Подборка в лит. газете Отражение 9 2009
***
Лампа едва освещает бумагу.
Ручка скрипит, и рождаются строчки –
трудно, бессонно, по малому шагу,
до восклицания или до точки.
Образ за образом. Слово за словом.
Вот удалось, вот, наверное – плохо…
Целые дни за сравнением новым,
долгие ночи за красками слога.
Ветер ли вешний поздравит с апрелем,
осенью лист закружит, умирая,
скроют ли пашни и реки метели –
слову неважно, оно ведь – из рая.
Только слова добываются трудно,
скрыты внутри монолита столетий.
Много породы над жилою рудной,
самой тяжёлой породы на свете.
***
Рядами выложены строки.
Заглавной буквой, – их вожатым, –
косцом негаданно жестоким,
они как жито в ниве, сжаты.
Наверно, нужно что-то кроме
серпа размеренной работы:
среди разбросанной соломы
стоят не скошенные всходы.
Слова с них сыплются тугие,
живой наполненные силой,
и ждут, качаясь на изгибе, –
ветров, чтоб сеять уносили.
***
Искусства ласковый обман
души касается печальной
и греет, будто талисман,
как оберег в дороге дальней.
...Но сквозь печаль струится страсть
продлить себя в луче искусства,
и так закружит, словно вальс,
срывая флёр с ума и чувства,
что впору сердце в клочья рвать!
Пусть явь привержена мамоне,
но ждём и верим в благодать,
когда с времён слетит печать.
И не беда, что жар гармоний
жжёт не слабее вспышек молний.
***
В толпе невидный, одинокий,
в венце безвременных седин,
он на ходу слагает строки,
и в этот миг совсем один.
Под сердцем носит свой осколок,
и боль несносна от рубцов.
Как знать, – поэтому недолог
путь неприкаянных творцов.
А умирают – как придётся,
не снёсши травли и долгов.
Прозрачных песен струйка льётся –
его единственных грехов.
***
Плоды невольных откровений
вплетаю в сеть из вязи букв.
Печаль вечерних озарений
ценю как лучшую из мук.
Окно раскрою. Сонный город
огнями светится вдали.
Плывёт землёй ноябрьский холод
и чётко виден край земли.
Душа безудержно стремится
достичь пределов и границ,
ещё не зная, что граница
лежит на коже наших лиц.
РОДНАЯ РЕЧЬ
Словно зеркало – небо в крошево,
и пошла грохотать гроза
над народом, в ненастье брошенным
лишь за то, что не крикнул: «За!».
Он бороться пытался бешено,
но росла впереди стена.
Он доверился ветру свежему –
только в этом его вина.
Напоённые словом «Родина» –
выпрямляли покатость плеч.
Помогала сберечь, что пройдено,
мать вторая – родная речь.
Но дожди отхлестали с грозами,
и отстроилась вдаль, сплошна,
крепко спаянная морозами,
режа Родину вдоль, стена.
Тупиковая непогодина,
холод. Жарко пылает печь.
И летит над землёй, над водами
пепел книжек «Родная речь».
РАЙСКИЙ САД
В речной долине сад благоухал.
Трудились птицы певчие и пчёлы.
Вокруг пустыня знойная из скал,
под солнцем отливавших кумачово.
Здесь не корпел над всходами семян
поэт полей – крестьянин молчаливый.
Рос ананас и созревал банан.
Копили силы чёрные оливы.
Бесшумной тенью тёк среди ветвей,
не замечая птичье щебетанье,
свой яд и кожу сбрасывая, змей,
допущенный к охране и всезнанью.
Служить легко, не хлопотно в саду.
Так было здесь от самого начала.
Но поселились, змею на беду,
те, от кого спокойствия не стало.
И он шипел, не в силах превозмочь
врождённого проклятого безручья,
когда не смог их выпроводить прочь,
бросавших больно ранящие сучья!
Их было двое, глупых и нагих,
никем из женщин в муках не рождённых,
и змей не знал, зачем лелеет их
хозяин кущей, выросших на склонах…
Они, смеясь, оглядывали мир,
лишённый бед, страданий и заботы.
Их сытно сад в последний раз кормил,
а змей срывал щеколду на воротах.
Свидетельство о публикации №119062208156