Реминесценции - глава пятая

I
Мне снился сон: как будто в море
Плыву, качаясь на волне,
Не видно берега; опоры
Не сыщешь в черной глубине.
И ночь кругом, и в тучах серых
Гиеной шастает луна,
И бледной хищною химерой
Мне в спину скалится она.
А я плыву уже давно,
Мне страшно, холодно, темно.

II
До нитки вымокла одёжа
И тянет вглубь, как жернова;
Придется сгинуть тут, похоже
Но что это?… едва-едва…
Мне кажется: вдали зарею
Чуть-чуть, но теплится восток…
Вдруг нечто гибкое, живое
Из-под воды коснулось ног,
Обвилось,  тянет вниз с собою.
И крика я сдержать не смог.

III
Но рот наполнился водою…
Влеком неведомым врагом
Я погружаюсь  в глубь густую
Шалишь, зараза! Нипочём
Мне эти штуки! Я вращаюсь
И дергаю ногой вперед.
Вражина ногу отпускает,
В плечо вцепился – и трясёт
И что я вижу: – демон сна,
Передо мной парит она!

IV
В воде клубятся космы жутко,
Глаза – два бешеных  огня
Вот тут, признаюсь, не на шутку,--
Всерьез заволновался я
Ну, погоди ужо! Лукавый
Не одолеет моряка!
И с криком, развернувшись, с правой
Я в репу бью… проводника.
Успел бедняга увернуться
Насилу удалось пригнуться.

V
«—Э, эй ты что, браток, однако?»
--Ты, командир, того… прости…
Устал, ты знаешь, как собака…»
«-- Ну ты и нервный; глянь, почти
Свалился с полки; дверь-то на ночь
Не запер… А? Вот это зря;
Вот обнесут тебя раза —
Попомнишь, скажешь: прав Степаныч!…
Однако, подымайся, друг
Приехали в Санкт-Петербург!

VI
Спасибо старому – отрада
Помыться, и попить чайку…
Я на прощание, как и надо,
Дал сто рублей проводнику.
Ступаю на перрон  знакомый…
А это кто? Какой пассаж!
Толпою шумною влекомый
Идёт навстречу Карандаш.
Отличный от других людей
Тяжелой поступью своей.

VII
«-- Семён? Карандашов!!! Здорово?…»
«-- Вот это встреча, вот так вот!!!
Что ж ты, такого и сякого
Рожна, пропал – почти на год?
А помнишь, позапрошлым летом…»
И я от дружеских шлепков
Чуть юзом не пошёл при этом,
Семён был дьявольски здоров.
Да, у приятеля рука
Хоть дружелюбна, но крепка.

VIII
« –Ты счас куда? Я на машине,
И, коли надо, вмиг домчим…»
« – На Стрелку» « – Запросто закинем!»
И он пошёл, и я за ним.
Семён – бандит, его владения –
На таможне, в морском порту;
Он хулиган, но с разуменьем,
И не переходил черту.
Да, я люблю его, как брата…
В студенческие те года

IX
Он, сколько помню, был всегда
Одет неброско, но богато;
Помешан был на коньяке,
И раз пол-литра «Арарата»,
Он, стоя на одной руке,
На спор из горлышка прикончил;
В дни удивительные те
Имел дела с ним сам Япончик,
А также Коля-каратэ.

X
«Трёхсотое» дитя прогресса
Открыл нам кожаное лоно.
В уютном чреве Мерседеса
Мы скрылись, как в ките Иона.
Пахнуло роскошью; мотор
Бесшумно пыхнул – и попёр.
Все поплыло, как на экране,
Гибэдэдэшник честь отдал,
«Паджеро» с хлопцами – охрана –
За нами следом поскакал…

XI
Объехав площадь вкруговую,
Где серый камень рвется ввысь,
На Невского стрелу прямую
Мы вырвались – и понеслись.
Лишь семь утра; заря облила
Верхушку царского столпа,
А у метро уже бурлила,
Металась чёрная толпа
Метро брало их на клыки…
Но лезли новые полки…

XII
Петербуржане? питерчане? --
Предпочитают черный цвет
Всем остальным же не случайно,
На их палитре места нет.
Уснувший город на костях;
Не летаргия даже – кома,
Похоже – дунь, и будет прах…
Я, например, везде – как дома,
Они же дома – как в гостях!
И страх! страх! страх! у них в сердцах;

XII
Любой отдельно взятый житель
Богат иль беден, трезв иль пьян,
Внимателен, как сам Спаситель,
И гордый, словно д’Артаньян!
Бывало, заплутаешь тут --
На твой вопрос всегда дадут
Подробный, вежливый ответ,
Но обязательно вослед
Звучит язвительно: «А Вы,
Я полагаю, из Москвы?»

XIV
Что бизнесмены, что бандиты,
Здесь тщатся доказать всегда
Что, мол, и мы не лыком шиты,
Что мы, мол, тоже -- хоть куда!
Чтоб перещеголять соседа,
Не скажут слова в простоте;
Тут Борхес, Маркес, Кастанеда…
Им надо быть на высоте.
Москвич бежит за свой пятак,
А питерский – за просто так.

XV
«Мосты нависли над водами…»
Читатель, дальше знаешь сам,
Ведь часто белыми ночами
Бродил по этим ты местам,
Ведомый  страстию арапа
К столице северной, ты плыл
В её потоках; тихой сапой
Их ритм гасил твой юный пыл,
И сердце подчинял застою,
И усыплял его грешно…

XVI
Когда-то, давнею порою,
Велик был этот город, но –
Не красит нищета героев,
И ныне… раннею весной,
Когда природа веселится,
И осенью, и в летний зной
Особо нечем похвалиться
Столице северной больной.
Так в доме, что роскошным был, --
Фасад хорош, но пол прогнил.

XVII
Промчалась Стрелка слева; пулей
Мы к Петропавловке свернули
Направо за мостом; вдали
Толпясь, прощались корабли
В Неву зашедшие гостями,
Пока мосты разведены;
Сверкая яркими огнями,
Всю ночь стояли у стены;
А ночь мелькнула только чуть
И вот уже пора им в путь.
…

XVIII
«О Петербургский двор!» – так, может,
Лет пять назад бы начал я
Повествование; похоже,
Мне некий смысл бытия
Все чудился в словах стихов,
Что лил на нас Гребенщиков.
Теперь, куда ни обращаюсь,
Скелет забыт в любом шкафу;
И я, тесня к строфе строфу,
Разочарованно бросаю:

XIX
 «А, Петербургские дворы!»
Помойки, мрачные квадраты,
где ни рассвета, ни заката,
ни детям места для игры.
…По длинной подворотне стоном
Отдался звук шагов моих,
И тяжкий топ шагов Семёна;
Метнулся эхом и затих…
Подъезд, табличка: «три звонка».
И к кнопке тянется рука.

XX
Вдруг голос тихий, неприятный,
Дал настоятельный совет:
«-- А ну-ка, братцы, стоп! Обратно.
Сегодня тут прохода нет.»
Стоят у Витькиной квартиры
Подходим – что за хренота?
Один длиннющий, как верста
Другой пониже, но пошире
Хотя Сёмену не чета…
Их двое, и готовы к драке
А третий сбоку, в полумраке,
Похож на дикого кота.

XXI
Похоже длинный – главный. Он
И тычет в нос поэту ксиву.
(Её я выделю курсивом
Поскольку не люблю жаргон.
Мне режет ухо, дразнит глаз:
Почто все русские ребята --
Писатели и депутаты
По фене ботают сейчас?
Что это - модно? иль красиво?
Или я сам уже не тот?)

XXII
Семён спокойно, молчаливо
Слегка подвинулся вперед,
Казалось бы неторопливо
Однако – глаз не разберёт,
Каким манером этот, дохлый,
Что руку протянул ко мне
Вдруг побледнел, тихонько охнул
И на пол съехал по стене.
Второй, держась за пах, сидит,
В беззвучном крике рот открыт.

XXIII
Тут третий, что стоял спокойно,
Налево голову склоня,
Пришёл в движение, и больно
Толкнул к перилам он меня;
Крутнулся этакой лезгинкой,
Сверкнула сталь в его руке,
И – бьёт пружинистой дубинкой
Карандашова по башке.
И – с левой – в челюсть кулаком!
Семён, как бомба, пал ничком.

XXIV
Ну, все, конец тебе, паскуда!
Бросаюсь бешено вперёд…
Читатель, не случилось чуда,
Я получил ногой в живот.
Да, лишь в кино герой отважный
Всех мочит с криком «Вашу мать!»
А мне вдруг стало все неважно,
И захотелось полежать
Но искрами взорвался глаз
И я упал во тьму, кружась.