученицы Гильды Мангольд.

Гильда Мангольд – ученица Ганса Шпемана, немецкого эмбриолога голландского происхождения, изучавшего эмбриогенез детерминированного и индуцированного типа. В первом случае – с самых ранних стадий (с бластулы – однослойного клеточного шарика) при удалении каждой клетки зачатка у взрослой особи будет отсутствовать орган, который должен был развиться  из зачатка. Во втором – органы разовьются из соседних с зачатком клеток, если стадия развития не слишком поздняя.  Связь работ Шпемана и Мангольд с эпигенетикой была выявлена русским исследователем Михаилом Светловым.

Рыбы с рогами на лбах – имеется в виду теория русского исследователя Андрея Петровича Козлова об эволюционной роли опухолей, о том, что носительство опухолевых генов в популяции приведет в будущем к ароморфозу, появлению новых тканей и органов у потомков. Так, меланома и ороговевающие шапочки на головах у одних рыб в эволюции превращаются в светящиеся клетки меланофоры у их потомков.

Мусорный ген – паразитический ген, мобильный подвижный элемент генома, перепрыгивающий в различные места генома и меняющий экспрессию и функцию других генов.

Тучного дня – дня с тучами, или с тучными клетками, базофилами, участвующими в аллергической реакции и имеющими кислую реакцию (связывающимися со щелочами)

Апаратеида – древнейший термин в военной дипломатии. Образно можно представить как натянутую веревку с двумя камнями по краям. При разрыве веревки камень отлетает  туда, где будет воина, или туда, где воина проиграна, если не отскочить от летящего камня.

Круги – сеть для музыкантов-любителей в интернете, куда они могли выкладывать свои песни. Правопреемница кругов, существовавших в 80- года 20 века.