9. Зоозащитники и зоофобы

Население губернского города Q, где жил Матвей Макулатурный, чётко делилось на три класса: собачники, кошатники и зоофобы.
По мнению поэта Макулатурного, собачники и кошатники заменили в эпоху Интернета и сотовых телефонов пролетариат и трудовое крестьянство, а зоофобы заняли освободившееся место трудовой интеллигенции.
Первые два класса – собачники и кошатники – называли себя зоозащитниками и, несмотря на острые противоречия, неизбежно возникающие при  общежитии собак и кошек, считались союзниками и социально родственными группами. А зоофобы согласно древней традиции, унаследованной предположительно от самых умных и понимающих,  тихо ненавидели всех остальных вместе с их четвероногими друзьями и питомцами.

Одной из городских проблем было большое количество бродячих собак, которые сбивались в стаи и терроризировали зоофобов.
Зоозащитников собаки не трогали. Почему так происходило - никто не мог объяснить, если не считать научно-фантастических версий об экстрасенсорных способностях животных.
Классовая борьба зоофобов с зоозащитниками летом затухала, но  вспыхивала с новой силой в конце зимы и ранней весной, что объяснялось весенним оголоданием бродячих животных и обострением состояния психики зоофобов и зоозащитников.
В период обострения классовой борьбы все инстанции заваливались письмами с требованием наведения порядка, Интернет переполнялся возмущенными постами, и спорам зоозащитников с зоофобами было конца.
Чтобы каким-нибудь образом решить указанную проблему, Администрация города объявила конкурс на отлов бродячих животных, с последующим размещением их в пункте передержки, который ускоренными темпами строился на окраине города.
Победу в конкурсе одержал частный предприниматель Папуасов, выставивший столь низкую цену за отлов одной собаки, что все конкуренты сдались без боя. За такие деньги большинство из коммерсантов не стало бы ловить даже мух!
Однако вскоре выяснилось, что у Папуасова нет транспорта, клеток и никакого другого оборудования для выполнения работ, а ловить бродячих животных он собирается голыми руками, бросаясь с голым задом в стаю лающих, кусающих и разъяренных собак.
Договор с ним в срочном порядке расторгли, даже несмотря на то, что ему удалось отловить одну дворнягу и сильно покусанному доставить животное  в багажнике автомобиля экзальтированной зоозащитницы в пункт передержки.

Город был перевозбужден и разделен зоологическими эмоциями на два враждебных лагеря. Незримая линия зоологического фронта пролегла по всем организациям и структурам города, породив конфликты там, где это касалось абсолютно невозможным.

О профессоре Х говорили, что он «зациклен на моделях», но он всегда выглядел безупречно и излучал позитив, несмотря на то, что он и всё его семейство оказались скрытыми зоофобами.
Заведующая кафедрой У, напротив, была открытой зоозащитницей, собачницей и мизантропкой.
Бытовая ссора, нелепый пустячный случай довел их семейства сначала до скандала, а потом до суда о защите чести и достоинства.
Нетрудно догадаться, что ссора произошла из-за собаки. И произошло всё  так.
Дочка заведующей У выгуливала собаку, когда мимо проходил позитивный профессор Х с женой. Собака порылась в песочнице, а жена профессора Х сделала замечание дочке заведующей У, а та, недолго думая, послала их обоих куда подальше.
Оба семейства в тот момент проживали в общежитии, ожидая получения квартир. Вечером позитивный профессор Х и его жена пришли разбираться к заведующей кафедрой У и ее семейству.
Конечно, разругались, но самым неприятным в конфликте оказалось то, что жена профессора Х залепила дочке заведующей У пощечину, когда та сказала, что «её муж – маньяк, который половину вуза перетрахал». Профессор Х, по слухам, был не без греха, но такие обвинения – явный перебор.
Вскоре состоялся суд, завершившийся победой семейства позитивного профессора Х, и пропасть, разделяющая зоофобов и зоозащитников, еще больше углубилась.