Том 2. Орден Проклятых. Глава 24. Жизнь после

Глава 24. Жизнь после

Итак, последнее, что помнил
Уильям: то, как был в седле.
Спустя, очнулся в полумгле.
Неяркий свет жилище полнил,
и с чем-то смешанный шалфей 
тут пахнул свежестью своей.

Он был в простом крестьянском доме.
Окно зашторено. Чердак.
Хозяин, свечи экономя,
зажёг их мало. Полумрак...

В тени фигура у постели
его сидела, еле-еле
рукой касаясь лба его.
Как лёд, руки прикосновенье.
Но жизнь, как будто, в существо
его вернулась в то мгновенье.

- Отец? – Шепнул Уильям. Он
назад откинул капюшон.
- Отец… Ты здесь… Хочу понять я…

- О, тише!
                - … смерти с жизнью связь....

Спугнуть видение боясь,
Уильям взгляд отвёл. Там в платье
стояла дама у распятья,
в мантилье с кружевом, молясь.

О, как знакомо обернулась
и с лёгкой грустью улыбнулась.
Уильям тихо прошептал:

- Тебя во сне ли вижу, мама?
Прости, я много согрешал.
А ты молилась в стенах храма
за мою душу. Не видал
тебя я с детства.
                - Тише, тише. –
В ответ он голос услыхал. –
Господь молитвы наши слышит.
В себя пришёл он! –

                Фалды штор
она раздвинула – и в окна
пролился свет. Прищурив взор,
Уильям осмотрелся, вздрогнув
от боли, ощущенья ран.

Редел видения туман.
Слуга сидел у изголовья
его кровати и компресс
менял на лбу больного.
                - Вновь я
один и проклят. Сон исчез.  –
Сказал Уильям через силу.

- Вы – не одни, мы с вами.
                - Я…
отца и мать средь забытья
увидел. Всё так явно было!

[Эд]

- Вы бредили. Моя жена
за вас молилась. Тем смягчила
небесный гнев на вас она.

Вы провели три дня в горячке,
и жар ужасен был порой.

 [Уильям]
- Судьба бросает мне подачки…
смеётся что ли надо мной?

[Слуга]
- Вот выпейте. Целебны травы.
[Уильям]
- Что тело?.. Нет, душа болит…
Меня ничто не исцелит.

А если даже, так расправы
не миновать. Зачем ты спас
меня? За мной придёт уж скоро
отец – читатель приговора.
- Милорд, ах, снова бред у вас.
- Не брежу я, хотя на грани.
Опять всё кружит, всё в тумане. –
Рукой он чашу отстранил,
привстал, подняться – нету сил.
Упал он снова на подушки. –
Где я? Прибой я слышу…
                - Сэр,
в моём вы доме, в деревушке,
(простите уж за интерьер)
на побережье, под Ардроссан .

[Уильям]
- Послал на поиски меня
людей мой враг. И сей вопрос он
так не оставит… Вся родня
твоя рискует. Вами принят
любезно я, зачем? Чужак…

- Ну что вы, сэр, зачем вы так?
Моей вам службы весь период
ко мне вы были так добры!
- Я просто щедр был.
                - Щедры.
- Имел я клад казны несметный.
Теперь я – враг державы, Эд!
И прежних денег больше нет.
Скажи, кому я нужен бедный?

Ты – не слуга мне. Мы – равны,
и оба мы с тобой бедны.

- Не мерьте в деньгах человечность.
- Ах, Эд, ты – добрая душа.
- Мы все уйдём когда-то в вечность,
с собой не взявши ни гроша.
Поверьте, не хотел даров я,
искать отправясь вас, о нет!
Служить вам помнил свой обет.
Вы позаботьтесь о здоровье
своём.
            - К чему оно мне, Эд?
Судьбу ведь знаю наперёд я.
- Так попытайтесь изменить
и в руки взять её поводья.

- Да не привык я жизнь ценить,
и то – прискорбно. Чтобы мстить
мне жить осталось.
                - Мщенье глупо!
- Но я хочу мечи скрестить
с моим врагом!
                - Милорд, хвалу бы
воздали Богу вы за то,
что спас он вас. Зачем о мести
вам думать? Верьте, в этом месте
вас не найдёт никто. Оно
на отдаленье.
                - Жить в деревне?
Зачем? Мне было всё дано.
Лишь раз величье лицезрев, не
найти себя, где простота.

- Милорд, прошу вас: отдыхайте
и зря себя не утруждайте.
- Дай почитать мне что-то.
                - Да.
Возьмите.
                - Библия? Спасибо. –

Сказал он, глядя на слугу. –

Но как свернуть с моей стези бы
я не желал, я не смогу. 


Пока болел, он много думал.
«Я жизнь свою просил продлить,
магистру дабы отомстить.
И шанс, что я с пути сойду, – мал.
Я не могу его простить.»

И вновь во снах отца он видел
и смерть его, и боль свою
как предал он, его учитель,
сказав: «Я тем же воздаю!»

Себя Уильям ненавидел
за то, что шёл на поводу
отца. «Что местью обрету?
Как много страшных позади дел.» –
Он думал. «В этом естество
моё ли? В власти и гордыне?
Уже убил я одного.
Я ликовал тогда, а ныне
в душе отчаянье пустыней
царит и жжёт меня насквозь.

Мои былые преступленья,
увы, забыть не удалось.
Мне не затмить ни боль, ни злость
И нет родных. И нет прощенья.
На произвол я брошен. Ад –
в душе. Ему названье – совесть –
в нём души грешников горят.