Эффект многогранника

Достижения нашей цивилизации становятся наглядней, если их сравнить с многогранником, вписанным в сферу. В данном случае «сфера» – это как бы идеальный мир, максимально удобный, обустроенный для безбедного существования. Предположим, опорные идеи первобытного общества образуют начальную устойчивую фигуру – пирамиду. Условные четыре «вершины»: охота на мамонта, обработка камня, жертвоприношение богам, власть вождя и старейшин. Каждая из этих «вершин» чрезвычайно важна в данную конкретную эпоху, рождение новой идеи сопровождается всплеском поклонения, очередной гений вправе претендовать на бессмертие. Добавим еще четыре условных «вершины»: добычу огня, примитивное земледелие, приручение домашних животных и наскальную живопись. Теперь пространственная фигура восьмиконечна: внутри «сферы» сформировался куб. Каждая из его идейных «вершин» по-прежнему очень много значит: те, кто имеет к ним отношение (в качестве изобретателя, спонсора, популяризатора), входят в элиту общества. Далее, на протяжении тысячелетий, постепенно нарастают свежие «грани бриллианта»: демократия, поэзия, философия, гидравлика, книгопечатание, электричество, космонавтика, кибернетика. «Грани» эти образованы синтезом смежных «вершин», комбинаторикой смыслов и функций. Разумеется, это укрупненная модель: в реальности привнесение открытий гораздо более поступательно (веретено, седло, камзол, пенициллин, «поток сознания», пуантилизм, атональная композиция, уравнение Шредингера). Можно продолжать до бесконечности. Собственно, и «многогранник» призван видоизменяться непрестанно: из курса тригонометрии известно, что он никогда не превратится в «сферу»... Стоп! Отныне нам всем следует осознать одну простую вещь: в наш век любые подвижки в области идей (в том числе художественных), пусть даже это гигантские прорывы, будут окружены все меньшим почетом, а вознаграждение за них постепенно сойдет на нет. Такова логика пресыщенности, механика тотальной конкуренции всего со всем. Мир никогда не станет идеально комфортным: его духовная, эстетическая и материальная плерома по определению лишь тяготеют к «сферичности». Но и те, кто трудится на благо приближения его к таковой, шлифуя «многогранник», с каждым веком и десятилетием должны умерять свое тщеславие и сребролюбие: придет время – «ювелиров» и вовсе перестанут замечать. Ведь рождение новых «вершин» происходит по нарастающей, в этой бешеной гонке глохнет звучность имен, меркнет знаковость биографий. Тем более, что к процессу подключаются ранее периферийные наречия и культуры, причем в самых непредставимых вариациях: англоязычный индус с Тринидада и Тобаго – уж не говоря о каком-нибудь живущем в Париже чехе или эквадорце... Мета времени: «многогранник» разбухает, цивилизационное разнообразие переполняет самое себя, мир утрачивает интерес к новым идеям как таковым.