Синдром народного героя

...и когда он вернулся, встречали его всем городом,
обнимали, кричали имя его раскатисто.
Подносили ему неживую воду и пиво горькое,
подносили хлеб-соль на расшитой цветами скатерти.

Выходили женщины, невинные и брюхатые,
старики в мундирах, медальками перелатанных,
безработные бритые наголо парни, коих именовали гадами,
и старушки, пропахшие лавочками и ладном.

Кошкодевочки в гетрах и офисные планктонины,
постаревшие панки и эмо в костюмах кризиса,
и несли репортёры чушь свою монотонную,
и букеты несли в оправе бумаги рисовой.

Каждый трогал руками его, воздавал и хвалу, и почести,
говорил: ну ты-то избавишь наш город от всякой нечести.
И сажали его под дубом, расшитым крестами-почками,
а ему и ответить им было нечего.

Потому что о чём сове беседовать с птицеловами?
Потому что они и сами хоть раз это точно видели:
так в один миг сидишь во главе стола,
всеми зацелованный,
а секунду спустя сидишь за решёткой,
как враг правительства.

Потому что народ любит тех, кто станет для них ответами,
и покажет секретные тропки, маршруты, выходы,
чтобы было на чью могилу взвалить ответственность,
если общее дело возьмёт подло – и не выгорит.

Потому что он сам не отступит, поскольку некуда:
влево-вправо – одно только небо в кровавой россыпи,
безотчётность, безвыходность и безвекторность.
Потому что кому тут ещё ради этих людей геройствовать?

И сидел он под дубом, и ветки сплетались анкхами,
становились жёлуди в почве ростками-жалами,
и стервятником божьим рядом кружились ангелы,
и скрипели индастриал ангелов крылья ржавые.

И цвели на его лице пустоты отметины,
и под стулом его ели мягкие крошки голуби.
Ну а люди кидали ему под ноги монетки медные,
лепестки фиалок, окурки и чьи-то головы.