Камчатская тетрадь XXXI

дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"

                Х Х Х I

И всё-таки, продолжая тему предыдущей главы я верю, даже больше, я знаю, что всё негативное в наших отношениях с товарищами - это лишь гарь, на которую исходим мы в процессе постоянной изнуряющей работы. Такая наша служба , она, как поётся в песне, "и опасна и трудна", она сопряжена с каждодневным душевным и физическим износом. Недосыпание, внутреннее напряжение боевой работы, та ответственность, что лежит на тебе - всё это те самые трудности и лишения воинской службы, что нужно нам преодолевать. И мы преодолеваем, не стонем, а вот друг с другом бываем не сдержанны. Грызёмся из-за каких-то пустяков, и видно даже, что втягиваясь в спор, каждый пытается отыскать лазейку для выхода, но, не в силах найти её, продолжает бесплодные распри, не желая уступать. Однако, куда важнее, мне кажется, те моменты, когда проявляется наша настоящая дружба, желание подставить надёжное плечо уставшему упавшему товарищу. Наглядный пример тому - случай, произошедший в феврале, и положивший, по сути, начало сплочению нашего ядра внутри всего коллектива призыва весны 1987-го. Этот случай затем стал доброй традицией, иначе уже никто и не мог впоследствии поступить в подобных ситуациях.
Приняв где-то в 19.12 кодограмму по своему направлению, я отнёс её на телеграф, по пути обменявшись парой ничего не значащих фраз с кем-то из сослуживцев. Взял у Ивлева пару конвертов, принялся за письмо.И вдруг, через полчаса меня вызывает оппонент главной радиостанции, и спрашивает, принял ли я кодограмму, причём, судя по номеру, другую, чем та, что я отнес на расшифровку. Я растерялся, вроде приёмник стоял на громкой, но ничего слышно не было. Пока я думал, что ответить, радист на "арматуре" смекнул, в чём дело и выдаёт мне "щцз" - "нарушение правил р\связи". Пришлось признать свою ошибку. При анализе я понял, что звук "уплыл", т.к. приёмник стоял на РРУ. Такая позиция управления в иных случаях при регулировке чистоты приёма (фильтровка от помех) помогает выделить нужную информацию в более чистом виде. Но так как я поставил минимальную громкость, то вышел такой казус, что я просто не услышал кодограммы. Одним словом, виноват я, а виноватых бьют, как любят говорить наши офицеры.
После завтрака мой комвзвода сказал: "Всем отбой, Шестаков останься!" Затем велел одеть шинель, перчатки, взять наше верное оружие в борьбе со снежными заносами - лопату - и обрисовал фронт работ. Фронт, прямо скажу, Дальневосточный, не меньше, если сравнивать масштабы снега и мои возможности. Что ж, опустив уши своей камчатской шапки, подняв воротник и "засучив рукава", я принялся за очистку территории. Не успел сделать и десяти взмахов, как из казармы выскочил Барсуков и побежал ко мне, отворачивая лицо от злющего назойливого ветра, колющего и слепящего мелким снегом.
- Ты чего пришёл? - спросил я в недоумении
- Работать. Помогу тебе, сейчас и пацаны выбегут. Саломай подошьётся, а другим осталось шинели опалить - как ни в чём ни бывало ответил Лёха. Честно говоря, я немного смутился, не ожидал такого поворота, пробормотал что-то в знак благодарности. Через несоклько минут потрясая лопатами, довольные и смеющиеся парни добежали через плац к нам и все вместе дружно взялись за работу. Смеялись, шутили, не заметив, как через полчаса площадка сбоку от столовой была полностью очищена. Володька Саломай принёс из "учебки" отцовский "ФЭД", недавно присланный ему, и мы стали фотографироваться. Разыгралась настоящая пурга, снежный туман, сплошная стена белых мух. И такие кадры были бы интересны, особенно для нас с Шокировым. На юге не то что пургу, снега иной год вдоволь не увидишь. (плёнка, к сожалению, получилась очень слабой)
Удивлённый старлей стоял между нами и спрашивал, отчего вдруг все ни с того, ни с сего пожертвовали отдыхом и вышли на работу.
- Ну ладно, понимаю, Шестакова я наказал за пропуск информации - говорит он, и саркастически улыбается, предвидя ответ.
- А чего тут странного? Я вчера допустил два нарушения СЭС 2-й категории - чуть с иронией сказал Барсуков.
- Я не доложил о начале тренировки с Анапки, ДС из-за этого нам оценки снизил - добавил Саломай.
- Я сегодня ЕКФ не провёл - лейтенант выслушивал наши доводы уже чуть не смеясь -
Ну а ты Шокиров, где мешканулся?
- Нулевые с Беринга "присосал" - грамотной галиматьей с армейским жаргоном ответил Мурод, и тут уже все разразились смехом.
- Всё прихвачено, тов. старший лейтенант, - сказал Саломай - хотя разве это главное, что каждый должен отвечать только за своё? Один бы он копался в этом снегу до часу дня, а так мы за 30 минут одолели.
- А разве вас не радует то, что мы сделали именно так, почему всё воспринимается вами узко? Кто бы ни оказался на моём месте, другие бы поступили именно так - заключил я этот мини-брифинг, и мы, всё ещё смеясь, довольные своей оборотистостью, разошлись. Потом долго ещё сидели на кроватях в потаённом уголке дальнего кубрика, вполголоса разговаривали, мечтали, делились сокровенным. Не существовало для нас никаких проблем в этот момент, всё было будто в сказочном сне. Мы зародили новую традицию, нужную и добрую, и от того чувствовали себя свободней и сильней.
В этом небольшом эпизоде и проявилась подлинная сущность нашей дружбы, раскрылись характеры и черты ребят. Ведь не все вышли тогда на улицу. Двое, лишним будет упоминать их фамилии, увидев, как собираются работать четверо ребят, поинтересовались, куда, мол, и зачем. А когда узнали, один вроде пропустил мимо ушей, а другой тяжко вздохнул, отвёл взгляд и так и не вышел. Никто бы не упрекнул их, ведь после ночной смены естественным выглядит желание выспаться, до подъёма всего то два часа оставалось. Но, чего не сделали одни, сделали другие, тем самым показав, каким должно быть ичтинное братство солдат. Пусть давит усталость, пусть издёрганы нервы и злой язык ищет на ком сорваться - всё это житейские мелочи, на них нельзя делать выодов и составлять мнения о людях. Главное, что ты осознаёшь - в любой трудный момент друзья придут на подмогу, и ты ответишь им тем же. А значит стоит служить, стоить жить и радоваться. Скажешь обиженному тобюой товарищу: "Извини, старина! Я был неправ!" - обнимешь по-дружески, и всё плохое летит в бездну небытия и никогда уже не вспоминается. Спасибо, за то, что вы есть, друзья!