Ж5. Священник

Я проснулся в кровати священником
С монашкой в обнимку.
И пускай за такое гонят веником.
Но никто не узнает.
Мы использовали резинку.
Проболтается, закопаю.
Но она не скажет.
Боится меня и лелеет.
Я для нее важнее бога даже.
Да и бог это ахинея.
Мы все здесь ради денег.
Дураки те, кто служат ради веры.
Такие же, как и паства, без мнения,
Идиоты, берущие с идиотов
Нищих не сверх меры.
Столько ведь денег со скота
Этого мерзкого вытрясти можно.
Пускай из нас не все осторожны.
Кто-то палит свой не дешевый шмот,
Кто-то вообще ничего не скрывает.
Но нам похер. Мы за годом год
Зарабатываем на бедности. Пускай нас хает
Кто-то. Нам плевать. Власть нас прикроет.
Но позвали как-то раз освящать дом.
Говорят в стенах какой-то демон воет.
Вот же дебилы. Просто в стене
Кто-то бутылку оставил.
Ну ладно. Проехали в частный район.
Дело было по весне.
Выйдя из джипа, в грязь наступил.
Выругался тихо.
Ко мне подошел парень Славик:
-Вы проходите, Тихон.
Домик бедно обставлен,
Но достаточно мил.
Перейдем же к главному.
Освящения обряд.
Мы крестами покрыли стены.
Начали окроплять все углы.
Вдруг, упал мой взгляд
На маслом картину с видом неба,
Красивого леса, речки,
Домика на берегу.
На фоне закат застыл.
Я вспомнил детство беспечное,
Как я жил в таком же доме,
Много повидавшем на своем веку.
Я в речке с друзьями
Ловил карпов и щук.
И никаких продажных сук,
Никаких крыс-политиканов
Тогда не было. Мы были детьми.
И тогда точно было мало
Сказителей вымогателей
Мудаков, блять, богатеньких.
Что с нами стало?
Я закончил обряд и ушел,
Ни взяв ни копейки.
Во мне разошелся шов,
На мешке, в котором хранил
Совесть, задавившую поганую змейку.
Такую мелкую, мерзкую.
Черт, как же паршиво!
Как до этого жил я?
Я закрылся, горечь в спирте топил.
Передо мной разверзлось,
В глаз уткнулось дуло
Моего револьвера. В барабане
Четыре пули. Холодом в спину кольнуло.
Но дух мой колебаться не станет.
Я избавлю мир от себя.
Иконы сотряс жуткий грохот.
Пуля потолок прошила.
Пусть исчез рокот,
Он в ушах долго еще отдавал
Холодом, жутью неодолимыми.
В душе у всех случился обвал.
Ведь остальные, как и он,
Были в церкви ворами и проходимами.
К вере никто не относился серьезно.
Лишь монашка издала глухой стон.
Лишь потом на похоронах все лили слезы.