Увидеть Моисея

 
          Увидеть Моисея

          ***

          Я сижу на скамейке подле моего дома. Немного зябко, но терпимо. Всё-таки время к вечеру. Трубка тянется хорошо, хорош и табак. Я не принимаю болтовни о вреде курения. Раз табак растёт, то и употреблять его можно. А что до вреда… Ещё ни один учёный не знает, что в этот раз будет делать мой организм с куском хлеба. А что о других продуктах да моём организме, которые каждый час другой? Всё хорошо в меру, замечали древние, и с этим я согласен. Сам же я люблю приговаривать, что всякий счастливый день это ещё один шаг к смерти.
          В доме через улицу зажгли свет, и он посмотрел на меня светящимся глазом. Я увидел людей в комнате, мог догадываться, чем они занимаются и что говорят.
          Выбежал свет из окна,  на пути его случились мои глаза. Они раскодировали поток, и я увидел то, что до поры было недоступно моему зрению. Ведь понятно, что картинка шла из окна и прежде, но глазам моим недостовало силы этого сигнала. А дело тут и в мощности сигнала и изощрённости моего зрения. 
          С биноклем я смог бы увидеть ту же комнату с более далёкого расстояния. Постой-ка, стало мыслиться мне. А ведь этот поток света будет слабеть, что понятно, но я не могу указать, где он будет настолько мал, что самые невероятные изыскания будущего не смогут его раскодировать.
          Мысль стала занимать меня, и подумалось мне, вот летит и кружится Земля во Вселенной и ставляет такой же след позади себя. Разумеется, в этом потоке не только свет, но мне интереснее то, что в этом следе закодированы поступки людей всей планеты. Имей я нужный экран, я мог бы внести его в этот поток информации и видеть и слышать то, что мне желаемо.
          Я представил себе потомка, который вычислил, где сейчас в потоке след 1 октября 1830 года, внёс туда экран и увидел и скопировал 10 главу Евгения Онегина, которую Пушкин сжёг в этот день. Это воображение немедленно переключило мои фантазии к предмету моей любви и восхищения “Слову о полку Игореве”, которое я почитаю наиценнейшим бриллиантом в короне Ея Величества  Истории.
          Я тогда учился на факультете русского и белорусского языка и литературы. В памятный день, когда помощник профессора начала писать на доске названия обязательных для прочтения произведений, в аудитории сопение перерасло в стон и, думаю я, в желание, чтобы с тёткой что-нибудь приключилось, и она перестала писать. Ухмылялся лишь я. Я был азартным и жадным книгоглотателем. И почти все авторы на доске были мною читаны.
          В тот осенний день старшие мальчишки со двора – школьники стали собираться вместе, пойти записаться в новую библиотеку на Островского. Я боязливо попросился с ними, а они сказали, а чего ж нет, пошли, Алик.
          Всё вижу тех красавиц, что работали в там – сопляк сопляком, а ведь разглядел. Одна красавица выбрала для меня книжку с картинками. Пока шли всей кодлой домой через дворы напрямик, я книжку свою прочитал. Иди обратно, сказали мальчишки, ну и пошёл. Красивые тёти были недовольны в этот раз. Книжку мне поменяли, но сказали раньше двух недель не приходить. Ушёл я довольный и по дороге прочитал эту книжку тоже. Во мука-то была ждать! Меня часто занимает, но я никак не помню: кто и когда научил меня читать. 
          Может так было дело? Родители с бабушкой Хаей вели неприятный разговор. Мне было страшно интересно, почему тётя Поля хочет развестись с мужем, который вроде бы много пил, а может и не много. Вдруг бабушка остановилась, посмотрите на него, сказала она, он же всё понимает. Я удивился, а чего эт она удивляется: почему мне не понимать нормальный идиш, если на нём говорят дома. Но то, что меня никто не учил еврейскому – двести процентов.
          Так так уж мне хочется знать, кто написал “Слово”. Боже, какая же эта поющая красота Божия, что за щемящее чувство неземной красоты вечности, слушайте: “Боянъ же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедЪй пущаше, нъ своя вЪщиа пръсты на живая струны въскладаше; они же сами княземъ славу рокотаху”. Слушайте, слушайте! Но это же нельзя человеку так сказать: десять пальцев, как десять лебедей на живые струны воскладаше, а те струны, услышьте этот гром и звон, сами князем славу рокотаху.
          Что бы я сделал ещё из дел первых, во-вторых, страсть как хочется, послушать царя Леонида: «Чтобы победить — и тысячи мало, чтобы умереть — довольно и трёхсот», а во-первых, свидетельствовать восхождение Моисея на Синай.

          ***

          Будучи стариком, мне не было трудно остановить своё воображение. Было ещё достаточно тепло, и мне подумалось: какое же количество прошлого помещает в себе Вселенная. Когда ещё начнут изучать эту составляющую. Ничто ведь не пропадает. Значит, это нужно. Кому, для чего?
          Тут случилось то, чего я ожидал. Голова закружилась, подступила тошнота, заложило уши. Я понимал это как знак того, что я у предела дозволенного человеческому рауму. Я могу, если осмелюсь, порог этот переступить, и… сойти с ума? Этого меня пугало. Я расстегнул воротник, откинул голову, отдышался.
          Время было позднее, и я пошёл в дом.

          ***

          Хашем, течёт время через меня и утекает, а я всё напиться не могу.