И снова Коростынь

Я снова дома – просто здесь нужней.
Меня  влечёт планида городская.
Но КОростынь, меня не отпуская,
не отторгает от своих корней.
Она мне снится... Будто мы идём,
скрежещет гравий холодно и резко.
Валун гранитный. Пять крестов на нём
и надписи  на русском и немецком.

Застыл ограды каменный конвой,
взвились ворот надломленные руки,
и сверху крест латинский – символ муки,
вины и смерти. А над головой
резвится малахитовый прибой –
на праздник жизни русские берёзы
сбежались белоствольною гурьбой
и, как девчонки, распустили косы
на ильменском неласковом ветру,
холодном, не по-летнему упругом…

Шесть серых плит на галечном юру
построились изящным полукругом.
Готический изысканнейший текст
чеканно выбит на гранитной тверди:
две даты – дни рождения и смерти,
и имена, и неизменный крест.
Отменно потрудился камнерез
над памятью германского солдата.
Зарыта здесь дивизия СС,
что «Мёртвой головой» звалась когда-то.

Клочок земли, кладбищенской, чужой -
ни денег, ни величия, ни славы…
А шли на покорение державы –
моей страны, красивой и большой.

…И вроде бы враги. И место им -
в  земле сырой, где только тьма и черви…
Но мы пришли и в тишине стоим,
и память бьёт по оголённым нервам
и не даёт забыть нам о войне,
о подвигах, о жертвах  понесённых…
И в этой первозданной тишине
нет победителей и побеждённых.

И в милости к  поверженным  врагам,
во имя продолжающейся  жизни,
воплощено могущество отчизны
и благородство, свойственное нам.

Открытый лихолетьям и ветрам,
по-матерински праведно и просто
седой Успенский православный храм
глядит на нас с высокого погоста.