вокруг пеньки и молодняк

расправляющий неокрепшие плечи

Тонкие пальчики медленного дождя трогают утро,
тишина не предвещает.
Все приглушили звук,
сирена мяукнула и заткнулась,
стук за стеной робок, словно боится привлечь,
люди по лестницам пробегают, касаясь едва,
думают - пронесёт - мир не заметит.
Топает и грохочет юный, не битый пока,
обходящийся утром без бритвы - один-два -
запугивают свой страх.
Мир видит всех. Мир выбирает жертву.
Мир или Бог, или Случайность, или твои грехи
прошлые, тайные, спрятанные, забытые,
видишь ли
( тебе никогда не узнать,
что чувствует мать убитых в Керчи
или взорванных в самолёте,
или мать ребёнка,
с отрезанной головой которого
бегала полоумная нянька с востока )
ты не хочешь думать об этом,
откупаясь копейкой в метро,
или вынужденной добротой, пропуская хромающего вперёд
( одноглазого, безногого, скрюченного, с горбом,
старше тебя на десяток лет, шаркающего,
потерявшего ум идиота - чего-то хочет ещё ).
Ты из балбесоидов, что селфятся с воплем - чиииз,
ты всю жизнь катишься с горки вниз,
попадая в охапку счастья.
Твоё завтра стучится с той стороны окна,
в дверь пытается влезть между ног шелудивым псом -
не бойся его, не думай о нём...
и тогда...
оно так быстро свернёт тебе шею,
что не успеешь понять, что произошло.

Нежный ветер обвевает полудохлое тельце дерева,
кажется, это ветла, рядом стоящий тополь сдох,
за лето не выстрелил ни листка,
спилена вся верхушка, бившаяся - я помню -
в окно так свирепо, словно
хотела бродить по коридорам вместо меня,
теперь сверху виден крашеный белым пенёк.

Сирена вовсю вопит. Заходим на новый виток.