Знойный день. Коса

Волны с шумом разбивались о мол. А он всё так же спокойно лежал на камнях.
- Но я женат... - тихо сказал он. И ей это понравилось.
- Как хорошо ты это сказал! Останемся здесь. Скоро стемнеет.
- Я согласен.
- Как тебя зовут? Как ты сказал?
Он ответил Анне. Но она не расслышала из-за шума волн.
- Я не слышу... - смеясь отозвалась она, как будто бы с другого конца света. - Как тебя зовут? Как ты сказал?
Он слабо улыбнулся и притянул её ближе к себе.
- Так же, как твоего любимого поэта, стихи которого читала только что...
- Вот, какая я болтушка!

Маленький мальчик подбежал к мотороллеру, стоявшему невдалеке. Андрей, чуть приподнявшись на руке, наблюдал за ним.
- Подожди минуту! Он сейчас уронит в воду ключ.
- Мама, мама, я хочу кататься! - кричал малыш высокой женщине в цветастом платье.
- Как тебя зовут? - деловито спросила Анна с видом хозяйки мотороллера.
- Максим.
- Завтра, Максимка! - тотчас сказала она.
- Завтра! - ещё раз убедительно солгала Анна.
Андрей толкнул мотороллер и легко вскочил на него. Они медленно ехали по узкому молу. Как парашют, летел над её голой спиной светлый подол сарафана.
- В парке, в 10 вечера? - спросил он Анну, подъезжая к дому.
- В парке! - беззаботно ответила она, не подозревая, что этим легкомысленным "В парке!" - она приобретает два месяца весёлой рыбацкой жизни, вечера ожиданий, шум моря и маяк, старую хижину на острове, компанию его друзей, его затей, нехитрых мыслей.


Знойный день. Коса.

Тот день так и останется в памяти ярким пятном, вспышкой, ослепительной вспышкой жаркого июля. И день, и море, и коса, так местные жители называли остров в море, покрытый песком, раскалённой ракушкой и зарослями камыша, где множество комаров поселилось до глубокой осени.
- Поедем завтра на косу? - спросил Андрей, когда они втроем, Серж, Анна и он - сидели на разогретом камне, неподалёку от лодочной станции.
Был тихий вечер. Солнце почти скрылось в волнах Азовского моря. Серж сидел, поджав тощую ногу, обхватив рукою острое колено, обтянутое потрясающе старыми, серыми шерстяными бриджами. Старая рубашка прикрывала его тощую грудь алкоголика, на которой азартно блестел жуткий медальон в виде сердца. И всё это одеяние было перетянуто в талии широким, чёрным лакированным женским поясом. Худой и нервный - он всё же играл, все жесты Сержа были несколько аффектированы, как у плохого артиста. Он играл, но на этот раз Анна заметила, что он играл для неё, и простила ему перебор.
- Скажи мне своё мнение о нём, скажешь? - тихо говорил ей Андрей, когда они шли по берегу, заросшему полынью и дикими цветами, кусты тамариска ещё цвели.
Они пробирались к лодочной станции.
- Присмотрись к нему, Энн! У нас, на пароходе, его считают "шизиком".
Анна смотрела на Сержа. Что-то грустное было в его больших светло-карих, глубоко посаженных глазах, с тяжёлыми веками. Скуластое лицо с крупным носом, тонкие нервные губы, светлые усики, стремительные движения, большая залысина и длинная светлая прядь, лихо переброшенная через неё - Всё это казалось его стилем, присущим только ему одному.
- Я отвезу вас завтра, до восьми, - сказал Серж отрывисто.
- Поедем, Энн?
- Поедем. Только возьмём с собой Боряя!
- Возьмём, возьмём Боряя! - согласился он и, подхватив её, легко закружил по берегу.

Солнце совсем скрылось в воде. Сидящие рядом рыбаки одну за другой вытаскивали рыбу из воды. Был хороший клёв.
- Сильно задерживается... - сказал Серж, глядя в море. - Не люблю, когда подводят.
У Сержа была манера самые простые фразы произносить так, словно они имели какое-то необычное значение. Он был чуть-чуть поэт, чуть-чуть артист, чуть-чуть романтик - его мучила ностальгия по несбывшемуся. Анна знала, как сильна власть несбывшегося, особенно, если судьба и время, когда-то дарили его.


* * *

Был последний день лета.
"Через пять минут наступит первое сентября", - подумала Анна, она курила, сидя на балконе. Свет выключили и весь микрорайон погрузился во мрак. Первобытное пламя свечи отбрасывало странные, колеблющиеся тени. Сверчок высвистывал свою бодрую песенку.

Сверчок, сообщник мой! Услужливый дурак.
День тридцать первый, пять минут осталось...
мы к малости сведём его последний шаг
и август обратим в сентябрьскую усталость.
Как устарели мы! Ты с песенкой своей,
наивной и простой, невидимый приятель.
А я люблю его - всё больше и сильней,
но стала для него докучной соглядатай.

Анна быстро писала слова, пламя свечи, почти "раздувало" строчку на бумаге, и след карандаша был едва заметен. Она вспомнила, как утром муж пришёл после ночной смены и был внешне вполне спокоен. Только чуть-чуть, самую малость, почти незаметно, но Анна заметила, он бросил на неё взгляд, полный ярости и тайного гнева, что нельзя скрыть от неё своё увлечение татарочкой. Секунду, только мгновение длился этот взгляд, но Анна уже успела заметить его и только этот момент, мгновение, взгляд - настолько красноречивый, взгляд - ненависть, преследовал её весь день.
- "Запретный плод - сладок!" - сказал муж.
- Дмитрий накушался и ты туда же! Да, чтоб вас понос прошиб от этих плодов... - В такие минуты Анна становилась такой - злой и беспощадной, что сама удивлялась себе. - А ты превзойди его в юродстве, в убожестве, у тебя такая безупречная репутация! Она и тебе родит! позор на весь город? А ей-то что? Она только выиграет... Ей терять нечего. Да, достойную соперницу ты мне подыскал. Но помни: мне тоже нечего терять! Она одна перевесит все мои грехи, и в прошлом, и в будущем. Если надо за всё платить, то я согласна. Я её убью! А что - это будет! Двадцать миллионов уничтожил Гитлер. Ты думаешь, что моя совесть пострадает, если я уничтожу обычную шлюху. Правда, надо сказать, что она необычна... Начала с убогих мужичков, самых примитивных, но вот, повышая своё мастерство, и до тебя дошла... Но этого не будет! Никогда!
- Я боюсь тебя! - ответил муж. - Это - твои инсинуации.
Он говорил, говорил, говорил много, а она всё смотрела на его лицо, которое так любила, и так ненавидела теперь, он был по-прежнему красив. Седые волосы ничуть не портили его. Теперь его мучило несбывшееся, и татарочка уже начала уходить в область несбывшегося, как только он услышал слова жены.
- Я убью её!
Он с испугом смотрел на Анну, зная, как неумолимо она сметает всё на своём пути. Он любил её и, даже причиняя боль, знал, что они неделимы.


* * *

Утро было тихое и солнечное. Безмятежная голубизна неба предвещала жаркий день. Серж притянул катер к мосточку и подал Анне руку. Боряй, сидя на заднем сидении, чуть щурясь от солнца неумытыми глазами, смотрел на неё, показывая большой палец. Андрей завёл мотор, катер тронулся. Серж картинно сидел на спинке кресла. Конечно, он не мог найти себе другого, более живописного места. Что-то театральное просматривалось в его жестах. Они благополучно проскочили мель.
- Ждите после семи! - крикнул Серж, оставляя всех на косе.
Они медленно шли вдоль берега, вслед за Андреем. Он шёл впереди, выбирая морских червей из груды мокрой земли, оставленной другими рыбаками. Густые заросли камыша подходили к самой воде. Только потом, спустя день, и впоследствии, прибавляя к нему всё новые дни, Анна смогла оценить всю прелесть поездки и того островка. А пока она медленно шла по берегу. Солнце предвещало необыкновенный зной. Несмотря на утро, песок был горяч. Андрей шёл впереди, не оглядываясь, подыскивая место, где можно остановиться на весь день.

Было около двух часов пополудни. Небо, казалось, выцвело от зноя и только где-то на горизонте, где оно сливалось с морем, висело одинокое облачко и плыли корабли. Ни клочка тени, ни деревца. До вечера была бездна времени и Анна не знала, как скоротать его. Её пёстрый зонт распластался на песке над углублением, прикрытым камышом, где находилась поймАнная рыба. Андрей лежал рядом. Весь день он был без шапки и его густые чёрные волосы мокрыми вьющимися прядями сползали по плечам. Она осторожно накрыла их лёгкой кепкой.
- Да, ну её. Я не привык, - мягко сказал он, слегка улыбаясь.
Всё время слышался треск разматываемой катушки. Это её сын забрасывал леску, потом сматывал её на спиннинг. Анна подошла к нему.
- Обгоришь! - сказала она ему, набрасывая полотенце на его загорелые плечи.
- Отстань! - отозвался он.
- Маменька! Да, брось ты его опекать! Он уже большой. Мне, лично, на его месте, было бы неприятно, - сказал Андрей и красиво растянулся на песке, наполовину уйдя в тёплую воду, тёплую, как парное молоко.
- Пойдём за креветками, Энн! - он слегка хлопнул по её ноге своей большой грубой рукою.
- Боряй, мы за креветками! - крикнула Анна.
Но сын даже не оглянулся. Он по-прежнему сосредоточенно сматывал спиннинг.
Песок был тёплый и мелкий. Анна лежала на спине, щурясь от ослепительного солнца. Его лицо было близко. Казалось, что он смотрит на неё только этими чёрными, расширенными от ослепительного солнца, зрачками. Цветы, которые она только что собрала и закрепила на лиф купальника, измятые, лежали на песке. Мелкий белый песок проник везде и чуть хрустел на зубах.
- Пошли купаться! - сказал он, вставая. - Посмотри, есть кто-нибудь?
- Нет, никого нет...
Где-то далеко в море плыли корабли. Они вошли в воду, держа в руках мокрые купальники. Анна медленно шла за Андреем. В зарослях камыша бесчисленное множество потревоженных комаров гудело, носилось тёмным облачком.
- Ты выбираешь не тот камыш. Этот не будет гореть, - сказал он ей.

...За голубой ежевикой
у тростникового плёса
я в белый песок впечатал
её смоляные косы...


...Тому, кто слывёт мужчиной,
нескромничать не пристало
и я повторять не буду
слова, что она мне шептала...

Эти строки из "Неверной жены" Гарсиа Лорки проносились в голове Анны. Она подозревала, что поступила, как опытный режиссёр. Она разыграла спектакль, держа в уме вариант Лорки. Но он ничего не знал об этом. Он никогда не читал стихов Лорки. Он вообще никогда не читал. Он слушал её и улыбался. Анна была для него женщиной из другого мира.

В костре пеклась рыба, аккуратно завёрнутая в листья дикой капусты. Андрей тихо выкатил её из углей. Костёр догорал.
- Попробуй, Боряй! Как вкусно...
Сын недоверчиво смотрел на сморщенный лист дикой капусты. Андрей протянул ему рыбу. Пресная вода кончалась. До вечера было далеко. Андрей не пил, чтобы оставить воду ей и Боряю.
- Ещё дай! - сказал сын, доедая рыбу.
- Андрей, с тобою можно жить на необитаемом острове, - шутя сказала Анна, - а мои друзья-писатели, всласть поговорив обо всём, в итоге бы меня съели...
Стоял немыслимый зной. Казалось, что небо расплавленным свинцом течёт на землю и немилосердное солнце выпарит всё море.
- Посмотри, Энн, мне кажется, что это Серж, он, наверное, ищет нас...
Андрей смотрел в море вслед катеру, который проплывал мимо.
- Да, это Серж! - печально подтвердила она, боясь, что он проедет мимо.
- Серж, Серж! Мы здесь! - кричала она, зная, что есть только один процент, что он услышит её голос, но столько отчаяния было в её крике, что Анна не удивилась, когда он всё же услышал его.
- Серж, милый!
Она совсем одурела от нежности к нему, потому, что больше не было ни капли пресной воды. Анна носилась возле него, как шаман, поглаживая его, приговаривая - радостный восторг перешёл в ликование Робинзона.
- Серж, как ты догадался приехать раньше?
Он загадочно посмотрел и не сказал ничего...


* * *

Громадная, тусклая луна, как неестественная декорация, висела над морем. В том месте, где лиман как бы сливался с морем, образуя небольшой полуостров, Андрей поставил перемёт на судака. Тихая, безветренная ночь подходила к концу. Андрей спал, положив свою кудрявую голову на Анин сарафан. Никого, кроме них, двоих, не было на морском... Так жители называли этот участок суши. Весь берег зарос душистым кустарником тамариска. Этот кустарник, полевые цветы - голубые цветы цикория, жёлтые и белые ромашки, полынь, клевер - создавали особый аромат, смешанный с запахом ветра и моря. Анна попыталась встать, но ей было жалко будить его. Она, как змея, вылезла из своего сарафана, и тихо побрела к воде. Серебристая дорожка на волнах становилась всё тусклее. Пора было будить молодого браконьера.
- Андрей, пора! - сказала она, слегка касаясь его щеки.
Ещё не открывая глаз, он улыбнулся Анне.
- Холодно, Энн, лезть в воду, - он с отвращением передёрнул сильными плечами, показывая, как ему этого не хочется. - Надо разогреться!
Он несколько минут побегал по берегу и, остановившись у свай, шутливо сказал:
- А, может, ты подтолкнёшь меня? Эх, кто бы дал мне хороший пинок!
Светало... Она видела, как чёрной точкой, выделяется на волнах его голова, как он ныряет за перемётом, как тихо плывёт назад. Всё необычайное было для Анны в этом лете, где кусочек чужой жизни незаметно приблизился к ней, чтобы такой же, едва различимою точкой, на волнах житейской жизни, раствориться, исчезнуть, как запах моря и ветра, исчезнуть, чтобы - к счастью! - не повториться никогда.