Отдых
- Извините, вы же говорите по-английски? Объясните ему, что у меня дочка-инвалид и номер мне нужен соответствующий, - я почувствовал, что от меня вновь кто-то что-то хочет, касаясь моего мозга, смотря в глаза, и настойчиво произнося слова, будто я опять там, в своём городе и на своей работе. Я повернул голову. Чёрный как смоль кубинец стоял за стойкой отельного приёмника, напротив девушка, или даже женщина, приятная женщина, порой ведь и секундного взгляда достаточно, чтобы почувствовать симпатию, и рядом с ней маленькая девочка, с улыбкой и грустной коляской на чёрных колёсиках. Я очнулся от предвкушения отдыха, поняв ситуацию почти сразу и объяснил всё, что нужно было, чтобы девушка-женщина мило улыбнулась в ответ и гордо забрав ключ от номера испарилась в коридоре, который в моём сознании отдыхающего больше походил на анфиладу, созданную в стиле Гауди, готическом и сказочно пузырчатом.
Я сам заселился на удивление просто и без особых вопросов. Ночь пролетела, скомкав меня после утомительного перелёта и особенных глупостей рабочих будней, насилующих жизнь обычного человека. Первое утро стало бодрым, также, как и все последующие. Сон творил чудеса, я начал смеяться и улыбаться, хотя и был один и одинок.
- Здравствуйте, вы уж меня извините, что говорю с вами издалека, мне нужна тень, на солнце мне нельзя, - я обернулся на звук этого нежного голоса и увидел ту самую девочку. Она улыбалась и нервно двигала пульт своей коляски.
- Привет, - спокойно и размеренно сказал я, - как ваш номер, всё в порядке?
- Ах, да, да. Здесь очень большие пеликаны, знаете ли, просто огромные, - и она серьёзно повела ладонью в сторону неба, улыбнулась ещё раз во всю ширину своей детской души и вдруг стала серьёзной, - а вы понравились моей маме, честно, прямо сильно, я по ней вижу, я её хорошо знаю.
- Да, - смутился я, - А где она, ваша мама, почему вы здесь одна? – просто и невзначай сказал я, думая о том, как же невинен и на удивление благоразумен иногда бывает ребёнок, пытаясь построить беседу.
- Она в номере, ей совсем нельзя на солнце, прямо совсем, совсем. Не то что мне, я чуть-чуть могу, совсем чуть-чуть. Хотите сходим к ней, она вам будет рада, честно будет, я знаю.
- Она больна? – едва слышно спросил я.
- Да, и насколько я понимаю ей нельзя было сюда лететь, но она очень хотела увидеть Карибское море, очень. Она всё время смеётся и плачет, иногда говорит, что не вернётся уже видимо обратно, я боюсь она права, - девочка отвернулась и замолчала на мгновение, - так идёте?
- А пойдём, - и мы пошли, точнее частично поехали, шурша колёсиками с деловитой улыбкой.
Дверь в номер была открыта. Она сидела чуть поодаль открытого балкона и молча смотрела на море и бегающие солнечные зайчики на водной глади. Она была красива, невероятно красива, что-то было такое леденящее душу и сердце, что-то, что сразу захватило всего меня и перевернуло наизнанку.
Да, именно так я с ней и познакомился по-настоящему, и сильнее всяких эротических снов, я полюбил её. Вы даже не можете себе представить сколько всего романтичного и живого было между нами, сколько всего пряталось в наших душах, когда одинокая аллея провожала нас от отеля до моря. Сколько было в Луне, падающей своей краюхой на спокойную гладь моря, сколько было в звёздах, ярко пылавших и бесконечно молчаливых в своей красоте.
Дни отпуска стали настоящим эротическим сном, когда ты просыпаешься, но всё также хочешь любить, и теперь, зная кого и как.
Но сны, знаете ли, есть сны.
Мы медленно подошли и подъехали к стойке регистрации. Милая девушка из великой компании Аэрофлота заулыбалась во всю силу этой компании, странно собралась в своём желании и удивлённо посмотрела в нашу сторону.
- Заполните, пожалуйста, вот эту форму, - и она отвернулась.
Я протянул к себе листок, поставил галочки, где было нужно, а потом подумал, посмотрев на Катю на коляске, господи, как же ты на неё похожа.
Состоите ли вы в родстве и/или браке с умершей?
Я помню, что поставил галочку, и, или пропустил этот вопрос.
Самолёт приземлился спокойно и уверенно.
- А ты кто теперь мне? – Катя, переворачиваясь на своей коляске из угла в угол нашего аэропорта, как-то даже по дерзки нагло спросила меня и заплакала.
- Не знаю, - я съёжился, потом собрался, потом психанул и буркнул, - видимо твой отец, ну или почти отец- вздохнул и улыбнулся.
Гроб доставили почти вовремя. На похоронах, где присутствовали чужие мне люди не было никого, кто мог бы что-то сказать. А я сказал, я крикнул, я сильно заорал.
«Я тебя любил, сильно и честно. Прощай.»
SH
Свидетельство о публикации №119061607769