Воровка

               

Ей не стало легче после исповеди. Наоборот, когда она вышла из храма, казалось, тяжесть греха давила на сердце с большей силой. Вера Васильевна
и крестилась, и исповедовалась одновременно., уже после ухода на пенсию.
Нельзя сказать, что она вполне сознательно пришла к Богу. Сомнения оставались, и по сей день. Невольно лезли в голову мысли, несовместимые с верой. Чтение библии ничего не давало. В ней она находила много таких парадоксов,  которые противоречили здравому смыслу. Так, в родословной Иисуса Христа перечисляется  сорок предков Иосифа. А зачем? Чем он  был знаменит до появления Христа? Кто мог знать его предков до сорокового колена? Можно ли простому человеку запомнить все эти еврейские имена? Тем более, что Иосиф никакого отношения к рождению Христа не имеет. Он отчим.
А Иисус – сын Божий. С верующими же говорить на эту тему бесполезно.
Они никогда не дают прямого ответа на вопрос, только цитируют библию и призывают: «А ты верь – и всё». У евреев так принято, не надо сомневаться.
Родословная ведётся по отцовской линии. Но Иосиф-то не отец, а отчим!
        Её уверяли в том, что библия не даётся тем,  кто не верит. А как же можно поверить, если не знаешь, чему верить? Чужим словам? Но они  не убедительны.
Она вообще не понимала людей, у которых спрашиваешь одно, а они тебе отвечают другое.   Например: - Сколько ей лет? А тебе отвечают – она с 27 года.
Или:  - Какое сегодня число?  А тебе говорят – пятница.  Какого цвета была кожа у Адама и Евы? – А Бог всех любит, не зависимо от цвета кожи. Ты им про Фому, а они тебе про Ерёму.
          Атеисткой Вера стала ещё с четырёх лет. Бабушка Груня воспитывала своих внуков в страхе Божьем. Всё то, чего хотелось Вер, оказывалось греховным. Смеяться во время еды нельзя – грех, ставить локти на стол или ноги на проножку стула – тоже грех.  Но особенно Веру беспокоил грех – ронять хлебные крошки на пол. Хлеб, от добавления ячменной муки, был таким сухим,
что при каждом откусывании сам крошился. В конце – концов, она заинтересовалась, как же начисляются грехи: за все крошки хопом или за каждую крошку в отдельности. У бабушки этот вопрос вызвал растерянность.
Но, подумав несколько секунд, она ответила, что за каждую крошку в отдельности. Таким образом,  Вера пришла к выводу,  что у неё грехов уже выше крыши и не видать ей рая как своих ушей. Поэтому она решила грешить напропалую. Возникали так же сомнения насчёт того, что не может быть ни одного человека, что не может быть ни одного человека, который за свою жизнь не уронил бы ни одной крошки на пол. Значит, рай пуст. Выходит, что терять нечего. А потом школа и пионерская организация закрепили окончательно атеистическое мировоззрение. Но чувство содеянного греха  оставалось навсегда, когда она поступала вопреки законам совести. Особенно один грех
 из далёкого послевоенного детства не давал ей покоя. Она не понимала, как это люди , ограбив кого-то или  убив человека, не сходят с ума? Почему всемогущий Бог допускает существование, таких преступников   как Гитлер или Чикатило?  И в каком писании можно найти ответ на этот вопрос. Зачем так много жестокости и несправедливости в этом мире? Почему только одна она должна мучиться своим грехом и не видеть никакого способа избавления от этого мучения. Она даже хотела писать на передачу «Жди меня», чтобы найти эту девочку. Но так и не решилась. Стоит ли отвлекать людей, которые ищут пропавших без вести родных и близких.
             Память то и дело возвращала её к тому злополучному вечеру, когда она так низко пала. Хотя бабушка говорила ей, что до семи лет грехи идут на мать,
а после семи на самого ребёнка. Вера не помнила, сколько тогда ей исполнилось лет, но точно знала, что в школу она ещё не ходила. Однако это обстоятельство её мало утешало.
             До войны Верочке много покупали кукол, но они быстро все куда-то исчезали. А потом выяснилось, что её старший братишка любил хоронить кукол, а потом не мог найти место захоронения. Эта мания у него, очевидно, возникла от суровой действительности. Почти каждую неделю кого-то хоронили. Умирали часто старики и дети. Больница находилась в районном центре в семи километрах от деревни. Детских садов и яслей не было и в помине. Грудные дети оставались дома под присмотром старших сестёр и братьев. Хорошо,  если нянькой оказывалась сестра: у девочек всё-таки генетически есть какой-то материнский инстинкт. В ином случае это  заканчивалось трагедией. В одной семье два старших брата лет пяти – шести, нянчили младшего, третьего по счёту. который лежал в люльке. Чтобы он не плакал и не мешал им играть, они плотно накрыли люльку шерстяным пледом. Когда родители вернулись с колхозной работы, то обнаружили мёртвого младенца. Одна молодая вдовушка прижила себе ребёнка от местного бригадира Васьки Жарикова.  Бригадир был огненно -
рыжим. В деревне почему-то не любили чёрных,  а  рыжих просто со свету сживали  всякими дразнилками. Наподобие «Рыжий,  рыжий,  конопатый
убил дедушку лопатой». Наш деревенский подпасок  Витька Царьков  всё  лето не снимал кепку с головы. В деревне не очень-то разбирались в оттенках, поэтому под марку рыжих подходили и обладатели  волос медного цвета, и  - каштанового.  Одна девочка по современным понятиям считалась бы красавицей.
Свои вьющиеся светло-каштановые  локоны, она прятала под платок, который повязывала до самых бровей. Добавьте ещё к этому белую кожу с нежным розовым румянцем и распахнутые глаза цвета небесной лазури. Сам Васька
Жариков почти выцвел, а его греховный плод по мере роста становился всё более ярким  рыжиком,  что явно указывало на  происхождение  незаконнорожденного ребёнка.  Это и погубило несчастного младенца.
С позволения матери двое братцев придушили его подушкой. Всё обошлось без судебного разбирательства.   Списали на несчастный случай. Хотя происхождение ребёнка ни для кого не оставалось секретом... Но вдовушка всё же хотела замести следы. Бог ей судья. Колька Баранов оказался новатором своего дела.  Он для своей  младшей сестрёнки  Танюшки выкапывал ямку и сажал её туда, а сам отправлялся играть в городки или лапту с другими мальчишками.
Бедный ребёнок сидел там до прихода родителей. Колька передавал сестрёнку с рук на руки без синяков и без одной царапинки, а что у Танюшки потом  были
ноги колесом от рахита, так на это никто не обращал внимания. По деревне полно бродило рахитиков с кривыми ногами и огромными животами. Война и голод были тому причиной.
             Двухлетнюю Верочку тоже приходилось поручать четырёхлетнему братцу Гришке. Девятилетняя нянька, двоюродная сестра детям, с первого сентября пошла в школу. Как только Настасья переступала порог, так Гришка закрывал дверь на замок, а сам убегал на улицу до прихода матери. А когда он потерял ключ, то Настасья стала  закрывать детей на замок сама.  К окну была приставлена калитка, вместо лестницы. По ней Гришке разрешалось изредка
вылезать на улицу, когда сестричка спала. Но это «изредка» превращалось
в такое же гуляние братца, как и раньше.  Однажды Верочка, вдоволь наревевшись, тоже решила воспользоваться  Гришкиным методом. Она открыла окно и спустила ноги,  но они не доставали до первой перекладины.   
Она сорвалась и полетела вниз, подолом сарафанчика зацепилась за колышек
и повисла вниз головой.  Какая-то бабушка шла с рынка и увидела, что висит какая-то красная тряпка и при этом истошно орёт.  Она посадила ребёнка на подоконник, закрыла окно и пригрозила Верочке кулаком, дабы она больше не делала попыток вылезать через окно.
         За свои  тёмно-карие глаза и чёрные волосы девочка получила  прозвище
«цыганка». Когда в гости приходили соседи, то они всегда подшучивали над Верочкой: - Ой, какие чёрные глаза, наверно, не моешь их никогда?  Первое время она послушно шла в чулан, подставляла свои ладошки под струйку воды из рукомойника и тёрла ими только глаза. – Вот теперь совсем другое дело, - хвалили её, а сами хитро улыбались. Потом эта процедура ей надоела.
- Сколько их не  умывай, а они всё остаются чёрными, - думала она. Но ненавистное прозвище отравляло ей жизнь все школьные годы.  А всё началось с того, как Верочка спросила мать: - А где я была, когда меня не было?  И это был не риторический вопрос. Она неоднократно слышала от неё: -Это было ещё тогда, когда тебя на свете не было. Взрослые все засмеялись, а крёстная тётя Маша ответила: - У цыган. Тебя цыгане потеряли, а твоя мама нашла  под кустом. Так и закрепилось за ней это прозвище. Уж если в деревне наградят кого-то прозвищем, то это навсегда.
           Одна кукла, которую купила ей бабушка, была сделана из папье-маше.
Она представляла собой младенца почти в натуральную величину, завёрнутого в зелёное одеяло. Верочка сразу побежала хвастаться перед подружками новой игрушкой, но они стали смеяться над ней: Что же это за кукла, да у неё же ни рук,  ни ног нет. – Неправда! – Злилась Верочка, - и руки и ноги есть, только они завёрнуты в одеяло. Так объяснила ей бабушка. Но играть с этой удивительной куклой пришлось  не долго. Вера подумала, что надо куклу хорошо спрятать,
а то,  как бы Гришка и её не похоронил.  Таким образом, она впервые убедилась,
что сначала было слово. Гришка, который до этого сидел и рисовал танки с самолётами, вдруг неожиданно вскочил, схватил куклу и ударил ею Верочку по голове. Лицо куклы рассыпалось на множество кусочков,  и она убедилась, что внутри у неё действительно нет ни рук, ни ног, а только одна пустота.  Потом
они вместе с Гришкой хоронили куклу под кустом смородины. После была ещё одна кукла, для  изготовления которой в магазине покупался целлулоидный бюст, а всё остальное к нему приделывали. Одежды шили вместе с бабушкой из разноцветных лоскутков. Но больше всего Верочке нравились куклы из соломы,
их очень искусно мастерила и одевала бабушка. Кукол делалось
делалось около десяти штук. Когда их поставишь на столешницу и будешь
стучать по ней кулаком, то куклы начинают танцевать как в ансамбле «Берёзка».
Очень забавно получалось.
           Потом грянула война,  и все куклы куда-то исчезли. Соседской  Зине один немец подарил целлулоидного пупса величиной с ладонь взрослого человека.
С этим пупсиком  Зина и запечатлена на фото опять же немецким военным фото- корреспондентом. Наверное,  для немецкой газеты , чтобы в Германии читатели и
знали о нашем «счастливом» детстве в фашистской оккупации. Вера тоже мечтала о такой же кукле и надеялась, что Зина когда-нибудь её потеряет, а она
найдёт
И счастливый случай подвернулся. Как-то раз она возвращалась домой и на зелёной лужайке перед своим домом заметила немецкую консервную банку овальной формы, сделанную из гофрированного алюминия, перевёрнутую вверх дном.
Не зря говорят, что если чего-то очень захотеть, то мечта сбывается.
Под банкой действительно лежал пупсик. Зина,  как и Гришка,  любила играть в похороны.  Вера прижала к груди бесценную находку и, и не чувствуя под собой ног помчалась домой. Но счастье обладания сокровищем длилось не долго.
Пришла бабушка, отобрала куклу и отнесла Зине.  Она не разрешала брать ничего чужого.
           Война ещё продолжалась где-то на западе, а немцев прогнали из деревни
После освобождения Ржева.  Остались разруха, голод и заросшие овечьим щавелем поля. Нищие ходили один за другим, просили кусочек хлеба или
засохшую на сковородке картошку. Её «обжаривали» в печке без масла. 
Чаще всего деревню посещала девочка  примерно такого же возраста,  как и Вера. Может быть, чуть постарше. С нею был ещё братик, мальчик лет пяти от роду. Бедные сиротки.  Вспоминая то время, Вера Васильевна удивлялась,
почему никто из взрослых не отвёл детей в детдом, который находился  всего в одном километре от деревни, в том же селе, где была школа и больница.
Наверное, после войны было не до этого, в первую очередь болела душа
о своих детях. Приходилось с нуля восстанавливать колхоз, свои разрушенные жилища, во что-то одеваться и чем-то питаться… Вся тяжесть послевоенного быта ложилась на женские плечи. Заросшие сорняками поля бабы пахали на себе. несколько баб тянули плуг, а одна держалась за  ручки плуга.  Класть правильно пласты почвы не у всех получалось.
            У нищей девочки  была одна вещь, которая  вызывала жгучую зависть у нашей героини. Конечно  же,  это была кукла. Девочка подобрала где-то головку от разбитой фарфоровой статуэтки. Обмотанная тряпкой палочка была вставлена в шейку головки. К этой палочке были примотаны и привязаны суровыми нитками все остальные недостающие части тряпичного тела. В гардеробе  послевоенной  куклы  имелось несколько одёжек и разноцветных кусочков ситца. Кукла выглядела почти фабричной.  Нищие дети остановились на ночлег
У Верочкиной бабы Груни. Они жили у неё несколько дней. Верочка не раз пыталась у нищей девочки выменять куклу. Она предлагала ей самые ценные свои вещи: сундучок, который сделал  дядя Егор специально для игрушек,
голубую эмалированную тарелочку от кукольного сервиза,чудом сохранившуюся после войны,  или…   большой ломоть хлеба. Но девочка не поддавалась на уговоры и отвергала все предложенные сокровища.  Верочка и не помышляла о воровстве, всё получилось как-то само - собой.  Дети ночевали у бабушки последнюю ночь. На приступке, возле печки, стояла котомка с нехитрым нищенским скарбом. Из горловины котомки, стянутой верёвочкой,
торчала фарфоровая головка куклы. Вера быстро сообразила, что можно стащить одну головку,  а туловище потом приделать. Сказано – сделано.
 Она быстро схватила головку и скрылась за дверью.  Верочка надеялась, что девочка не заметит пропажу сразу.  Уйдёт подальше от деревни, а потом не станет возвращаться назад.
             Утром она залезла на печку, открыла свой сундучок и стала мастерить туловище куклы из тряпок. Вдруг за окном мелькнула чья-то тень. Конечно,
это девочка шла за куклой. Верочка быстро спрятала головку себе под коленку.
Открылась дверь,  и  в избу вошла девочка. Она поднялась на  приступку и молча вытряхнула содержимое сундучка на печку,  но там пропажи не оказалось.
Тогда девочка твёрдо сказала: - Отдай, ведь это ты взяла,  больше некому. Нашу воровку бросило в жар, она сгорала от стыда за содеянное воровство,  но
ей не хватило духу признаться, и она отрицательно покачала головой. Горячая печка обжигала ногу,  но она терпела. Уж лучше провалиться сквозь землю, чем признаться.  Стыд-то,  какой.  Девочка ушла ни с чем, но следом появилась бабушка. Она долго уговаривала внучку вернуть куклу: - Ведь ты нищую девочку обокрала, грех - то какой. Но Вера и тут струсила. Лучше умереть, чем признаться. Она ещё крепче прижимала ногу к печке, под которой лежала злополучная головка. Дети ушли из деревни и больше они  здесь не появлялись.
 Может быть, добрые люди догадались определить их в детдом. А Вера с ужасом поняла, что она не сможет играть с этой ворованной куклой. Мама увидит и
непременно спросит, где взяла. Бабушка узнает и вовсе застыдит. Теперь эта
головка жгла душу посильнее, чем печка.  На чужом несчастье не построишь своего счастья. Народная мудрость. И Верочка выбросила головку в подпол через окошечко за печкой, проделанное для кошки.  Зато эта кража для неё стала первой и последней в жизни.
           Когда батюшка спросил её о грехах,  она,  прежде всего,  покаялась в этом своём первом грехе. Он не давал ей покоя всю жизнь.  Вера Васильевна заметила, как у батюшки недовольно дёрнулась щека.  – Никого не убивали? - неожиданно спросил он,  чем поставил её в тупик, а когда она отрицательно
покачала головой, задал ещё один вопрос: - Не пила ли она вчера?  Вера Васильевна опять не поняла, о каком питье идёт речь. Воду что ли,  нельзя было пить? А когда он наклонился пониже, чтобы разъяснить. То от него пахнуло стойким  перегаром. 
          По дороге домой она всё думала, как же это получается: 
 кающемуся грешнику пить нельзя, а исповеднику можно. Но одно ей стало совершенно ясно, что никакое отпущение грехов до конца дней не избавят её от угрызения совести. Именно это и есть ад при  жизни.  Счастливы могут быть только те, у кого чиста совесть.