Пламенный

         Вышли в поле глашатаи, провозгласили первое из слов. Неискушённые, ещё ничего не придумавшие люди.
         Лежал на поле камень – неотёсанный и грубый. Люди думали, что этот камень сам спустился с гор. И дали ему слово «Дикий».
         Не знал никто ещё, как говорить и как солгать. Появились на поле  странники, вслед им пришли великие слепцы. Из Камня Дикого был вытесан безмолвный Монумент, к подножью которого в благоговении припадали пилигримы.
         Явилось витающее слово – и все увидели его. Было оно само в себе, неизречённое никем. Вслед за витающим словом раскрылась Книга Чар. Множеством слов запретных была она наделена. Через них человек мог любить, повелевать и убивать.
         С разных концов Земли прилетели ярко расписанные мифы. Мифы те были о звёздах, про зверей, и про героев. Люди соотнесли их с придумками богов.
         Являлись мужи ясновидящие, богоравные, святые. Кто-то из них искал Истину, а кто-то её же изрекал. И всё это были слова. Слова изречённые превращались в незыблемые камни. А в центре стоял безусловный Монумент. Камень ложился на камень и из всего был сложен Град истинный, несокрушимый.
         Случилось раз одному путнику пересекать прославленное Поле. Слышал он, что происходят здесь необъяснимые явления и чудеса. И что же предстало пред взором человека? Вовсе не град заколдованный, или небесный храм, как он предполагал. Скрежет зубовный, вопли отчаяния, плач невинных – вот что услышал он в пустыне. И глубокий провал в земле – вот что увидел пред собой. Слепцы и безумцы, философы и поэты – толпы самого презренного люда сходили в разверзнутую глубину.
        «Но где здесь боги?! – воскликнул изумлённый человек, – и где посланники богов?» «Мы все лишь играли за богов», – ответили ему ближайшие из цепи.
         Между тем путник сей видел знамение, мираж. Реально на месте том стоял священный Град. Продолжая расти, стремясь оторваться от Земли, град превратился в высочайшую башню, прорвавшуюся за облака. Облик, образ её, был метущийся, не признававший тяжёлое, земное. Как свет от пламени она рассеивала мрак. Кто-то из проходящих произнёс слово «Пламенный», оно отпечаталось у всех на языках.
          К месту воздвижения пламенного града стекалось всё более одержимых и неудержимых. И каждый на общий сход нёс сокровенное слово от себя.
          Как то раз, один мальчик, любопытства ради, зашёл в старинную библиотеку. Долго бродил он меж стеллажей, вознёсшихся под самый потолок. Брал и рассматривал покрытые пылью книги. Какие-то, не подобрав ключа, он отправлял назад, в другие углублялся и стоя так, читал часами. Вдруг  он увидел, как разом вздрогнули книжные ряды, и посыпались из разных книг слова.
          Мальчик так и пропал, не нашли его нигде. Библиотека была старой и большой – настоящий лабиринт – и редко сюда кто заходил. Не мудрено было в этом чреве заблудиться навсегда.
          И вот, через много лет, из полузабытого мира, вышел муж необычный, благородный. Мало кто вспомнил о мальчике, некогда пропавшем, и мало кто его узнал. Вышел он из страны своих литературных кумиров и героев. И знал, что родилось уже существо, которому суждено бродить меж звёзд.     И пошёл, окрылённый, к людям, чтобы поведать им о звездолёте, раскрыть всю истину о нём. Но все смеялись над пророком, называя его, то безумцем, то лжецом, и муж сей исчез  из этого плоского мира. И на этот раз уж навсегда.
          Ходили в обоих мирах легенды о неком беглеце, с боем прорвавшимся на взметнувшуюся башню. Юноша, слишком строптивый, не признававший  законов от людей. Громогласно плевал он на всех незыблемых столпов. Но, разбитый их безупречной логикой, бежал уже в первой схватке. Что у него было, кроме наивности и чистоты!
        Звездолёт спас его, протянув ниточку с недостижимой высоты. И вот он вошёл под защиту непробиваемой брони. С наслаждением юноша начал преображаться и играть. Ему хотелось совсем отречься от ненавистного, презренного им тела. Тело, рождённое быть рабом. Сначала это была смена масок и нарядов, затем игра в богов, затем представление  перед богами. Выйдя за рамки сцены, ибо объём её был слишком мал, он попал к словам первобытным, беззаботным. Ему поведались тайны о людях и вещах. «Не ошиблись ли, не перепутали ли меня с кем-то боги, – подумал он, – или я уже в бездне, в которую мне падать бессмертно, без конца». Так он стал тем, кем хотел, пребывая везде, и всегда, наслаждаясь на празднествах жизни, получив безграничную власть от своих учителей.
        Раз случилось ему выйти в мир им проклятый, о котором он почти забыл. С высоты взметнувшегося в небеса небоскрёба он увидал страну заблудших, неразумных.  Стояли огромные, никому ненужные истуканы, задыхались в собственном смраде города. По планете гуляла, давя всё живое, разумное, Война. «Неужели я вышел из этой гнили, неужели я произошёл от этих ничтожеств и червей?!» – изумлялся он истории своей.
        Пришли к возводимой башне люди. Их спросили: «Вы зачем пришли?» Они отвечали: «Мы посланники, мы избранники судьбы. Есть на нас отличающие знаки».
        Пришли иные герои и сказали: «Мы от людей и играем за людей. Мы принимаем образ – а  далее он играет за каждого из нас. Но мы не есть человеческая плоть».
        Появились мифические персонажи: кентавры, грифоны, сирены, обольщавшие мужей. Любой бы не прочь был попасть в их волшебные силки! Заржали, заверещали и запели. Пришли защитить град вознесённый либо от чёрной, либо от серой пустоты.
        Прилетали несравненные гении – как бы люди, но ничего не имевшие общего с людьми. Самый короткий век был у этих полулюдей-полубогов. Слишком много даров боги обрушивали на любимцев. А гении эти оберегали людей от пустоты.
        Провозгласил звездолёт первые истины от восходящих. Всё шло от слова в этом теле. Слово проговорилось, утвердилось. Только не убивало это слово никого.
         Его устремлённое тело шло из забытой древности в грядущие пустыни. И дантовские стенания, и гомерический смех насытили его безмерное чрево.
         Пришли ещё одни, посланники от рассказчиков, повествователей, певцов. Провозгласили с гордостью: «Мы есть великие лжецы. Мы против истины, мы сами от себя. Много придуманных историй скопилось в памяти у нас. В эти истории мы поведём великий звездолёт».
        Наконец появились непобедимые герои. Быстро расселились по уровням, поделили всю башню до небес. Обрели-таки долгожданную плоть эти призраки и мифы. Разные это были герои. Кто-то был в образе Владыки Тьмы и с первым же лучом света пропадал. Кто-то был чист и благороден и совершал подвиги открыто, безо лжи. Были герои трагические, обязанные погибать к концу своих историй. И были странствующие, подобно Одиссею. Порой на весь Звездолёт раздавались их торжествующие крики.
         Герои знали, заклятие от рутины не выпускает их, гонит по кругу замкнутому вокруг них. Надо было решительно разрывать с этой губительной планетой. У них уже было бессмертие – не доставало Вселенной для него.
        Много бродило в этом мире историй про любовь, большей частью исходили они от поэтов, от их необузданных страстей. Витали и исчезали любовники-герои. Существа бесплотные, не признаваемые за реальных. Но им были доступны все звёзды во Вселенной и самые потаённые в ней уголки. Были это печальные герои, скорее тени, а не люди. Не долог был их любовный век, и всё обычно кончалось смертью, тупиком. И вот теперь звездолёт их навечно уносил.
        Там же, в описанном вокруг себя пространстве, явились слова, рождённые лишь для себя. Это искусство играло для искусств. Эти слова обещали  защиту от будней и тоски.
         Явились однажды к вознесённой башне люди. Они беспрекословно заявили: «Мы – ваши пророки и вожди. Мы знаем, что есть такое Истина, знаем, что было и будет у людей, знаем, куда повести ваш звездолёт». Их выслушали и прогнали: «Пришли вы извне, а ходите во тьме. Не видите, что корабль наш сам истина и свет. И вовсе не мы его, а он нас поведёт».
        Приходили иные пророки, провозглашали прелестные слова. Но, проникнув внутрь воздвигнутой башни, взойдя на Олимп, на самый её верх, начали сотворять извращенцев, уродов, мертвецов. Именно из-за них едва не рассыпалась, казалось бы навечно воздвигнутая красота. Но мертвецы истлели, прах их развеялся на всех ветрах, извращенцы-уроды были изгнаны за пределы осквернённого храма. Что же касается лжепророков, то сами они снизошли в нижайшие ряды, где получили роль, подобающую им чистильщиков и слуг. На олимпийской вершине башни бродил теперь Вольный Ветер, да царило все выжигающее Солнце.
        Приходили иные: смутители и зазывалы. «Не тот корабль был построен, – безапелляционно заявили. – Конечно, есть что-то от знаменитого Ковчега. Всё остальное не то, не про людей. Нет в корабле этом идейной красоты. И никуда он не сможет полететь, ибо в принципе это мифический объект».
        Заявлялись ещё непрошенные премудрецы и краснобаи. Вся их премногочисленная  рать пришла под общим лозунгом: «Ненавидим мечтающих, любящих, летящих». Самые логичные из них провозглашали так: «В то время, как масса народа прозябает в нищете, а экономика в разрухе, кто-то имеет безумие мечтать о звёздах и строить башню до небес». «В то время, как Партия (или Правительство), проявляют титанические усилия по выводу страны из кризиса, тратятся колоссальные средства для полёта в никуда». Но их уничтожили всеобщим смехом. Уже никакая премудрость была не страшна для звездолёта.
        Тогда предложили самые старые обитатели вознесённого града: «Пусть молодые капитаны поведут наш звездолёт».
        Между тем, по Вселенной гуляли мифы о чуде, явившимся на какой-то заурядной планете. Кто-то видел столпотворение народов и возводимую ими башню до небес, кто-то слышал миф о беглецах. Долго де, блуждал по пространствам корабль с беглецами и пристал, наконец, к желанным берегам. Кто-то рассказывал о замке, заколдованном неизвестно кем и для чего. Иные же видели храм с настежь открытыми дверями. Входящий в сей храм обретал таинственное слово, способное очаровать кого угодно и убить.
         Были, однако, и такие, что приходя лицезреть волшебный храм, не находили ничего. Жалкие, убогие слепцы!
         Явились последующие – их время привело. Никто бы не сказал, что это герои, или боги – ни в стати, ни в замыслах своих. Они сказали: «Вы нас позвали – мы пришли. Мы есть реальность, во плоти». Они посмотрели на содрогающееся в  страстях тело корабля. «Да можно было улететь на этом чуде во Вселенную сто тысяч лет назад! А так – сколько бесплодных грёз воспарило и разбилось, сколько поэтов-мальчиков увязло в болотах и дождях, сколько одиночек на этой Земле сошло с ума. Почему же никто из них не отыскал друг друга? Давным-давно они могли построить свою мечту и улететь!»
         Эти существа тоже были люди, но пришли и увидели всё со стороны. Были они прозорливы, молоды, дерзки. Готовы были здесь утверждать свои идеи и проложить маршруты к предельным берегам. О Золотом Веке, о грядущем торжестве протрубили они из-под облаков. «Мы поведём вас в бессмертие – из тлетворных тупиков. Мы поведём вас в непобедимую любовь, в неубиваемые времена. Мы поведём вас к истинно добрым богиням и богам». Они же сказали: «Мир есть вокруг и мир есть в вас. В первооснове вы звери: в любопытстве, в голоде, в жажде любить и убивать. Много выпито вами незамутнённой влаги. А ныне пришло вам время покинуть города, забыть искусство войн, узнать про искусство познавать».

          И наступил тот долгожданный миг. Все понимали, человек преобразуется в иное, последующее существо. Со Слова Первого Человек начинал и тысячи лет придумывал слова. И вот Человек преображался, уходил.
          Очень торжественен, как у богов, был их момент отрыва от планеты. Всё разрешилось по истине, все печальные страсти были в момент утолены. Тела уходивших освободились от бремени планеты навсегда. Мир вокруг перестраивался на глазах: пошли по небу звёзды, каждая своим путём, пришли в движение горы, реки и леса. Мир выходил из хаоса – в центре его появился звездолёт.
          Молодой экипаж прокладывал первый, истинный маршрут. Раздавались последние команды и отбрасывалось всё ненужное – рутинное, злобное, свинцовое, не дававшее кораблю ранее взлететь. Уже ничто не связывало «Пламенный» с заблудшей, потерянной планетой. Он оторвался, завис на мгновенье и ушёл.
         «Не это ли пограничье сфер?» «Смотрите, звёзды тоже живые, идут навстречу нам!» – раздавались восторженные голоса. – «Да что вы, это Рай. Та самая обитель. А звёзды – гении, улетевшие с Земли». «Да нет же, это страна богов! Разве вы не увидели картины? Звёзды, как ангелы, сотканные из лучей. А мы все умерли и к этим звёздам вознеслись». «Да вовсе нет, мы в Театре Бессмертия. И сейчас начинаем по-настоящему играть. Какое лучистое блаженство!» «А кто расскажет Историю Первую, придуманную  за Чертой?  А кто воспоёт из нас наконец-то счастливую любовь? Кто посмеет о самых трепетных тайнах прокричать?»
         Дерзкие капитаны меж тем вели свой корабль в глубины. Они-то знали: там встретят людей  иных из слов непонятных и чужих.
         Вышли к ним безымянные планеты и люди дали им человечьи имена. Попадались миры без движения и жизни и люди для каждого сочиняли свою, очень трогательную жизнь. Увидели существ безликих, прозрачных и без тени и каждого сделали с лицом, характером, покровом. Повстречались им царства тусклые, прозябавшие во мгле. Их всех одарили  точными, не достававших до яркого облика, словами. На века, навеки запечатлелись в тех царствах их слова.
         Кое-кто стал уходить от корабля. Кто-то выгорел до конца и пожелал одиноко умереть. Кто-то перерос в сверхчеловека, а кто-то вообще исчез неизвестно куда и почему. Оставались самые светлые, самые солнечные – любимцы и баловни богов.
         Повстречались им первозданные звёздные замки. Неприступные, выстроенные из диковинных, не выговариваемых слов.
         Повстречался им путник, изрекавший слова наоборот. Хоть и был он полная противоположность людям – голова внизу, а ноги вверху – но утверждал, что человек есть именно он, они же не люди, не сущее, не жизнь. Далее, всё, как полагается в подобной идее: звёзды всего лишь нарисованы кем-то, смерть цвета белого и, по сути, торжество, смех – признак несчастья у людей. Одна реальность, одна единственная жизнь во Вселенной – это он. Но земляне шли по Вселенной с добрым словом  и с антифактом не вступали в спор. Его не заметили совсем.
        Встретился им ковчег прелестниц. Таких красавиц, что ни словом описать. Вынырнул ковчег неожиданно, из ниоткуда. Только и успел ахнуть от восхищенья экипаж, как призраком прошёл ковчег сквозь звездолёт и был таков. А земляне успели лишь запечатлеть его в словах «волшебство» и «чародейки».
        Встретилась им открытая планета. Кто-то приходил на неё, кто-то уходил, кто-то даже жил. Но никто не считал её своей. Много было народу на этой планете, много разных существ, много вольных городов. И никак не давалась планета, никак не могли её люди разгадать. Так и осталась она недоступной для человечьих слов, с тем и покинули её земляне навсегда.
        Встретилась им заброшенная планета. Давно уже к ней никто не прилетал. Ненужная, нелюбимая, забытая. Падшие статуи, омертвевшие города, бесприютные машины. Люди почувствовали: планета схлопывается, надо срочно уходить. Металл и камень рассыпались на глазах. Что-то своё задумала планета. И безразличны ей были пришлые мысли и слова. Едва стартовал корабль, как планета полностью закрылась, ушла куда-то в самоё себя. На месте былой цивилизации плескался спокойный океан.
        Так проходила вечность, за ней другая, третья. Для смертных время, а для бессмертных всё-ничто. Иные герои не замечали ни хода времён, ни их упругость, ни их вязкость. Иные гении торжествовали: фундаментальные вопросы мироздания им открывались так просто и легко.
         Всё менее их оставалось лететь на звездолёте. Порой единым словом создавали изгои целый мир и поселялись в нём. Кто-то в роли судей, кто-то царей, а кто-то и богов.
         И остался на корабле последний человек: один-единственный ребёнок. Мальчик этот, 12 лет отроду, ещё не совершил ничего, да и не думал ни о чём, но знал о Вселенной всё. Он знал о всём естественно, как бы дыша. Все тайны – в причинах и исходах – как видимо  блёсткие, так и порочные, в тени. Однако ничем никогда не восторгался, ни отчего не ужасался, и оставался чист. Знал он, придёт к нему Слово Первое  когда-то – и он в него войдёт.
         Показалось ему однажды, что настал конец звёздному пути. Вот оконечность Мира, некуда далее лететь. И тотчас какая-то планета вышла ему навстречу. И приняла его, и он не знал,  явь это, или сон. Вернее, словами, что есть,  не мог определить.
         Мальчик то ли проснулся, то ли родился, то ли пришёл издалека… вдругон обнаружил себя в неком заброшенном саду. Сад этот цвёл, благоухал и плодоносил великим разнообразием цветов и их плодов. Мальчик подумал, возможно ждали здесь давно кого-то – а именно его.
         И вышел к нему из-за деревьев человек. С виду обыкновенный, с лицом заурядным, с манерами, на притязающими ни на что.
         «Вот ты и пришёл, – промолвил человек, – осталось тебе отведать сих плодов».
         Мальчик возликовал про себя: «Наконец-то начнётся История. И будет всё это про меня!»
         Человек этот обыкновенный, невеликий, изрёк кое-что ещё: «Слово заканчивающее, как и первое – Любовь. Заклинаю тебя на это Слово!»
         Теперь юноша воскликнул вслух: «Наконец ты открыл мне это Слово!»
         Человек, по-прежнему себя не называвший, ему последнее сказал: «О блаженный, ты не знаешь ещё, как оскверняет и убивает это слово! Люби не во слово – во имя и во плоть». С этим, улыбнувшись отроку, не разъясняя ничего более, как пришёл простым, незаметным, так ушёл.
        Видел отрок далее чудо, но обыкновенное, не волшебство:  вспыхнул свет за деревьями, и что-то схожее со звездой, в ореоле из сочных красок, пошло быстро в высь, на небеса.
        Мальчик остался один в нетронутом саду и стал здесь царствовать, любить.