О душах живых и мёртвых

С этой работой стал дипломантом IV международного литературного фестиваля "Русский Гофман-2019"(г.Калининград).

*  *  *



«Каждый пишет, что он слышит,
каждый слышит, как он дышит,
как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…»
(Б.Окуджава. «Я пишу  исторический
роман»).

Наверно, писатели о деревне всё-таки пишут, просто мы об этом, учитывая ситуацию с книгоизданием и распространением, не особенно осведомлены. За исключением, конечно, журнальных публикаций,  которые  тоже  достаточно редки. И, когда случайно попадаются в руки  подобные книги, мы, помня советских писателей-«деревенщиков», с интересом  читаем их: ну, как там? Что там? Соответствуют ли нынешние  прозаики  ушедшим советским классикам? Жива ли та деревня при нынешних сельских жителях!? Чем живут нынешние крестьяне? Сохраняются ли традиции? Пашут ли, в конце концов, землю? Или как?
Вот и  рассказы калининградского прозаика  Дмитрия Воронина, объединённые в сборники «Детские забавы», «Миротворцы» и «Душевные пляски» и изданные в разные годы,  вызывают такой же неподдельный интерес. И, хотя он пишет не только о деревне, всё же большинство его вещей  посвящены именно жизни села и её обитателей. А, прочитав их, приходишь к выводу: да, конец деревне, конец  сельской Святой  Руси. И советской, кстати,  тоже. Фермеры из бывших председателей колхозов, редкие агрогородки и мегафермы   в реальной жизни – это уже нечто другое…


Что  подразумевается под раскрестьяниванием  классической русской деревни, на финальном акте цивилизационной трагедии которой мы ныне  присутствуем? В историческом плане сущие «пустяки»:  исчезновение крестьянского труда, как формы мелкотоварного производства, оскудение человеческого «материала» в процессе урбанизации. Поэтому, кстати, мы и не видим в современных произведениях  картин труда  потому,  что писать не о чем. Теперь это  не жизнь,  не подвиг,  не способ существования – это добыча денег в лучшем случае. Как сказал один умный человек: раньше с земли кормились, а теперь хотят зарабатывать. В этом главная разница между крестьянином и фермером
Дм. Воронин,  учитель по  профессии и сам житель сельского поселения (так теперь именуются официально с нелёгкой руки наших засланцев в Госдуме деревни, деревушки, сёла, станицы и прочие веси России), знает среду, которую описывает, людей деревни. Деревни, скажем так, среденерусского типа, т.е. стоящей на неплодородных почвах,  с немногочисленным населением. И постепенно превращающейся – это в лучшем случае – в дачный посёлок. Такова специфика.

 
Что  до  сборников,  то  проблема с составлением.  Сильные художественные рассказы чередуются с теми, которые  больше похожи на публицистику. Публицистика тоже имеет право на существование, но всему своё место и время. Всякое бывает у писателя: напишет и не понимает, хорошо это или плохо? Ведь по словам Б.Пастернака: «Но пораженья от победы ты сам не должен отличать…». А составителю-редактору надо бы такое отличать, потому что от его взгляда зависит, какое впечатление сложится у читателя от прозы данного писателя. Т.е., проще говоря, утопит составитель  автора или поможет, указав на то лучшее, что у него есть.


 Например, «Душевные пляски» начинаются  рассказами «Крохобор», «Пенсия» и «Миротворец». В первом и третьем автор предстаёт некоей реинкарнацией В.Шукшина,  тема покойного советского классика – сельские чудики – продолжена с  большим усердием, словно автор – литературный новичок и ещё проходит свои «штудии». Хотя написано с юмором, и это, пожалуй, самое интересное в них. В «Крохоборе» деревенские мужики, которых  писатель из местных учителей  выводит в своих рассказах, считают, что учитель должен им платить за то, что он их описывает: он же на них как ни как деньжищи огребает… А в «Миротворце» преломлена  и политическая тема -  война в Югославии в 1990-х годах. Мужик, упившись, якобы собирается пробраться добровольцем на Балканы  спасать сербов. «Пенсия» же – та самая публицистика,   разговор двух старушек о больном:  о маленьких пенсиях и невозможности на них прожить. Литератор не обязан отвечать на какие-то жизненные вопросы, но и поднимать их просто так, только потому, что есть такая проблема, явно не стоит. Т.е.,  «Пенсия» - это выстрел в «молоко».


Но, слава богу, таких  полупублицистических вещей  у Дм.Воронина всё-таки  мало. По крайней мере, в этом сборнике: «Пенсия», «Ильич», «Долг», «Больничные запахи», «Новые назначения», «Инфаркт», -  названия  говорят сами за себя. Темы актуальные, больные, но не разрешимые, похоже, в нынешней общественно-экономической ситуации. И «кто виноват?» и «что делать?» каждый в таком случае решает по-своему. По крайней мере, автор  в традиции русской классической литературы всё-таки не отступает от темы «маленького человека» и согласно той же традиции призывает «милость к падшим».


Читая нашего автора, видишь тех и то, на кого и на что он опирается: гротеск М.Салтыкова-Щедрина, сюрреализм М.Булгакова, сатирическое  изображение  быта «маленьких» людей М.Зощенко, реализм В.Шукшина. Всё это и ни плохо, и ни хорошо, это  данность художественной манеры Дм.Воронина, особенность его творческого стиля.


 За описанием быта и приключений  его персонажей  читатель видит главное:  автор не врёт,  автор жалеет своих героев  и  часто не знает, что будет с ними дальше.


Вот столпы, на которые опирается проза калининградского автора: это водка (самогон), это заполошные – а часто просто страшные физически и морально – бабы с их разнообразными детьми,  это мужики, говоря по-деревенски, «из-за угла пыльным мешком вдаренные», это вечные трудяги (в разных смыслах) учителя.  В общем, формально те самые сельские жители, те самые деревенские чудики. Ну, и ещё один  столп… Как в советское время интеллигенция официально была прослойкой между рабочим классом и колхозным крестьянством, так и в нынешние времена есть такая, правда, главенствующая над всем прослойка – чиновничество. И на это самое чиновничество автор иногда переносит главный акцент в извечном русском вопросе: «кто виноват?»  В книгах  Дм.Воронина наша славная главная прослойка  занимается своими привычными делами: трясётся за свои места, кое-как выполняет свои функции (по причине  предыдущего  пункта), отпихиваясь по возможности от проблем населения,  и ворует, как может и умеет.


Взгляд по вертикали автор поднимает только в  своих сатирических и сюрреалистических рассказах. И правильно делает, поскольку все мы не вхожи в высшие слои, то и описывать их правдиво у нас не получится. А вот с известными допусками вполне, что Дм.Воронин и подтверждает, например, в таком рассказе, как «Президентский пример». Претензии к капиталистическому  строю напрямую он не предъявляет, поскольку сам, будучи бывшим советским человеком, понимает, что и реальный социализм – отнюдь не идеал.

 
Ну,  а  что же те самые деревенские  чудики, вдохновенно воспетые В.Шукшиным? Что и кто они  в современном изводе? Ответ Дм.Воронина категоричен: они никто, и звать их никак, все они не находят себе места и применения своим силам. И это, увы, правда: в современной среднерусской деревне ничего  кроме спаивания и постепенного вымирания не происходит. Да и насчёт правдивости и реалистичности классических «чудиков» прошедших времён есть вопросы. Так, одна учительница русского языка и литературы, проработавшая всю свою долгую жизнь в сельской школе, спрашивала в частном разговоре: и где Шукшин взял этих своих милых чудиков? И отвечала сама себе со знанием дела: наверно, просто выдумал… В реальности, добавим, они проще и страшнее.


Горизонт деревенской жизни не широк: огород, картофель, посадка, прополка, полив, заготовка  дров на зиму, у кого скотина – выпас и уход за животными,  заготовка сена.  В общем, то, что К.Маркс высокомерно обозвал «идиотизмом деревенской жизни». Отнесём желчность классика к последствиям геморроя, который он заработал, просиживая за  «Капиталом».  Для него это было «идиотизмом», а для русских людей это было в прежние времена смыслом существования, т.е. обычная повседневная жизнь с её радостями и печалями. Как писал А.Камю в своё время: «Чем меньше в жизни смысла, тем лучше она прожита». По крайней мере, так было. Нам  кажется странным такое утверждение: СССР приучил нас иметь перед собой в виде цели, ну, если и не мировую революцию, то, хотя бы, «светлое будущее», к которому надо обязательно стремиться.


Читая рассказы Дм.Воронина, понимаешь, что стремиться-то особо некому и, главное, некуда.   И, прямо скажем,  описывать  что-то, кроме пьянства и вымирания, действительно нечего, как бы это не нравилось «патриотам». Простые герои его рассказов живут трудно, натужно, «без божества, без вдохновенья», погружённые в мелочи быта, из которых, впрочем, и состоит вся жизнь теперь уже и не крестьянина. Да и сами персонажи часто выглядят просто страшно, как бабы на картинах современного художника Васи Ложкина.  В рассказе «Дурочка» героиня, фактически олигофрен, затерроризировала всю деревню своим поведением. Но взятки с неё гладки, есть медицинская справка. И этим обстоятельством она постоянно пользуется, понимая, что по закону её приструнить  никому.


В «Жизни и смерти бабы Насти» показано житие и смерть простой русской бабы, заторканной мужем и детьми, а за что? Нет ответа, есть только жалость автора: планида у героини такая.  В «Такси» показана  бедность русской деревни, когда и на гроб денег-то нет, и хоронить  человека приходится в «такси» - гробе напрокат. В «Товаре» - о продаже мамашей, деревенской сутенёршей,  не только старшей 14 летней дочери, уже вовлечённой в проституцию, но и младшей, ещё невинной девочки. Правда, разрешение ситуации автором выглядит как в американском боевике: старшая сжигает пьяных и мать, и посетителей их сельского бордельеро и уводит младшую сестру неизвестно куда…

 
Почитав такие рассказы, хватаешься за голову и думаешь: одно из двух - или такая страна не должна существовать на Земле, или автор – клинический  русофоб, поскольку это  не страна,  а тихий ужас, который не имеет право на существование. Записные западные ненавистники России, как говорится,  нервно курят в сторонке. И с таким набором текстов  последнюю, например, книгу следовало бы назвать «Душевные пляски на костях». И если бы сборники  состояли лишь  из подобных рассказов, то читателю оставалось бы только повеситься и радоваться, что он  смылся из этого кошмара. Тем не менее… Вспоминается И.А.Бунин с его «Деревней», тоже, знаете ли, не гимн селу и его обитателям. Что, классику можно, а современнику нельзя? Хитрая бухгалтерия…


Дм.Воронин не  занимается  проработкой характеров, тщательным прописыванием фона, он не копает глубоко. Его рассказы  – это броские эпизоды, случаи, некие яркие картинки, не важно, в ярких тонах или мрачных, т.е. то, что раньше в литературе называли анекдотами. Его персонажи – это типажи, знакомые нам и по книгам, и по фильмам, а кому-то и по жизни. Это и ни плохо, и ни хорошо, это художественная особенность манеры автора. Всё равно мы видим  в персонажах, данных всего лишь одним-двумя мазками, живых людей, пусть где-то и окарикатуренных. Это, конечно, если речь идёт о реалистической линии  в прозе  калининградского писателя.


Несомненным достоинством  автора является умение работать в жанре  рассказа, умение найти острый сюжет в окружающей отнюдь не броской, достаточно монотонной, как уже указывалось,  жизни сельчан. Все его вещи начинаются, что называется, сразу, без раскачиваний, т.е. так, как и диктует жанр. Вот, например,  начало  «Самоубийцы»: « Не пойму, что на меня вдруг нашло: взяла и повесилась в сарае, даже записку прощальную не оставила. Вот муженечку достанется теперь на орехи, все бочки на него покатятся!..». Повествования   у автора упомянутых сборников  не затянуты и заканчиваются, как только истории завершаются.  Все рассказы сюжетны. Более того, в духе классической  русской прозы  автор пишет сценами:  мы наглядно видим то, что читаем. Все герои, как в драме, проявляют себя через действие. Диалоги живые, реплики часто звучат как репризы. Всё это, впрочем, относится и к рассказам в другой манере. Автор умеет преподнести свои истории о жизни, как  фантасмагории, как   гротеск.


Удачны  сатирические рассказы Дм.Воронина, будь то  «Бравый полковник» - о последствиях слепой материнской любви, чем-то напоминающий  линию деда Щукаря, которому повитухой было предсказано: «Всеми статьями шибается на генерала: и лобик у него, мол, узенький, и головка тыквой, и пузцо сытенькое, и голосок басовитый…» («М.Шолохов, «Поднятая целина»); будь то  «Гумка», о том, как ушлые сельские администраторы  обводят вокруг пальца доверчивых немецких благотворителей и обирают свою «паству» на почве гуманитарной помощи; будь то  «Параллельные миры» - о полтергейсте в здании районной администрации, и о том, как поп выводил   «барабашку». А уж герой «Президентского примера»  в своей пьяной жизни во всём  копирует нашего гаранта Конституции  1990-х годов. А в  рассказе «В Париж» автор хлёстко высек и провинциальных литераторов-алкоголиков  с их претензиями на гениальность, и  чиновничество от культуры, уверенное, что стопка всяческих справок и грамот – это гарантия получения отправленных в Париж за Нобелевской премией местных литераторов. Почему в Париж? А где же ещё, по мнению областных руководителей культуры, раздают Нобелевские премии?


Фантасмагорический рассказ «Гиблое место» начинается  обыденно: популярный  художник Миколас Самсоновас уезжает в провинцию, в деревню в поисках вдохновения и новых сюжетов.  И неожиданно не может вернуться, словно растворяясь в самогоне, во всё появляющихся и появляющихся родственниках старика, у которого остановился на постой, да так растворяется, что его не может найти ни прокурор области, ни главный банкир из бывших братков, который хотел скупить новые картины популярного художника:
«  – Послушайте, Гамлет Саркисович, а может, ну его, может, действительно не было тут никого, – вновь вмешался прокурор.
– Как не было, если последний звонок отсюда прошёл, – поднялся с табуретки и зло ударил сапогом ножку стола банкир. – Объяснить можешь?
– Ну, трудно, конечно, но попробую, – закурил «Парламент» прокурор. – Тут вот какое дело, места эти с недоброй славой ещё с давних времён. Много здесь народу сгинуло. А началось всё ещё с Ивана Сусанина, когда он где-то в этих лесах поляков сгубил. Вот с тех пор пришлые людишки в этом углу и пропадают. Из недавнего, помните, лет десять тому, замминистра сельского хозяйства Игнат Васильевич со свитой приезжал?  Он  ещё грозился эти угодья в бессрочную аренду китайцам отдать.
– Ну? – насупился банкир.
– Сгинул и сам, и свита, и всё сельское хозяйство. Так и не нашли. А ещё замминистра образования Аграфена Николаевна года три назад сунулась со своей модернизацией сельские школы закрывать. Помните?
– Ну.
– Школы успела зарыть, а сама сгинула…»
И только в конце в финальной  реплике старика выясняется, что местные являются потомками Ивана Сусанина по материнской линии. И вот эта, казалось бы, случайная реплика вдруг ставит всё на свои места: и «растворимость» приезжего люда в этих гиблых лесах, и постоянный вопрос местных к Самсоновасу с ощутимой враждебностью: что  у него за имя? не лях ли он?

 
Не менее сюрреалистичен рассказ «Праведник», в котором революционного матроса Чугункина отпускают за хорошее поведение из рая в увольнительную в современный Санкт-Петербург. И, ступив с неба на Дворцовую площадь, герой думает, что прибыл в город победившего коммунизма…И  попадает в обычный для рассказов Дм.Воронина круговорот, правда, в этот раз на городском материале: проблемы пенсионеров, беспредел ментов, т.е. пардон, понтов, существование бомжей…И после всего этого герой держит путь на «Аврору», чтобы учинить по мнению наблюдающих за ним с неба апостолов Павла и Петра народную революцию…


В выдумке автору не откажешь. Чего стоит рассказ «Красная площадь», в котором он проводит нехитрую мысль, что кладбище – это, в общем-то, не место для развесёлых мероприятий. Мысль не хитрая, а написано очень занимательно и с большой фантазией. Персонажи рассказа – души умерших вождей, царей, героев, монахов и всех прочих, захороненных на территории Кремля  и в кремлёвской стене – усаживаются на гребне этой самой стены, чтобы послушать очередной грандиозный концерт нашей попсы на Красной площади. Комментарии их часто уморительны, отношения друг с другом не однозначны, действие развивается стремительно, в общем, «сказка - ложь, да в ней намёк»…


Но, всё же, лучшие вещи, на наш взгляд, те, с темами которых Дм.Воронин  по роду работы знаком, наверно, лучше всего. Это школа и дети. Страшен рассказ «Одинокая парта», в котором затравленный мальчуган, сельский школьник,  фактически кончает жизнь самоубийством. И по прочтении этой истории  хочется написать за него слёзное письмо по  адресу: «В городское поселение  Москва дедушке Владимиру Владимировичу», -  с просьбой раскатать эти  пыточные тюрьмы, т.е., школы, по кирпичику с помощью атомных бомб, всех учителей и школьных работников сослать на вечный лесоповал  на «северА», а детям, чтоб не мучились, просто вшить в головы китайские чипы с американскими программами, в которых будет заложен  материал по всем школьным предметам…Кстати,  вот  и  бюджет сэкономили бы на образовании.


Отличный  рассказ  «Диспут»  повествует о воспитательной речи завуча о любви к Родине перед учениками. Вот уж действительно – заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт, поэтому  власти с такими друзьями  и враги не нужны…


Особо хотелось бы отметить чистый и светлый  «Воздушный шарик» о маленьком школьнике, который по-своему видит задание учительницы нарисовать этот самый шарик, получает за это «двойку» и должен дома переделать задание, а мама помогает ему в этом, объясняя, в чём сынок ошибся. После него  задумываешься: а, может, не всё у нас погибло, в том числе, и  в деревне? И уже с надеждой закрываешь сборники Дм.Воронина и ждёшь от него  побольше таких жизнеутверждающих рассказов.
  *        *       *        *