Как сказал он мне, слово грубое

Повстречал я в пути обормотину:
То ли человек, то ли пугало,
- Ты откуда такой, живоглотина
И куда держишь путь, человечина?
Где твоя матушка Родина?

На вопрос ответил он грубостью,
Несусветною бранью площадною,
Сам ты, мол, обормотина,
Хоть имеешь одежду ты ладную,
Да внутри  ты такой же уродина.

Ты, поди, подзабыл родословную,
Тварь безродная, да холёная,
Ездишь тут, измываешься,
Где твоя личность, исконная,
Потерял видать, и не каешься.

Не привык к речам я ругательным
И терпеть не буду я хамщины,
От какого-то грязного нищего.
Рода древнего я, из Рязанщины,
До сих пор там деревня Канищево.

И фамилии знатной - Денисовы,
Исконно русские, православные,
И  к другим душою открытые,
Хоть и были крестьяне бесправные,
Жизнью тяжёлой сильно побитые.

Справа от дома - деревня Благие,
Слева другая деревня – Студёнки
,
В церковь молиться в Благие ходили,
Был ещё жив тогда  колокол звонкий,
Там отпевали, венчали, крестили…

Прадед был  мужик -  Голова -
Помощь сельчанам оказывал,
Крыши крыл с ночи до утра,
За работу не брал, сказывал:
“Что там с нищих брать - голытьба”.

А прабабка была дюже смирная
Хоть бранилась, не от злости ведь
Поворчит чуток, и на прялке прясть
И любила она при лучине петь
Песни русские, просто страсть...

Дом сложили кирпичика красного
И соломой покрыт, как положено,
Сладко топится печь поутру.
Горница светла и ухожена
И иконы  стоят в красном углу.

Слава Богу, встала в русло жизнь,
Что взяла -  назад отдала,
Вон перина у нас - перо к пёрышку,
Скоблены топором полы до бела,
Окна в доме с видом к солнышку.

Так и жили бы, припеваючи,
Да пришло в сельсовет предписание
“Богатых” сельчан раскулачивать,
Активисты собрали собрание,
Чтоб решить, как сие проворачивать.

Порешили на собрании общем
Бабушку Дусю записать в комиссию,
Чтобы с ними ходить, раскулачивать -
Выполнять пролетарскую миссию -
Карманы голытьбе выворачивать.

Как пошёл комитет раскулачивать,
Да добро сельчан своих пропивать,
У соседей стали, против дома нашего
Пряжу нагло с печи воровать,
И хозяина унижать, за них воевавшего.

Один день проходила в комиссии 
И в столицу, на вредный завод,
В трудовой книжке одна лишь строка:
“Оператор установки. ГОСНИИОХТ”:
Двадцать пять лет от звонка до звонка.

Наши корни оторвались от колхоза,
От люцерны, силоса, навоза,
Вот живём в Москве теперь убого
В коммуналке ГОСНИИОХТа.
Ох, как нас там очень много.

Ноет сердце, печень - ностальгия,
В наших душах поселилась невралгия.
На заводе работаем все честно,
В коммуналке ГОСНИИОХТа очень тесно.
И таких, как мы - много повсеместно...

Вновь вернулся Божьей речи дар
И сказал, что зла я не держу
Понимаю его, он в дороге устал,
Больше ему ничего не скажу,
Он сам меня окликнул, позвал.

И сказал обормотина вежливо -
Отраженье твоё я, во времени
И иду я обратно в Рязанщину,
Мне Канищево именье завещано -
Возродить хочу сызнова  барщину.

Там пропили всё и порушили,
Деревенька стоит опустевшая,
Земли все пришлым распродали
И земля стала там грешная -
Много лет на ней не работали.

В нём узнал себя, сколько ж лет прошло,
На коня мы сели усталого,
Говорили долго, солнышко зашло,
Мы не жили сто лет там, без малого,
Время назад возвращаться пришло.

2005