Анна Петровна Керн гл. 7

7

«Признаться, нане;сено мне оскорбленье»;
Она же, в отместку за эти слова
Совсем потеряла остатки терпенья,
Любовь завела, ведь по сути – одна.

Скрывала его под названьем «Шиповник»,
Вполне платонический был их роман,
Но мысль раствориться, чтоб стал, как любовник,
Пока не решилась на дерзкий обман.

Всё ждала удобных для дела моментов;
Не знаем, исчез из страниц дневника;
О нём не осталось иных сантиментов,
Прошла уже вечность, проплыли века.

Из Риги, (назначен в ней муж комендантом),
К родителям Анна бежит от него,
Муж больше не может в любви быть гарантом,
Надежд ей осталось – «всего ничего».

Ещё не разрыв, а попытка к свободе,
Шесть лет их житейских почти передряг,
Ей нужно «для жизни спокойного брода»
Надёжного друга, кто не был ей враг.

То мысли о смерти, о жажде ли жизни,
Её накрывали бывало волной,
Ей муж завещал: «ты со мною хоть скисни»,
Женой будешь мне до доски гробовой.

Бессилье, тоска и борьба с солдафоном,
С инстинктами женщины, как существа,
Для тела, души послужили тем фоном,
При муже живом, что жила, как вдова.

Хвалы красоте её и обаянию
Неслись впереди всех желаний и грёз,
Как женщина света, её состояние
Заставило думать о жизни всерьёз.

Не льются и слёзы над сетью романов,
Она от романтики так далеко;
Ей муж по любви сделал жизнь всю обманом
И это задело её глубоко.

Она – генеральша, ещё молодая,
Резонно, ей мысли приходят: пора!
Её красота и в потёмках сверкая,
По праву и «выдать её нагора».

В ней слишком желание, так безоглядно
Отдаться беспечно природным страстям,
Сосед их по дому и он плотоядно,
Давно восхищён красотой сей мадам.

Он – умный, любезный, весьма симпатичный,
Родзянко Аркадий, по уши влюблён,
У них много общего, сам – энергичный
И даром поэта он был награждён.

И Анна Петровна в объятья поэта
Вливается сразу, как в море река,
Она же не видела в жизни и света,
А жажда познаний была глубока. 

С готовностью он уделяет внимание,
Подруге своей, её вкусам, стихам,
Конечно новинки, к ним тяга врастания
В поэзию века, то Пушкин был сам.

И вот уже Анины бархатны глазки
Скользят по шедеврам из пушкинских строк,
Они умиляют, рождая в них сказку,
Они превосходят искусства порог.

Умеет ценить его эти шедевры,
Оценка их Анной – по высшей шкале,
Она понимает, какие резервы,
Что скрыты у юноши на том крыльце.

Где Пушкин стоял и он огненным взглядом
Её провожал, ей махая рукой,
Наполнив себя тем чарующим ядом,
Надолго потом потерял он покой.

Ей стало известно, что сосланный Пушкин,
С семейством родных её, Вульфов, знаком,
Поэт с ними дружен и был очень чутким,
Он письма им слал, хотя был под замком.

Восторги по поводу пушкинских строчек
Она же шлёт Вульфам своим чередом,
Надеясь, до автора всё, среди прочих,
Они дойдут тоже, её же письмом.

Возлюбленный с Пушкиным – сам в переписке,
И Анна в добавку шлёт несколько строк,
С поэтом они вновь становятся бли;зки,
Опять их сближает счастливейший рок.

Желанье исправить их первую встречу,
Где имя в приписках рождает восторг,
Но Пушкин сам тоже шагает навстречу,
Тем самым гася перед ним её долг.

Причин для сближения, их – очень много,
Всегда возбуждала его красота,
Но главной причиной такого итога,
Из писем Родзянко – её простота.

Её не смущает своя репутация,
И женская смелость, фривольный в ней тон,
Дают ему право на вольность прострации,
К знакомствам, которых желал бы и он.

Отсюда и разного рода словечки,
Их в письмах к Родзянко дарует поэт,
Зазорные в смелости – «невинны овечки»,
Желаний, «явившихся вновь на паркет».

При сём поэт знает, читаются ею,
В стихах своих к другу, в шутливых тонах:
«Семейных проблемах, о коих я смею,
Могу рассуждать я на полных правах:

Но не согласен я с тобой,
Не одобряю я развода:
Во-первых, веры долг святой,
Закон и самая природа…»

Здесь ясно нам всем, те посланья – не другу,
А только прекрасной подруге его,
Желанье поэта, быть в близком к ней круге,
Отныне довлеет превыше всего.

8

В фигуре её необычность сквозила,
Ей что-то, являя во всей простоте,
Девичье  наивное словно та сила,
Всю дань отдавая её красоте.

Но время их встречи всё ближе и ближе,
Они уже вместе, в Тригорской семье,

7

«Признаться, нане;сено мне оскорбленье»;
Она же, в отместку за эти слова
Совсем потеряла остатки терпенья,
Любовь завела, ведь по сути – одна.

Скрывала его под названьем «Шиповник»,
Вполне платонический был их роман,
Но мысль раствориться, чтоб стал, как любовник,
Пока не решилась на дерзкий обман.

Всё ждала удобных для дела моментов;
Не знаем, исчез из страниц дневника;
О нём не осталось иных сантиментов,
Прошла уже вечность, проплыли века.

Из Риги, (назначен в ней муж комендантом),
К родителям Анна бежит от него,
Муж больше не может в любви быть гарантом,
Надежд ей осталось – «всего ничего».

Ещё не разрыв, а попытка к свободе,
Шесть лет их житейских почти передряг,
Ей нужно «для жизни спокойного брода»
Надёжного друга, кто не был ей враг.

То мысли о смерти, о жажде ли жизни,
Её накрывали бывало волной,
Ей муж завещал: «ты со мною хоть скисни»,
Женой будешь мне до доски гробовой.

Бессилье, тоска и борьба с солдафоном,
С инстинктами женщины, как существа,
Для тела, души послужили тем фоном,
При муже живом, что жила, как вдова.

Хвалы красоте её и обаянию
Неслись впереди всех желаний и грёз,
Как женщина света, её состояние
Заставило думать о жизни всерьёз.

Не льются и слёзы над сетью романов,
Она от романтики так далеко;
Ей муж по любви сделал жизнь всю обманом
И это задело её глубоко.

Она – генеральша, ещё молодая,
Резонно, ей мысли приходят: пора!
Её красота и в потёмках сверкая,
По праву и «выдать её нагора».

В ней слишком желание, так безоглядно
Отдаться беспечно природным страстям,
Сосед их по дому и он плотоядно,
Давно восхищён красотой сей мадам.

Он – умный, любезный, весьма симпатичный,
Родзянко Аркадий, по уши влюблён,
У них много общего, сам – энергичный
И даром поэта он был награждён.

И Анна Петровна в объятья поэта
Вливается сразу, как в море река,
Она же не видела в жизни и света,
А жажда познаний была глубока. 

С готовностью он уделяет внимание,
Подруге своей, её вкусам, стихам,
Конечно новинки, к ним тяга врастания
В поэзию века, то Пушкин был сам.

И вот уже Анины бархатны глазки
Скользят по шедеврам из пушкинских строк,
Они умиляют, рождая в них сказку,
Они превосходят искусства порог.

Умеет ценить его эти шедевры,
Оценка их Анной – по высшей шкале,
Она понимает, какие резервы,
Что скрыты у юноши на том крыльце.

Где Пушкин стоял и он огненным взглядом
Её провожал, ей махая рукой,
Наполнив себя тем чарующим ядом,
Надолго потом потерял он покой.

Ей стало известно, что сосланный Пушкин,
С семейством родных её, Вульфов, знаком,
Поэт с ними дружен и был очень чутким,
Он письма им слал, хотя был под замком.

Восторги по поводу пушкинских строчек
Она же шлёт Вульфам своим чередом,
Надеясь, до автора всё, среди прочих,
Они дойдут тоже, её же письмом.

Возлюбленный с Пушкиным – сам в переписке,
И Анна в добавку шлёт несколько строк,
С поэтом они вновь становятся бли;зки,
Опять их сближает счастливейший рок.

Желанье исправить их первую встречу,
Где имя в приписках рождает восторг,
Но Пушкин сам тоже шагает навстречу,
Тем самым гася перед ним её долг.

Причин для сближения, их – очень много,
Всегда возбуждала его красота,
Но главной причиной такого итога,
Из писем Родзянко – её простота.

Её не смущает своя репутация,
И женская смелость, фривольный в ней тон,
Дают ему право на вольность прострации,
К знакомствам, которых желал бы и он.

Отсюда и разного рода словечки,
Их в письмах к Родзянко дарует поэт,
Зазорные в смелости – «невинны овечки»,
Желаний, «явившихся вновь на паркет».

При сём поэт знает, читаются ею,
В стихах своих к другу, в шутливых тонах:
«Семейных проблемах, о коих я смею,
Могу рассуждать я на полных правах:

Но не согласен я с тобой,
Не одобряю я развода:
Во-первых, веры долг святой,
Закон и самая природа…»

Здесь ясно нам всем, те посланья – не другу,
А только прекрасной подруге его,
Желанье поэта, быть в близком к ней круге,
Отныне довлеет превыше всего.