Рассказы о войне ветерана 101

                АДЛИГ  ШВЕНКИТТЕН

              Повесть.
     Автор Александр Солженицын.

 Александр Исаевич Солженицын(1918-2008), русский писатель, драматург,
эссеист-публицист, поэт, общественный и политический деятель.
Академик РАН по Отделению историко-филологических наук.
Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970).

                «Памяти майоров  Павла  Афанасьевича  Боева
                и  Владимира  Кондратьевича Балуева».

Продолжение 7 повести.
Продолжение 6 http://www.stihi.ru/2019/06/23/7254

          18

 «Перерезка провода не могла быть случайной, если  выхватили  два  метра. Ясно,  что  им  тут  местность  родная,  они  тут  каждый  ход  знают,  свои проводники, своя разведка, а лески и перелески там и сям. Мы никак их  не увидим, а они за нами следят. Так Боев ещё не попадал. Переправлялся он  через  реки  под  бомбёжкой, сиживал в НП на смертных плацдармах под частыми клювами немецких снарядов  и мин, и вылеживал огневые налёты в скорокопанной  лёгкой  щели ,  но  всегда знал, что он – часть своей пушечной бригады и верный сосед пехоты, и  раньше ли, позже –  подтянется  к  нему  дружеская  рука  или  провод,  или  приказ начальства – да и свои ж соображения тоже доложить. А вот – так?.. Ни звука, ни снаряда, ежеминутная смерть  не  подлетает, ничем не проявлена. Но пехоты – нет, и раньше утра не  будет,  хорошо,  если\утром. А свой штаб – как умер,  уже  полночи.  Что  это  может  быть?  Рацияиспортилась? – ведь есть же у них запасные.

 Облака опять плотно затянули, да луна там и сходит  к  закату.  Мёртвое снежное поле, очень смутная видимость. С одним комбатом под рукой, при  двух по сторонам, глухо сидеть в мелких ямках – и чего ждать? Может – да, вот-вот немцы начнут наступать, хотя ни тракторных, ни грузовых моторов не слышно ни звука, значит и артиллерия у них не подтягивается.  А  если  обойдут  пешком стороной – и прямо на наши пушки? Они беззащитны.
И – чего стоять? По ком стрелять? Зачем мы тут?  Уже одну батарею Боев оттянул самовольно. Хотя в том можно оправдаться.
А вот что: Касьянову, раз у него к батарее  линия  теперь  не  достигает, пусть-ка сматывается и идёт к своим орудиям, на тот берег. Скомандовал.  Но оттянуть и две другие батареи  за  Пассарге?  Это – уже  полностью самовольная смена позиции, отступление. А есть святой принцип Красной армии: ни шагу назад! В нашей армии – самовольное отступление? Не  только  душа  не лежит, но и быть такого не может! Это – измена родине. За это судят, даже и на смерть, и на штрафную. Вот – бессилие.

 Ясный, полный смысл: конечно, надо отступать, оттянуть дивизион. И ещё ясней: это – совершенно запретно. Хоть и погибай, только не от своих. От Балуева, как ушёл, – ничего. Но новости подтекали. От комбата слева: метрах в трёхстах по просёлочной проскакал одинокий  конный,  на  восток.  А больше не разобрать. И стрельнуть не спохватились. Так, это у немцев – разведка, связь, из местных? Через тот же левый НП  и  через  свой  звукопост  вызвал  Боева  комбат звукобатареи. Слышимость через два-три соединения – так себе. Тот  сообщает: сразу за озером – немцы, обстреляли, убили бойца.
 – Саша! А что еще видишь-слышишь?
– Слева – два зарева появились.
– А около тебя – наш кто есть?
– Никого. Мы тут, дворец прекрасный заняли.
– Я имею сведения:  могут  вот-вот  пойти.  А  ты  коробочки  раскинул. Подсобрал бы, пока стрельбы нет.
– Да как же можно?
– Да что ими слушать?

 Топлев докладывает: теперь и ему  слева  зарево  видно.  А  Урал – не отвечает. Спят, что ли? Но не могли же все заснуть? Топлев – молоденький, хиловат. А ведь  могут  с  фланга  пушки  обойти. Внушил ему: поднять  все  расчеты,  никому  не  спать,  разобрать  карабины, гранаты. Быть готовым оборонять огневые напрямую. Держи связь, сообщай.  Останин пришёл:
– Товарищ майор! Хороший хутор нашёл, пустой.  Метров  пятьсот  отсюда. Перейдём?
Да уж есть ли смысл? Пока линии прокладывать – ещё что случится.

               19

 И прошло еще с полчаса. Зарева слева, по северной стороне, ещё добавились. Близких – уже три, а какое-то большое – сильно подал из передней лощины, он по совести  не  может на месте усидеть. Говорит: на том склоне копошились фигурки, две-три.  Почти наверняка можно б застрелить, да воздержался.  Пожалуй, и правильно. С местными проводниками немцы тут и каждую тропу найдут. А за  рельефом – и батальон проведут, и с санями.  Видимость всё меньше. Кого пошлёшь – до  метров  ста  ещё  фигура  чуть видна, больше по догадке – и всё.  В темноте – пехотной массой, без звука? На  современной  войне  так  не наступают, невозможно.  Такое  молчаливое  наступление  организовать ещё трудней, чем шумное.

 А – и всё на войне возможно. Если немцы сутки уже отрезаны, как же им, правда, не наступать! Мысли – быстро крутятся. Штаб бригады? Как могли так бросить? Отступать – нельзя. Но – и до утра можем не достоять. Да бесполезно тут стоять. Надо пушки спасать. Рискнуть  ещё  одну  батарею  оттянуть?  Уже  не  признают  за  манёвр: самовольное отступление. Ну, хоть тут пока: стереотрубу, рацию, какие катушки лишние – на  сани. И сани развернуть, в сторону батарей. Мягкову:
– Вторые диски к автоматам взять. Гранаты, сколько есть, разобрать.
 Да разговаривать бы ещё потише, ведь разносится гомон по полю. Конечно, может и танк быстро выкатить. Против танка – ничего  нет.  И щели мелкие.

 Телефонист зовёт Боева. По их траншейке – два шага в сторону. Опять комбат звукачей. Очень тревожно:  его  левый  звукопост  захвачен немцами! Оттуда успели только: «Нас окружают. В маскхалатах». И – всё.
– А у вас, Павел Афанасьич?
– Пока – не явно.
– У меня на центральной – пока  никого.  Но  коробочки – сверну, не потерять бы. Так что – будьте настороже. И забирайте свою нитку.
Боев не сразу отдал трубку, как будто ждал ещё что услышать. Но – глушь. Это – уже бой. Мягкову:
– Давай-ка всех, кто есть, – рассыпь охранением, полукругом, метров за двести. Оставь одного на телефоне, одного в санях.
Мягков пошёл распоряжаться тихо. Рассыпать охранение – и риск: узнаешь –  раньше, но отсюда стрелять нельзя, в своих попадёшь. А держаться кучкой,  как баранов и возьмут. Волнения нет. Спокойный отчётливый рассудок.

 Проносились через голову: Орловщина, на Десне, Стародуб, под Речицей.
Везде – разный бой, и смерти разные. А вот чего никогда: никогда снарядов не тратил зря, без смысла. Ликование бобруйского котла. Гон по Польше.  Жестокий  плацдарм  под Пултуском. А ведь – одолели.
До утра додержаться... На северо-востоке, километра за два, протрещали автоматные очереди.  И стихли.  А примерно там, куда Балуев пошёл.

          20

 У Топлева на огневых – снаряды соштабелёваны близ орудий. Но стрелять, видно, не придётся раньше завтрашнего света.
А вот приказал комдив всем расчётам карабины приготовить – их же никогда и не таскают, как лишние, сложены в снарядных кузовах.  Для тяжёлых пушкарей стрелковый бой не предполагается. Автоматы – у разведчиков, у взводов управления они все на НП. Не стало видно ни вперёд, ни в бока, всё полумуть какая-то. Топлев и без того расхаживал в тревоге, в неясности, а после команды комдива разбирать карабины?

 Вот, стояли восемь пушек в ряд, как редко строятся, всегда – батареи по отдельности. И нервно ходил Топлев, маленький, вдоль этих громадин. У каждой пушки – хорошо если полрасчёта, остальные разошлись по ближним домам и спят: сухо, тепло. Да кто и подвыпил опять трофейного.  И  шофера где-то спят. Настропалил всех четырёх командиров взводов:   «разбирать = оружие, готовиться к прямой обороне». Одни подхватывались, другие нехотя. Хоть бы был замполит при дивизионе, как часто околачивается, его б хоть побоялись. Так и его комиссар бригады оставил по  делам при себе до утра.

 Но и нападать же не станут без артподготовки, хоть сколько-то снарядов, мин пошвыряют, предупредят. А – тихо. И танкового гула не слышно. Слушал, слушал. Не слышно. Должно обойтись. Пошёл в Кляйн, к штабной машине. Ведь там всё,  всякие  документы. Если что?.. – тогда что? Велел шоферу быть при машине. А радисту – Урал дозываться. Пошёл опять в Адлиг, на огневые.
– Товарищ капитан! – глухим голосом зовёт телефонист, где примостился в сенях. – Вас комдив.
Взял трубку. Боев – грозным голосом:
– Топлев! Нас тут окружают! Готовь оборону!

 И ещё, знать, клапана на трубке не отпустил, услышался выстрел, выстрел!
И – всё оборвалось. Больше нет связи. И Топлев ощутил на себе странное: коленные чашечки стали дрожать, сами по себе, отдельно от колена, стали попрыгивать вверх-вниз, вверх-вниз. Да на всю огневую теперь не закричать.  Вдоль пушечного ряда оббегал командиров взводов: «готовьтесь же к бою! на комдива уже напали!»
Теперь-то – и все зашурудились. А штабная машина? если  что? Послал  бойца: обливать  бензином,  из канистр. Не уйдём, так сожжём машину».

 Продолжение повести в следующей публикации.

  24.06.2019