О приюте военно-морских муз и морской поэзии

   Если вспомнить одно из старинных определений музея, как жилища Муз, и перечислить спутниц Аполлона по роду деятельности, то кажется три из них Каллиопа, Эрато и Эвтерпа, - музы поэзии. Впрочем, Урания - могла бы быть Музой штурманского дела. Пожалуй на циферблате неких штурманских часов или хронометров, неплохо бы смотрелась Урания с секстантом в руке, по праву изображающая Навигацию. С божественно-крепкой, обнажённой грудью и иными волшебными изгибами, столь притягательными для уставших в длительных переходах, моряков всех стран и флотов. Из этого, можно было бы сделать неплохой литературно-кинематографических ход, или ассоциативный кульбит, и начать говорить о ЦВММ, как о приюте, по крайней мере муз поэзии. Дело в том, И.А.Бродский, неоднократно упоминал свои посещения музея, в пору своего детства-отрочества. В прежнем ЦВММ, на Васильевском острове работал его отец. О визитах к отцу в музей, прогулках среди моделей кораблей "... лес мачт на моделях судов стремящихся к натуральной величине" и желании стать офицером ВМФ, Бродский написал в эссе "Полторы комнаты" и "Трофейное". Это всё военно-морское великолепие с дубовыми витринами, столами под красное дерево, резными модельными футлярами, мраморными лестницами, ковровыми дорожками и неуловимым звуком воздуха трёхсотлетней истории, прекрасно подходило к старому зданию Биржи. С новым приютом, явно сложнее. Крюковские казармы Второго Морского Экипажа с его багровым, затянутым, николаевским. пехотным фасадом, и новодельным застеклённым атриумом-теплицей первого зала, явно не самое подходящее жилище для троицы дев, призванных вдохновлять стихослагателей всех весовых категорий на сочинение шедевров. Возможно перестроенные Казармы хороши для размещения музейной экспозиции, этих крохотных памятников исчезнувшим кораблям. Крюковские Казармы, всегда находились в ведении флота. В дивном соседстве с Новой Голландией, они задают начало Коломне, петербургскому району, где, тут вспомним Блока, "в переулках пахнет морем". Это запах моря, вероятно подбадривал русскую литературу, хотя возможно она этого и не понимала. Тут жили Пушкин и Лермонтов. В наводнение 1824 года, на лодке по Торговой улице, проплывал Грибоедов, зрелище символическое. В наше время, прохаживаясь по Торговой, вы обязательно встретите ортодоксального еврея, иногда с целым семейством шагающим от или в синагогу на Лермонтовском проспекте, и не встретите ни одного военного моряка. Рота матросов с фонарём, сквозь утреннюю темноту марширующая в бани на Лоцманской улице, исчезнувшая картина прошлого века. Казармы Гвардейского Флотского Экипажа на Екатерингофском проспекте.., вот уже который год, стыдливо задрапированные зелёной сеткой по длине всего фасада. Казармы Экипажа с исчезнувшей вероятно навсегда мраморной доской. Надпись гласила, ...отсюда 14 декабря 1825 года, капитан-лейтенант Николай Бестужев вывел на Сенатскую площадь... Никольский собор, на границе Коломны, колокольня замершая над Крюковым каналом. Места туристские, и кажутся слишком привычными, только ленивый при всеобщем проникновении смартфоноф не фотографировал её с разных ракурсов, дабы получить "лайки" одобрения в социальных сетях.  В Коломне жил и писал, не только про Новую Голландию Роальд Мандельштам... Сейчас пресловутый запах моря чувствуется значительно реже, автомобили методично убивают пространство и воздух старого города. И всё же, по своему великолепные Крюковские Казармы, а это типовой проект, на Обводном канале живы их родственники - казармы Лейб-Гвардии Казачьего и Атаманского полков, как архитектурный объект проигрывают Адмиралтейству, а тем более Бирже. Античную реплику Тома де Томона, развёрнутую к перспективе Невы, Иосиф Бродский считал самым красивым зданием в городе, а значит и во всей империи. "... сооружение несравненно более греческое, чем любой Парфенон". Ибо строилось оно в дни когда, большая европейская политика вольно или нет, должна была задумываться над тем, что решат с этой политикой в Санкт-Петербурге. И флот хотя и второстепенный, но явно входил в первую пятёрку мировых Военно-Морских сил первой четверти XIX столетия. Но похоже именно Крюковские казармы упоминает Бродский в "Петербургском романе".

Как вдоль коричневой казармы,
в решетку темную гляжу,
когда на узкие каналы
из тех парадных выхожу...

Возможно перенос экспозиции Музея из Адмиралтейства в Биржу, не самое разумное действие, (перечитаем Мандельштама,

Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря —
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всемирные моря.

или просто подойдём к главной башне Адмиралтейства и посмотрим на горельеф "Создания флота в России" работы Ивана Теребенёва). Для многих экспонатов первый переезд оказался губительным, но с точки зрения выбора места положения Музея - решение блистательное. А здание выстроенное в форме античного храма, с отечественными, замысловатыми аллегориями на главном и западном фасадах - "Нева, Нептун и Волхов", и "Навигация" - безупречно. И если мы говорим о поэзии и Музее, то невозможно пройти мимо двух величайших русских поэтов ХХ века - О.Э. Мандельштама и И.А. Бродского. Поэтов, сделавших для славы петербургской цивилизации и культуры много больше, чем чреда бессмысленных отчимов города, всех этих зиновьевых-кировых-ждановых-романовых-собчаков и прочих выкидышей их инфицированной мамаши - коммунистической партии, а равно унылого списка поэтов из Союза Совписов. Разумеется, любой мало мальски разумный человек решивший заняться поэзией, обязан не просто читать Мандельштама и Бродского, но читать медленно, перечитывать, а лучше просто, выучить наизусть. Не из желания подражать, что вполне естественно, но абсолютно бесперспективно, а из набора вполне практического. Для знания эстетических и интеллектуальных горизонтов обозначенных Мандельштамом и Бродским. "Лезвие - горизонт" - это И.Б.
И если мы говорим об некой морской тематике в поэзии, то на мой взгляд, подобной тематики нет. Можно написать книгу "Пушкин и флот", что уже сделано, и проследить вполне дотошно, о связях А.С. с военно-морским флотом интересом к морскому делу, знакомстве с моряками, с тем же Бестужевым или даже Казарским. Но, надо быть А.С. чтобы написать "Прощай свободная стихия.. " и вывести образ моря, в сферы вполне метафизические.., а не в простую, но понятную и дивную зависть волнам. Дело в том, что вставив в стихотворение "набор беспокойных фраз" со словами заимствованными из Военно-морского словаря или из бытового сленга некоего экипажа подводной лодки, мы можем получить, что чаще всего и бывает, поэзию если не последней игровой лиги, но даже нечто худшее. Поэзию, интересную максимум обитателям кубрика или кают-компании и не выдерживающую ни малейшей конкуренции с настоящей поэзией. Стихи написанные для корпоративной пьянки, никогда не поднимутся до высот "Раскинулось море широко.." Мандельштам, написавший "Адмиралтейство" или "Петербургские строфы", где употребил по сути давнюю метафору, сравнение государства и корабля, восходящую к временам античным, но вывел её на небывалую поэтическую высоту - "..чудовищна как броненосец в доке Россия отдыхает тяжело".. стоит печатных километров макулатуры усталых подлодок, сосновых катеров без брони, крепких на них как сталь людей, и тому подобной рифмованной маринистики. Да и Высоцкий, сочинивший "Уходим под воду.." и "Чёрные бушлаты" (лучшее, что написано о морской пехоте в русской поэзии) - сделал великолепные, песни. Не говоря уже о Бродском, сравнившего себя с "миноносцем", и вспомнившего и "Генерал-адмирала Апраксина" во льдах, и "Варяг", и многочисленные линкоры, и вполне освоившим военно-морские термины, письма в бутылке и события военно-морской истории от Цусимы до Океанов. стоит заметить на двух языках. Т.е. поэты использовавшие "военно-морскую тематику", писали не о ВМФ, как таковом, а если пользоваться серьёзными существительными - о себе, "..про нас про всех, какие к чёрту волки..", о Вечности и Боге. Как бы мы не относились к последнему, и что бы мы не подразумевали произнося эти три буквы - Бог. Опускаясь несколько ниже, до Гения Места.., т.е. проследив буквальные привязки к интересующей нас теме Приюта Муз, следует прочесть эссе И.Б. "Путеводитель по переименованному городу", и найти всё, что он написал и про Музей, и про город, и про флот. Его знаменитое "Почти элегия", - "В былые дни и я пережидал холодный дождь под колоннадой Биржи..." всё это даровало Музею абсолютное бессмертие, если не в херитологии, то в Русской Поэзии. Надо быть тотальным идиотом, дабы не понимать, что человек одевший тельняшку, или нашивший на рукав шеврон с Андреевским флагом и повесивший на себя кортик, ещё не моряк. Он может оказаться кем угодно, в широчайшем идиотическом диапазоне - от полицейского до карнавального дегенерата или домашнего шизофреника. Соответственно, человек решивший написать стоящие стихи о море.., не обязательно должен быть моряком, в первую очередь он должен быть поэтом. Вспомним, - Высоцкий, по роду занятости актёр, Лермонтов, написавший "Белеет парус одинокий.." - кавалерийский офицер, Блок, оставивший нам "Девушка пела в церковном хоре.. " по сути поэтический Реквием по Второй Эскадре - человеком без определённых занятий, а литератор Рудольф Грейнц кажется всю жизнь прожил в гористой местности изрядно удалённой от моря. Что не помешало ему, австрийцу написать,
-
Auf Deck, Kameraden, all' auf Deck!
Heraus zur letzten Parade!

Тут поклонимся Евгении Михайловне Студенской, и её таланту переводчика и капельмейстеру 12 -го Астраханского гренадёрского полка Турищеву, сотворивших истинную молитву для многих поколений русских моряков. Она звучала и в отсеках перевернувшегося, и ушедшего на дно севастопольской бухты с остатками экипажа "Новороссийска", и в отсеке брошенного командованием "Курска".

Византийский историк и философ Георгий Пахимер, написал о мореплавании, " - благородное дело, полезное человечеству как никакое другое. Оно помогает сбыть излишки и восполнить недостачу, осуществить невозможное. Оно объединяет жителей разных земель и любой негостеприимный остров может присовокупить к материку, оно обогащает мореплавателя знаниями, оно учит манерам, оно несёт людям согласие и цивилизацию, оно укрепляет дух, выявляя в человеке всё самое человеческое." И написано это вероятнее всего в конце XIII века.

Можно сказать, что отечественному военному флоту, как и отечественной поэзии в мировой истории не сильно везло. Поэзии, из-за обладания непереводимой языковой субстанции, а флоту, не смотря на изрядное мужество и благородный героизм матросов и офицеров, не везло как флоту открытого моря, флоту океанскому, флоту победителю. Русский парусный флот, в мировой истории оказался флотом "второй игровой лиги", недалеко отошедшим от своих основных противников, флотов Турции и Швеции. Ни Д.Н.Сенявину, ни М.П. Лазареву, муза истории Клио, не дала возможности показать себя блистательными флотоводцами мирового уровня, кем потенциально они и были. Хотя у Синявина, была великолепная победа в Афонском сражении 19 июня 1807 года - лучшее, что смог сделать русский парусный флот в XIX веке. Готовившийся долгие годы к крейсерской, океанской войне с Британией, флот получил войну с Японией, войну броненосных эскадр в закрытых морях. Единственный русский адмирал, чья фамилия, правда в двух вариантах написания, известна на Западе, - Зиновий Петрович Рожественский. Иногда его упрощают до Рождественского, что человеку с минимальными историко-филологическими познаниями неприятно прорезает слух, и уравнивает плохого адмирала с дурным советским поэтом или двумя сразу. Катастрофа Цусимы, ставшая для России национальной катастрофой, - обогатила военно-морское искусство и дала ценнейший опыт для развития новых классов боевых кораблей ведущих морских государств, ознаменовала конец XIX века. Век XX, начнётся в 1914, и это будут другие войны, другие приоритеты и нравы.
И конечно, "Эффективный адмирал устрашения" - советский адмирал С.Г. Горшков. По своим деяниям в создании ВМФ СССР, он чем-то схож с литературным наследием Бориса Пастернака, да позволит мне читатель такое сопоставление. Кто нынче, в трезвом уме станет читать "Лейтенанта Шмидта" ? Но, осталось знаменитое - "Роман не читал, но осуждаю". Замечу, что Набоков прочёл, и ему не понравилось, знаменитое набоковское "Мертваго", не понравился роман и Бродскому. Фильм "Доктор Живаго", как и горшковский флот СССР - видели все. Колоссальный успех фильма в мировом прокате, колоссальные учения "Океан" в 1970 году. Далее, авианесущие крейсера проекта 1143, лодки 941 проекта.. всё осталось на уровне раскрашенной оперетты с плохими спецэффектами вертикального взлёта героев на технически безнадёжных Як-38, голливудской "Охоты за "Красным Октябрём"" с убийственной фамилией убитого замполита лодки. И теорией "Морской мощи государства", гарантировавший уничтожение всех государств, с последующим появление поколения детей-мутантов от верных жён офицеров подводников переживших ракетные старты . Правда, вся эта условная пропагандистская героика, сопровождалась реальными человеческими жертвами, что переводит флотские дела в иной жанр, в отличии от расписного фильма Лина. И если перенести взгляд на русскую поэзию XX столетия, то вероятно некий условный западный, а равно условный отечественный читатель знает, что Мандельштама угорбила советская власть, Бродский получил Нобелевскую премию, И первое и второе, в глазах просвещённого обывателя стоит заслужить, или как говорили в девяностые годы уже прошлого века, - "это круто". Остальные поэты, как и отечественные корабли, интересны только специалистам. Ибо как правило, кораблю и поэту, для того чтобы остаться в истории, необходима трагедия. ведущая к грандиозной катастрофе или триумфу.



январь 2019