Urtica ferox

Странно, но из всех вчера мелькающих лиц, остался, больше чем взглядом, с поломанным телом и душами испускающими плач, не знаю, это были больше, чем просто люди.
Невзрачные серые одежды, потрепанные и прибитые пылью, беспорядочно торчащие светлые волосы, даже издалека и на ходу, такие глубокие и выплаканные внутри небесные глаза, подчеркнутые легкой улыбкой читаемой…"да.., ничего". На яркой вывеске во всю стену, как сигнал "SOS", стоял молодой парень, побитый не судьбой, нет, теми людьми, которые мелькали из за окна на ходу мчащегося автомобиля. Его уставшая спина опоры просила у стены, с этим огромным поливинилхлоридным бигбордом, его внутренний столп устал от ношения бремени каждодневной и сегодняшнего дня жизни. Возможно он музыкант, так как его помощником и кормильцем, верно и преданно, и таким же уставшим от всего, на отступе стены, лежал отдыхая, безжизненный аккордеон. Парень оставался скованным морозом, на топящее все вокруг солнечной лавой; он уже выпустил с выдохом серую отраву, остатки которой пестрили белым маячком в его левой кисти; несмотря на все, что схватил лишь секундой я, отрезок, из только его, сейчас судьбы, дарил улыбку устремляясь, видимыми другими, в точку на черной смоли, но он парил над всем, над всем что проходило, проносилось мимо него, непринятого, непонятого и им непостижимо-неодинокого, он был замечен, душой, замедляющей момент из окна пролетающего автомобиля.
Буквально метров двести погодя, аллея купи-продай, надуй и обмани, нагромождение товаров с ценниками, лачужные лари с разной требухой, машины, люди, грязь, пестрящие зонты от солнца, автобусная остановка, некая клоака, по которой течет, перетекает, впадает и выходит люд.
И так прозаично и даже без намека - зебра, или пешеходный переход, а для того, что сам увидел - дорога жизни, припавшая для искалеченного тела, черно-белая полоса, в которой оно в возможных плоскостях реалий. Он, уже постарше парень, возможно одногодка того светловолосого музыканта, не берусь сказать, в глазах стояли горы боли, которая почти сломала не только тело, дух. Действительно, как орел, летавший над прерией гор скалистых, замечтавшись, взор окинул на желтый шар, огнем дышащий, и вмиг ослеп, потеряв силу крыльев, высоты полет. И камнем, над теми, что только были подо ним, пластом сложился, перебив жизненный поток истинного русла.
Он был без искусственной опоры, с ним рядом, обок, шла его жизненная сила, та что была и в радости, и сейчас, в том, что люди называют горем. Невероятная сила направления, духа сила, его скала, над которой он парил, его вела, его направляла, с ним разделяла полосу жизни. Перетекли друг в друга - Нежность стала Силой, Сила - Беззащитность обрела. Не только тела выдавали их, глаза, глаза в которых живут души. Это необъяснимо, непередаваемо, лишь видящие сердцем, из всего, заметят в потоке серых, бесформенных пятен, этот лучезарный свет, в стонущем от причиненных ран, другими, тело.
После этих двух побитых, но живых душ, соборы с ликами, смотрящих непониманием и проникающим порицанием на тех, кто пренебрегает... пренебрегают таких же как они, Вы ошибаетесь, гиены и стервятники видят мясо, поживу для когтей, клыков и клювов, они слепы, но души, которые источают мир, преследуют своим тваринным естеством, добивая оболочку, в которой свет истребляющий мерзоту.